Пятница, 29.03.2024, 10:37
М и р    В а м !
Главная Регистрация Вход
Приветствую Вас, Гость · RSS
Меню сайта
Категории раздела
Латвия [33]
Архимандрит Кирилл (Начис) [5]
Протоиерей Георгий Тайлов [1]
Протоиерей Кирилл Зайц [3]
Поиск


 Каталог статей
Главная » Статьи » Православие. Личности. ХХ-XXI вв. » Архимандрит Кирилл (Начис)

Православная газета «Леушино» от 16 марта 2008 г.


10 марта 2008 г. преставился архимандрит Кирилл (Начис), долгое время бывший духовником Санкт-Петербургской Епархии. Посвящаем памяти батюшки Кирилла публикацию прощального слова его духовной дочери писателя и историка Ольги Ковалевской.

ДУХОВНИК
 
Слово прощания
 
В первый день Великого поста, после Прощеного воскресенья, на 88-м году жизни скончался архимандрит Кирилл (Начис) – духовник Санкт-Петербургской Епархии, кандидат богословия, первый наместник возрожденной после десятилетий запустения Свято-Троицкой Александро-Невской лавры в 1994-м году, отмеченный Церковью за свое служение несколькими наградами. Сказать проще – духовный отец многих и многих православных в Петербурге, Москве, Ленинградской области, Латвии, разных городах России и мира.
 
Прослужив за свою священническую жизнь в восьми храмах, восстанавливая полноценную духовную жизнь в разрушенных приходах, он оставался духовным пастырем для каждого, кто приходил к нему в храм за молитвой и за советом. Люди по жизни так и шли вслед за ним из одного храма в другой, куда его переводили, и паства его росла и множилась. Здесь были священники и монахи, художники, врачи, преподаватели вузов, учителя, инженеры, рабочие и люди совсем простые, у кого хватало сил выживать в нашей суровой жизни и молиться.
 
Неисповедимы пути Господни. Первый день поста стал для него освобождением от пут тяжелой болезни, постоянной двухлетней неподвижности и заговеньем в жизнь вечную. И не есть ли это знак, что и жизнь вся его была постом, постоянным покаянием, очищением и молитвой. Постлянным отказом от благ, удобств и удовольствий. Последний день его жизни – Прощеное воскресенье – может быть, знак того, что он нас, духовных его чад, простил? Простил нам наш эгоизм, нерадение, лень, невнимание...
 
Вспоминаются и проходят нескончаемой чередой встречи с ним. Вот полутемный зал Духовной академии после службы. Вечерний час исповеди. Сумрак, заполнивший зал, как темное покрывало, окутывает строгие покаянные мгновения. Темные силуэты прихожан и студентов Академии сгрудились за спиной батюшки. А он читает молитву. Его слабый уставший после службы голос четко раздается под сводами:
- Боже! Очисти нас грешных!...
- Боже! Очисти нас грешных!...
 
А потом его призыв ощутить эту минуту как последнюю на земле, открыть душу Спасителю, осознать грех и успеть покаяться. Седина обрамляет его голову и кажется, что его волосы светятся.
 
И незабываемо чувство легкости, освобождения и радости, когда возвращаешься от него из Духовной академии или из его кельи.
 
Каждый из многочисленных его духовных чад ощущал себя единственным в его жизни. Потому что он радовался каждому из нас как единственному. Он скорбел о нуждах и заботах каждого, разделяя печаль и радость. Расставаясь, спрашивал: «Когда приедете?»
 
Он учил своих духовных чад «оправданием своим», любовью. Он никогда не порицал, не повышал голос. Наставляя, чаще всегд рассказывал, будто невзначай, случай из жизни, или давал прочесть книгу. И рассказанный случай, и книга оказывались ответом на мучивший вопрос.
 
Но более всего вразумлял, конечно, пример его собственной жизни. Это воспитание с детских лет в вере. Крепость и твердость этих убеждений давала родная Латвия, где он родился и возрастал, с ее незыблемыми церковными традициями, которые укреплял святой патриарх Тихон и святой новомученик архиеписком Иоанн (Поммер); намоленные храмы Двинска, Гривы и Риги, не затронутые атеистическими погромами; наставники гимназии, священники, которые сопровождали долгие годы по жизни Леонида Начиса; это Латвийский универсиетт в Риге с его бережным отношением к традициям русской культуры. Это семена, упавшие в добрую почву, брошенные педагогами Русского Студенческого Христианского Движения в Латвии.
 
