2/I-1947 г.
Моя милая, любимая Иринушка!
С Новым годом, с новым счастьем! Приветствую тебя, деток, Фатера и всех родственников наших с наступившим 1947 годом. Да даст нам Господь счастье и радость встречи в сем году, а все прочее само собой приложится нам. Крепко верю и уповаю, что печаль разлуки нашей будет в радость нам, что это осуществится в этом году. Только этого счастья и прошу у Господа для нас и всегда молю Его непрестанно о сем. Приветствую всех вас и с предстоящими Светлыми праздниками Рождества Христова и Богоявления!
...Я существую пока в прежнем состоянии. Вопрос о моем пребывании здесь или случайной отправке куда-либо еще не отпал. Но я всецело полагаюсь во всем на волю Божию. Условия быта и питания для меня пока по-прежнему вполне приличные. Работаю в больничном корпусе медбратом-стажером и хотя нахожусь в суете и сутолоке, зато тепло. Вообще же, все убого-уныло, постыло и мрачно, как и полагается в тюрьме. Но не унываю и не падаю духом. В свободное время читаю Библию и поучаюсь премудрости Божией.
Твое намерение переселиться на Тербатас вполне одобряю, тем более если ты находишь, что это удобнее и лучше для тебя... Смотри, как бы тебя не обманули и не обокрали. Книги сохрани, а также одежду и все необходимое, а мебель вроде буфета и прочее, конечно, целесообразнее продать, чтобы не обременять себя лишним и ненужным. А там, если судит мне Господь вернуться, все приобретем сызнова. У меня столько энергии, что если бы мне вернуться, так я работал бы за семерых, не покладая рук и не пропали бы мы нигде ни при каких условиях. Вообще, если есть возможность, сплавляй всю мебель, оставляя лишь самое необходимое, — ведь неизвестно, какая потом жилплощадь будет. Впрочем, все мои советы имеют под собой не реальную почву, так как я оторван от жизни и слабо себе представляю всю, так сказать, техническую сторону бытовых условий, в которых ты находишься.
Твои сообщения о детках меня крайне радуют и успокаивают. В книжно-школьных успехах Коточка я не сомневался. Она и должна быть умной, прилежной, ласковой и во всем добродетельной девочкой, ибо воспитывалась большей частью покойной бабушкой. О Димике и Ларочке хотя и рановато еще говорить, но и они должны быть такими же, ибо их воспитание, к счастью, возложено судьбою на милого нашего дедушку.
Давненько я уже не имею от тебя, Цыпинька, сведений о состоянии и общем здоровье Фатера. Знаю, что он не в силах писать вообще и в частности о себе, а ты мне постарайся написать о нем, как он себя чувствует. Точно так же ты мне не пишешь и о себе, о твоем состоянии и главным образом о здоровье твоем весьма слабом. Все это меня волнует и всегда беспокоит... Но никто, как Бог. Он дает испытание, дает и силы для перенесения ниспосланных испытаний. Этим я только и объясняю себе ваше состояние (столь тягостное, к тому же в такое тяжелое время).
Итак, моя славная Цыпинька, как ни тяжел крест, возложенный на нас, но нести его надо, и мы с тобой донесем его до назначенной Богом цели, а потому будем верить, уповать и молиться непрестанно. Пиши мне, хотя вкратце, о церковной жизни, если там что-либо новое и интересное.
Всем, всем передай от меня сердечные поздравления с Новым годом и праздниками, и особенно же моему незабвенному отцу духовному о.Григорию и милой матушке. Скажи им, что я непрестанно вспоминаю их в своих молитвах и до конца дней моих не оставлю сего, но буду хранить в сердце своем благодарную память о них. К сожалению, я не имею возможности написать им отдельно.
Мысленно и душевно крепко целую тебя, моя милая, наших ребяток, Фатера и молю Господа, да помилует и спасет вас по молитвенному заступлению Владычицы Богородицы и всех святых.
Горячо любящий Николай
------------------------------------------
10/I-1947 г.
Моя милая Иринушка!
Вот и закончился праздник Рождества Христова, который я уже третий раз праздную вне семьи и церкви — в одиночестве, в тюремной обстановке... Одному Господу известно, как мне тяжко бывает в такие дни. Так было и теперь, но, по милости Божией, в первый день, 7/I вечером, я был весьма утешен в своей скорби неожиданным получением трех писем. Настроение сразу поднялось, и я почувствовал настоящий праздник. Несколько раз перечитывал письма: и в вечер получения, и на следующий день. Описание Коточком школьного бала с ее участием на нем — бесподобно, но больше всего меня тронуло ее замечание, что на Ларочку она не может насмотреться, а Димик поет «паки, паки»... Твое письмо меня также весьма тронуло. Одним словом, я и утешился, и поплакал, и много, много всего минувшего пронеслось предо мною. Так я отметил для себя праздник, ни на мгновение не теряя духовной связи со всеми вами как в своих молитвах, так и в мыслях...
Очень доволен твоим решением перебраться на Тербатас, тем более что вы будете там иметь три комнаты, а в четвертой комнате будет жить Ксения Антониновна. Только бы Господь помог тебе преодолеть и все прочие трудности, связанные с переездом. Во всем, что делается с нами, чувствую и духовным оком вижу помощь Божию и ходатайство пред Ним за нас Богородицы, святителя Николая и всех наших небесных покровителей.
Если ты перебралась на Тербатас, то опиши мне, как тебе все это удалось, как разместились и прочее. Была ли у деток елка и как они веселились около нее? Имеешь ли ты переписку с моими? Я им написал две открытки: Мане и Павлу. Хорошо, что у вас тепло, меньше топлива израсходуете. У нас тоже мягкая зима, пока без буранов. Крепко уповаю на милость Божию и молюсь о всех нас, да пребудет Господь с нами всегда и сохранит нас от всякого зла по молитвам Богородицы, святителя Николая и всех святых. Крепко целую вас всех, мои дорогие, милые.
Любящий Николай
------------------------------------------
15/III-1947 г.
Моя милая, дорогая Иринушка!
10/III я получил от тебя открытку, а 4/III письмо, и вместе с ним открыточку от моей милой дочурки Коточка. Сам я писал тебе 15/II. Таким образом, вот уже целый месяц прошел, как я тебе не писал. Единственной причиной этому было мое скверное, можно сказать, удрученное состояние, а в такое время мне не хочется писать тебе и огорчать тебя, горемычную, своим нытьем. Знаю, что ты меня понимаешь и не упрекнешь за это. Очень радуюсь и беспрестанно благодарю Бога, что Он всех вас хранит в здравии и благополучии.
Всецело разделяю твою печаль, что все еще не удалось вам перебраться на Тербатас. Это меня сильно беспокоит. За деток радуюсь, особенно за Коточка: ее успеваемости в школе и помощи, оказываемой тебе. Приятно мне слышать от тебя, что мои не забывают тебя и от поры до времени оказывают тебе кое-какую поддержку. Радуюсь и за милого нашего деда — он единственная наша моральная поддержка и опора. Всегда молюсь за него и прошу у Господа сподобить меня видеть еще его и духовно питаться от него.
Я пребываю все в той же тени и сени смертной, в прежних условиях, при том же неустойчивом положении. И душевное мое состояние тоже неустойчивое... Часто впадаю в дух уныния, иногда начинаю сомневаться в надеждах на светлое будущее и так далее. Не удивляйся этому, моя радость. Этой болезни подвержены здесь все мы без исключения, что вполне понятно и естественно.
На днях мне приснился сон... Как будто я на свободе, в церкви. Выходя из церкви, слышу колокольный перезвон и пение хора. Спешу на нашу квартиру, звоню. Открывается дверь, и в дверях ты с возгласом: «Это ты?!» Бегут дети, обнимают меня, целуют с криком: «Папа, папа!» Ты готовишься к принятию каких-то гостей, через полуоткрытую дверь вижу первых гостей: Молотова, Сталина; а недалеко от них сидит Фатер. Выхожу к ним, здороваюсь. Фатер меня представляет: «Это мой зять». Сажусь за стол против Сталина и беседую с ним о «внешней политике», машинально беру у него лист бумаги, на котором он все время что-то чертил и расписывался «С.С.С.». От этого сна, в котором я так реально пережил радость и счастье встречи и так реально видел тебя и деток, так ярко и отчетливо слышал твой голос и детский крик: «Папа, папа!» — я до сих пор не могу прийти в себя и продолжаю переживать эту неописуемую, восторженную радость и счастье встречи... Пробудившийся луч надежды снова укрепляет меня физически и духовно на преодоление всех тяжестей и невзгод...
Крепко всех целую. Да хранит всех вас Господь по молитвам Богородицы и всех святых!
Крепко любящий тебя и деток Николай
------------------------------------------
14/VI-1947 r.
Моя милая доченька Иринка!