Рассказывая о своей жизни, о.Кирилл часто вспоминал и сопоставлял факты, которые он умел читать как предначертания. Например, он рассказывал, что человеку, отбывшему заключение в ГУЛАГе, прописаться где-либо было очень трудно. «А я-то ордер на квартиру еще в ГУЛАГе получил, в Инте». «Как же это возможно?» - спрашиваем. «А вот как, - отвечает батюшка, - нас всех заключенных, Захаров Кузьмичей, как мы себя в шутку называли, подписывали на облигации. Высчитывали с нас сколько-то и давали к облигации квитаницю. Прошли годы. Я освободился. Помыкался с пропиской несколько лет. Случилось так, что на моих руках оказалась мама. Она была в возрасте и совсем незрячая. Я приобрел по везенью полдомишки в Гитчине на ее имя. Здесь мы с нею и поселились. Потом государство эо место заняло под стройку, и нам дали квартиру в благоустроенном доме. Привожу я как-то раз в порядок документы, стал их рассматривать и вспоминать былое. Смотрю на ту квитанцию, что дана была к облигации, и глазам не верю: первые две цифры на ней – номер нашего дома, а вторые две цифры – номер квартиры. Да, кстати, и облигация та выиграла. Так, я считаю, что еще в ГУЛАГе дан мне был знак, что я буду иметь крышу над головой». Таких примеров батюшка рассказывал не мало.
 
Он смиренно исполнял свои монашеские послушания, как бы они ни были тяжелы. И он умел давать решительный отпор, проявляя железную волю, когда его пытались заставить делать что-то против его убеждений. После лагеря соответствующие службы взяли его на «крючок». Незнакомые в штатском, с безликими физиономиями, останавливали его неожиданно то на вокзале, то по дороге в Академию и заводили туманные разговоры, клоня к тому, чтобы он, по их мнению, человек с запятнанной репутацией, бывший зек, стал осведомителем. Предложен был и псевдоним, под которым он будет строчить доносы – «Витебский». Батюшка, тогда он был еще отец Леонид, категорически отказался. За этот отказ он долго расплачивался. Его, талантливого богослова, уже не ждала блестящая будущность. Он был обречен на долгую борьбу с уполномоченными по делам религий на дальних разрушенных приходах. Такова была расплата за строптивость. За десять лет ему пришлось сменить восемь храмов в разных районах Ленинградской области. Кстати, о псевдониме. Последние, очень недолгие, годы жизни батюшка жил в маленькой однокомнатной квартирке в Петербурге на проспекте с таким интересным названием – Витебский. Это утешение, может быть, было предначертано ему уже тогда, когда он не сломился под натиском подлых увещеваний? Здесь, в этом спокойном пристанище, ему выпало несколько (правда, немного) мгновений тихой созерцательной жизни, мгновений, редко выпадавших в череде дней церковных служб, дней, в которые он принимал исповеди студентов, священников, мирян.
 
...Он поднимался на четвертый этаж, считал ступеньки в маршах, чтобы легче было подниматься, открывая дверь, долго бренчал ключами, так как не слушалась больная рука, входил, снимал головной убор и сразу устремлялся к иконам, в Красный угол, тихо шевелил губами, наверно благодарил Господа.
 
Он не имел никаких привилегий. После тяжелого инсульта, настигшего его в середине восьмидесятых, ему было трудно ходить и двигать левой рукой. Всегда безукоризненно опрятно одетый, как он одевался, застегивался? Как облачался, надевал поручи... Несколько раз в неделю он добирался до Духовной академии, преодолевая по пути большие трудности. Высокая платформа, духота метро, переходы по лестницам и эскалаторам, стояние на ногах в переполненном вагоне. На предложение подвезти на такси всегда категорически отказывался, вскидывал на плечо ремень тяжелой сумки и отправлялся в путь. Только в самые последние годы жизни нашлись прихожане с машиной – старались подвозить его, облегчая тяготы трудной дороги.
 
Он и обязанности свои выполнял почти бесплатно, будучи нагружен до предела. Одна прихожанка спросила его как-то: «Батюшка, Вы работаете в такой-то день?» - она назвала число. Отец Кирилл отреагировал на вопрос необычно сурово: «Я не работаю, я – служу», - ответил он. Он мог бы сказать «служу церкви, Богу», но о себе он всегда говорил кратко и без лишних эмоций. Это на наши вопросы он отвечал, цитируя Евангелие, или, если вопрос касался бытовых тем, то отшучивался.
 
Вот несколько его ответов прихожанам:
 
- Вы спрашиваете, правильно ли вы осмыслили и проанализировали текст? Знаете, давайте не отцеживайте комара...
 
- Вы огорчаетесь поведением этого человека? Но о таких сказано – они только увеличивают восрылия одежд своих...
 
- Спрашиваете, как послужить в зоне, помогая священнику? – Причащайтесь вместе с заключенными...
 
- Вы огорчаетесь, что меня не поблагодарили и не вознаградили... Вы глубоко не правы. Меня не поблагодарили. Но меня же ведь не поругали. Меня не вознаградили, но от меня же ведь и ничего не отняли. Выочень не правы в своем суждении.
 
Приемный день отца Кирилла. Он ждет на исповедь тех, кто готовится к рукоположению. Батюшка смотрит на часы, - очередной кандидат запаздывает. Тут раздается нервный стук в дверь. Опоздавший извиняется и оправдывается.
 
- Что же ты, милый, опаздываешь? – спрашивает батюшка.
 
Смущенный опоздавший начинает извиняться.
 
- Ну, что же, ты сам виноват. Так бы, придя вовремя, ты был бы у меня юбилейный, семисотый, а теперь будешь семьсот первый.
 
В двадцатом веке прервалась связь времен. И поколение, впитавшее в себя традиции веры и культуры, знания, было почти сплошь уничтожено: революция, гражданская война, голод, разруха, репрессии, атеистические погромы. Будто на выжженной после пожара почве начинают прорастать побеги: строятся монастыри, реставрируются церкви, учатся на священников семинаристы. Что станет с этими побегами, пробивающимися сквозь выжженную землю? О такой почве Спаситель не рассказывал в своих притчах... Архимандрит Кирилл в цепи времен был связующим звеном с такими исполинами духа, как Иоанн Кронштадтский, - он окормлял его чад, патриарх Тихон, - он соприкасался с его ставленником, прославленным в лике святых новомучеником Иоанном Поммером; он получал благословение и окормлялся у архипастырей, прошедших закалку веры в ГУЛАГах, он был сыном своих глубоко верующих родителей – матери-крестьянки Надежды и отца-плотника Владимира, вынесших на своих плечах все искушения двадцатого века, вырастивших и воспитавших четырех сыновей – Петра, Александра, Якова и Леонида, из которых трое стали священниками: протоиерей Александр, протоиерей Яков и Архимандрит Кирилл. Он был тем звеном в порушенной цепи времен, которая соединяла, сохраняла лучшее наших отцов для нового дня, новых побегов, пробивающихся сквозь выжженную землю атеистических времен.
 
...Никогда не забыть, когда в ответ на стук в дверь слышатся шаги батюшки. Он открывает дверь. В его коридорчике перед келией в Академии всегда сумрачно. Он всматривается в пришедшего. Узнает. И радостно приветствует.
 
Ольга Ковалевская.

 
БЛАГОСЛОВЕНИЕ СТАРЦА
За последние десятилетия в нашей епархии не было ни одного священника, который бы не знал отца Кирилла (Начиса). Перед рукоположением он принимал исповедь и присягу каждого будущего священника. Так и познакомился с отцом Кириллом в 1992 году.
 
Исповедь он принимал в небольшой келейке-кабинете при духовной академии. В этот день я почему-то оказался у него один. Записывая мои данные, спросил, где буду служить. При упоминании Сомино батюшка оживился: «А как там на Царских вратах Евангелисты?»
 
- Хорошо, - отвечал я , не совсем понимая вопрос, - А почему Вы о них спрашиваете?
 
- Да ведь это я их рисовал, - отвечал старец. – Ну, конечно, не сам, а художников нашел.
 
- А Вы служили в Сомино?
 
- Совсем недолго. В конце 1950-х годов. Храм после войны только открыли и вернули резные Царские врата. Только Благовещение и Евангелисты на них почти не сохранились. Царские врата где-то на чердаке прятали. Вот я и нашел художника написать эти обраха.
 
- Батюшка, сохранились так хорошо, будто вчера написаны. А как долго Вы служили в Сомино?
 