Очень рад и счастлив, что ты у меня уже взрослая, грамотная и самостоятельно пишешь мне письма. Вот я получил твое письмо с рисунком, цветочком, конвертом и марками и знаю, что ты уже пережгла в 3-й класс и имеешь хорошие отметки. Мама мне писала, что ты собираешь коллекцию марок, а потому я собрал для тебя несколько марок и посылаю их тебе, а когда сам приеду, то привезу тебе лучший подарок. Марку с большим самолетом подари Димику и какую-нибудь Ларочке.
Если тебе удастся поехать к тете Домнике или тете Мане, будет очень хорошо. Только веди себя там хорошо, не шали. Во всем слушай мамочку и дедушку, помогай им присматривать за Димиком и Ларочкой. Всегда молись Боженьке, чтобы Он всем дал здоровье, хлеба и помог бы мне скорее возвратиться домой. Вот тогда у нас будет весело! Ты мне будешь рассказывать стишки и уроки. Мы будем с тобою часто гулять и рисовать, а если будет тепло, то заберем с собою маму, Димика, Ларочку и дедушку и поедем на взморье и будем там жить и купаться, как тогда, в 1944 году, когда еще с нами была бабушка. Помнишь ли ты то лето?
Не оставляй летом занятия. Читай, рисуй и старайся красивее и правильнее писать. Учишься ли ты играть на тафель-клавире и поешь ли? Вот когда будешь мне писать в следующий раз, то постарайся все подробно описать, что ты делаешь и чем занимаешься, а также напиши мне про Димика и Ларочку. Молись за всех Боженьке.
Крепко целую тебя, моя милая, милая доченька, а также моих милых Димика, Ларочку, мамочку и дедушку.
Да хранит вас всех Христос по молитвам Богородицы и всех святых!
Любящий папа
------------------------------------------
7/VII-1947 г.
Моя родная, милая Иринушка!
Вот уже ровно месяц прошел с тех пор, как я получил от тебя последнюю открытку. С великим волнением и нетерпением я поджидаю каждую почту в надежде получить от тебя весточку, но ее все нет и нет. Допускаю, что твои письма стали задерживаться, но какое-то внутреннее неспокойствие и волнение все больше и больше охватывает меня, и самые жуткие мысли и догадки раздирают мое сердце. Ты всегда так регулярно, почти еженедельно писала мне, невзирая на мои редкие ответы, а теперь вот такой трудно объяснимый перерыв. Страшно я беспокоюсь и очень боюсь за тебя, детей, за Ф[атера], за всех. Знаю, что бы ни случилось, я все вынесу, ибо за это время уже привык страдать и всегда готов к любому новому удару судьбы, но нет, нет, — Господь милосерд! Да минует нас чаша новых испытаний!
Вчера и сегодня беспрерывно и постоянно преследует меня и звучит в ушах одна заунывно-печальная мелодия Шопена, не помню названия, из твоего репертуара, а перед глазами все время ты, играющая эту пьесу на рояле. От всего этого я готов плакать и плакать, и я действительно дважды втихомолку плакал. Почему-то все это последнее время мне очень тяжело и больно на сердце, точно предчувствие чего-то.
У меня все по-прежнему. Работаю и живу так же и там же. Надежд очень мало, но не теряю их. Духом и верою крепок. Психическое состояние бывает разное и меняется часто, подобно северному климату: то нападает сильная тоска и уныние, то снова приобретаю равновесие и спокойствие.
Итак, постараюсь держать себя в руках — верить, что ты, моя родная, жива и здорова и что ничего ни с кем не произошло. Еще напрягу терпение и буду ждать от тебя вестей. В последнем письме я просил выслать мне какую-либо книгу — учебник или справочник по внутренним болезням. Если можно достать, пусть Володя пришлет.
Крепко, крепко целую тебя, моя милая, деток, Фатера. Постоянно в мыслях и сердцем с вами. Всегда молюсь обо всех нас. Да хранит нас Христос по молитвам Богородицы и всех святых.
Горячо любящий Николай
------------------------------------------
31/VII-1947 г.
Моя возлюбленная Иринушка!
24/VII я получил твое письмо от 7/VII и одновременно от Котеньки открытку. Из вложенных тобою в письмо предметов я получил лист бумаги, открытку и пучок Ларочкиных волосиков. Марки и конверт, очевидно, вытащили. Впредь, когда будешь посылать мне марки и конверты, то старайся марки наклеить на конверт, а на конверте пиши внизу мою фамилию или лучше — твой адрес. Такой конверт для вора будет испорчен, и он его не возьмет, как не берет и открытки, на которых есть твоя надпись.
Твое последнее письмо имеет некоторые данные, по которым я могу судить о вашем переезде на ул.Тербатас. Фатеру, конечно, положено иметь книжный беспорядок, в чем ему, наверно, помогают Димик и Ларочка. А как дело обстоит с моими книгами — целы ли они?
Моя жизнь, если только этим словом можно ее назвать, протекает пока по-прежнему, без перемен. Работаю на медицинском поприще, хотя ничего стабильного в моем положении нет, ибо в любой момент могут послать или отправить куда угодно и на какую угодно работу. Хотя сознание такой неустойчивости несколько нервирует, однако это общий удел и с этим я давно примирен.
С глазами было очень нехорошо, все та же болезнь, но я сам случайно наткнулся на превосходное средство, которое мне очень помогло. Думаю, что, вопреки всем советам докторов, я окажусь в области лечения моих собственных глаз новатором и окончательно их излечу. Еще ты спрашиваешь меня о состоянии зубов. Неоднократно они у меня расшатывались, и казалось, что повылезут. Это обычное явление, возникающее вследствие цинги, которая, в свою очередь, бывает вследствие недостатка витамина С, а у нас — из-за отсутствия овощей, но всякий раз мне удавалось побороть цингу, и пока зубы мои являются предметом зависти для многих. Все целы, не испорчены, так как портить-то их нечем. В остальном я все тот же, кроме разве седины, которая настойчиво пробивается главным образом в бороде. Настроение бывает разное. Хотя и не теряю ни веры, ни упования, однако часто теряется импульс жизни, особенно когда думаешь, что может случиться и так, что придется отбывать до конца... Но, видимо, и это искушение необходимо для полноты испытаний.
Да сохранит всех вас Господь по Своему милосердию от всех бед по молитвам Богородицы и всех святых! Крепко целую.
Любящий Николай
------------------------------------------
7/IХ-1947 г.
Моя родная, милая Иринушка!
...Особенным целебным бальзамом являются для меня все твои письма, моя Цыпинька, в которых ты постоянно мне рапортуешь о себе и о детках. Как я рад, что за это лето удалось побывать за пределами Риги Коте и Димику, как жалко, что ты с Ларочкой были лишены этого приятного и полезного удовольствия. Бесконечно радуюсь, что мои сестрицы так отзывчивы и сердобольны. Особенно же благодарю Домнику за ее участие и помощь тебе...
Спасибо тебе за книгу. Она мне будет весьма необходима на случай самостоятельной работы как справочник. Правда (могу похвастаться), почти все ее содержание мне уже и теоретически и практически известно, но, конечно, невозможно же все удержать в голове с ослабленной невзгодами памятью, во всяком случае, это прекрасный конспективный справочник, а более обширные познания пока я имею возможность приобретать, находясь здесь. После почти десятимесячной работы по медицинской линии с 1/IХ я снова водворен на работу в контору на ту же прежнюю должность. Хотя это меня и не устраивает, ибо хотелось бы прежде освоить практическую медицину, но такова сейчас ситуация создалась, и мой начальник заверял меня, что это временно и что при первой же возможности я снова буду работать как фельдшер. Во всяком случае, конторская работа мне не помешает углублять медицинские познания, тем более фундамент заложен. Однако все это диктуется скорей необходимостью, чем каким-то желанием, а потому все это не в радость, а в тягость. Да и вообще, можно ли заменить земным небесное, т.е. занятиями медициной ослабить гложущую тоску по службе, церкви? Никогда!
У нас уже стоит в разгаре осень, а там в первых числах октября и зима начнется. Как-то Господь поможет перезимовать нам эту зиму? Сейчас у нас стоит сырая, прохладная погода, благодаря чему я хожу уже целую неделю с насморком. Вообще же здоровье у меня пока хорошее, ни на что не могу пожаловаться.
Видимо, я уже хорошо освоился с нашим климатом. Ведь с 1/VIII пошел третий год моего здесь пребывания, а 20/Х исполнится три года нашей разлуки. Как это все-таки ужасно звучит и даже не принимается сознанием, а однако это так! Но не будем лучше об этом думать, а со смирением скажем: да будет воля Твоя!
Спасибо тебе за фотоснимки... Хотел тебе, моя родная, еще что-либо приписать, но спешно требуется передать это письмо... Крепко, крепко целую тебя, наших детишек и Фатера. Передай всем мой искренний привет. Всегда молю Господа, да милует и спасет всех нас по предстательству неусыпному Владычицы и всех святых!
Горячо любящий Николай
------------------------------------------
Воскресенье, 5/Х-1947 г.
Милая моя Иринушка!