- Всего лишь Великий Пост, да Пасху. Меня командировали на дальний приход. Запомнилась мне эта Пасха на всю жизнь! Я там научился служить в красном облачении. До этого по уставу обычно служил Пасху в белом. И в Сомино отслужил всю службу в белых ризах. А на другой день, в Светлый Понедельник, служилась служба для детей. Тогда еще сохранялась эта старая традиция детской Пасхи в Светлый Понедельник. Полный храм детей причащаться пришло. Вышел на Литургии с Чашей на амвон, а дети, увидев меня, как будто испугались. Отпрянули назад. К Чаше боятся подходить. Некоторые хныкать стали. Стою с Чашей один, не знаю что делать. А тут алтарница, тогда одна женщина была, и говорит мне: «Ты, батюшка, переоденься в красную ризу. На прошлой неделе у нас в селе в школе врачи приезжали детям прививки делать. Вот они тебя в белом халате и испугались!» Я в алтаре переоблачился в красные ризы, опять выхожу с Чашей. Смотрю – дети заулыбались и пошли ко Причастию.
 
Этот Пасхальный рассказ я невольно вспоминаю каждую Пасху, служа в красных ризах.
 
Напоследок, чувствуя важность момента в своей жизни, принимая подписанную отцом Кириллом бумагу о принятии исповеди и присяги, я спросил: «Батюшка! Благословите и наставьте, как надо служить Богу?» Мне хотелось услышать какое-нибудь слово аввы, как в патерике. Но старец ничего не ответил и как бы даже не услышал. Отвернулся, взял с полочки какую-то шкатулку, открыл ее и стал там что-то искать. Я подумал, что он или не расслышал мой вопрос, или посчитал его неважным, и хотел уже было уходить. Наконец, он достал из шкатулки небольшую тряпочку и, развернув, положил предо мною на столе. На ней стоял номер из пяти букв и цифр: В-1-758. Потом медленно и тихо сказал: «Вот этот номер я проносил на спине 5 лет в ГУЛАГе, в Инте. Он был нашит на мою лагерную фуфайку. Никогда не забуду, что меня арестовали под праздник Покрова, 10 октября, а освободили после Покрова – 15-го». Я был поражен тем, что отец Кирилл, который видел меня первый раз в жизни, показал мне свою сокровенную реликвию. Я попросил разрешения приложиться к этому свидетельству его исповедничества и понял, что это был его ответ на мой вопрос.
 
Я вышел от отца Кирилла окрыленный этим благословением, чувствуя, что произошло что-то очень важное. Я чувствовал себя недостойным такого доверия: не может быть, чтобы старец это всем показывал. И тут я вспомнил, что ведь сегодня – 10 октября.
 
В-1-758
 

 
ПОСТ – СТУПЕНЬКА К БОГУ
 
Наставление о Посте архимандрита Кирилла
 
Пост – это время духовного воздержания, переосмысления нашего отношения к Богу, Церкви, людям. Всякие другие мирские вопросы должны отходить на второй план во время поста. После каждого поста верующий христианин должен несколько другими глазами посмотреть на себя, на свое место в жизни. Пост для верующего человека – это духовная ступенька к Господу.
 
Когда, например, начинается Великий пост и совершается чин Прощения всего народа Божьего, произносится молитва, в которой говорится, что пост есть «злых отчуждение и деланье добрых дел»; это значит, мы должны начать по-другому относиться к ближнему своему в совместной жизни, должны этим постом освятиться.
 
О посте есть очень хорошее высказывание митрополита Антония Сурожского: «Примем дух, начнем жить во имя Христово и во имя друг доуга, и пусть сила Божия, которая в немощи совершается, сделает невозможное возможным и сделает из нас, земных, детей Царствия Божия!» Мы должны урезать каждый себя: из того, чем ты пользуешься, удели нужную часть ближнему своему. Чтобы этим победить свой эгоизм, гордыню и делами милосердия приблизить себя к Господу.
 
Другое дело, что бывают такие моменты, когда человек по своему состоянию не может понести ограничение в пище. Например, какой пост может быть для кормящей матери? Или если человек лежит в больнице и ждет операции, ему необходимо набраться сил – тут тоже о посте не приходится говорить. Здесь принцип такой: безропотное несение болезни засчитывается за пост.

Категория: Архимандрит Кирилл (Начис) | Добавил: Феодоровна (26.09.2010)
Просмотров: 1135 | Теги: Архимандрит, Леушино, православная газета, Кирилл Начис
Copyright MyCorp © 2024
При использовании любых материалов сайта «Мир Вам!» или при воспроизведении их в интернете обязательно размещение интерактивной ссылки на сайт:
 
Сегодня сайт
Форма входа