30/IХ я получил твое письмо, а на прошлой неделе — открыточку. Ты меня весьма удивила сообщением о приезде митрополита Вениамина (Митрополит Вениамин (Федченков) был назначен в Латвийскую епархию в августе 1947 года Святейшим Патриархом Алексием I. Возглавлял её с 1947 по 1951 год.). Это мой первый духовник и был у нас инспектором, а также читал пастырское богословие. При встрече передай ему мои приветствия, скажи, что я всегда в молитвах своих помню о нем и в душе храню самые светлые воспоминания. Прошу у него молитв и благословения в моем скорбном, тернистом пути. Верю, что он нежно и ласково будет относиться к Фатеру, как это достойно доброго пастыря.
Твое сообщение об отрицательном ответе по моему делу меня не смутило и не слишком огорчило. Я не строю иллюзий, но крепко верю, что избавление придет. Все мои мысли и молитвы о том, чтобы, возвратясь, я застал бы тебя с детками и всех дорогих сердцу в сохранности и целости, ибо «дни лукавы суть»... Кстати, у нас все с затаенным дыханием ждут амнистии, особенно новички, но я — тоже жду...
Осень у нас стоит хорошая, теплая — это редкость, так как в прошлом и позапрошлом году в это время была уже настоящая снежная зима. Скоро и Покров, а там и черная дата — 20/Х-1944 г., знаменующая собою жуткое трехлетье. Встает в памяти и другая дата — 17/Х, которую, увы! — пока не суждено отмечать в уютном семейном кругу, но на которой я буду присутствовать сердцем и душою. Крепко расцелуй от меня нашу трехлетнюю юбиляршу — Ларочку и приветствуй от меня всех друзей наших, кто соберется вокруг кренделя в этот день.
Настроение у меня бодрое, состояние духа крепкое, вера твердая и только тоска, — тоска неисчерпаемая. Но уповаю, что придет час, и печаль моя обратится в радость нам. Хотел бы сказать много, но...
Всех крепко целую! Да хранит всех вас Господь по ходатайству всех святых и Пресвятой Богородицы.
Любящий Николай
------------------------------------------
1/ХII-1947 г.
Милая моя Иринушка!
20/ХI получил от тебя письмо и от Павлуши открытку, 26/ХI — письмо от Коточка с рисунком и конвертом. Вчера — открытку от папы. Таким образом, за короткое время имею много радости — как из рога изобилия. Весьма радуюсь и благодарю Бога, что все у вас пока идет сравнительно гладко и благополучно и я, на некоторое время, имею душевное равновесие и спокойствие. В настоящее время я работаю фельдшером в одном из корпусов, по 12 часов в сутки, имея 150 пациентов. Дел много: одному перевязка, другому клизма, третьему укол и т.д. Так целый день и толчешься.
Вечером, придя в общежитие, усталый, прочитываю псалмы, молитвы и, мысленно витая около тебя, деток и дорогих сердцу, незаметно перехожу в иное бытие, где часто всех вижу в счастливом и прекрасном мире сновидений.
А там снова все по-прежнему, и так каждый день, и, кажется, без конца так будет... Подчас мне хотелось бы так уснуть, чтобы не встать больше и уже не слышать и не видеть злобы, мерзкой брани и прочего хаоса, но преисподняя — пока удел мой.
Очень милое письмо и рисуночек Коточка, за что ее крепко целую. Она неплохо успевает в грамоте. Почерк выравнивается, и ошибок делает меньше. А как Димик? Пытается ли он читать, писать, рисовать? Когда же он мне напишет самостоятельное письмо? От Ларочки, пожалуй, еще рановато ждать письма.
------------------------------------------
5/ХII-47 г.
Милая Цыпи!
До 5/ХII не удалось отправить это письмо, поэтому продолжаю. Вчера получил твое письмо вместе с фото Ларочки, конвертом и бумагой. Ларочка симпатична, хорошо выглядит, но не могу понять, на кого она похожа. Скорей всего — на тебя. По виду она довольно пухленькая и серьезная. Вглядываясь детально в этот снимок, усиленно обдумываю многое, а главное, как ты могла ее выходить и вырастить в такое время, имея к тому же в добавку Котю и Димика?! Появление у Коти фурункула говорит о том, что в организме недостаток витаминов, ведущий к нарушению обмена веществ. Необходимо детей, а главным образом Котю, поить рыбьим жиром, и особенно сейчас, причем регулярно. Можно ли получить его? Как у Димика глаза? Получила ли ты дрова и тепло ли в квартире? Пиши! Крепко целую. Храни вас Господь!
Любящий Николай