19/I-1949 г. Праздник Крещения
Милая моя Иринушка!
27/ХII я получил твою открытку от 15/ХII, а 13/I — письмо с вложенным старым письмом, фотоснимком детей и конвертом. Весьма благодарю тебя за известия. Радуюсь, что все вы пребываете в здравии и относительном благополучии. Снимок детей на берегу моря возобновил в памяти отрадные воспоминания последнего лета, проведенного нами вместе на взморье. Бог знает, придется ли когда-либо снова увидеть Рижское взморье и покупаться с детьми.
23/ХII я получил также и открытку от папы с сообщением адреса Ивана, но ни Ивану, ни папе еще не написал и не знаю, смогу ли я вообще написать, так как согласно положению я могу писать не более двух писем в месяц, а получать — неограниченное число. Поэтому впредь я буду писать только тебе. Последний раз я послал тебе письмо 19/ХII, в которое вложил отдельное письмо для Коти; получила ли ты его?
В моей жизни нет никаких сдвигов и перемен. Живу и работаю пока в прежних, вполне хороших условиях. Особой нужды ни в чем не испытываю, и это вполне естественно, ибо жизнь моя (о которой ты имеешь некоторые понятия) построена на строгих аскетических началах и к ней я вполне привык за эти годы. Такова жизнь наша.
Праздники встречал я с обычной, щемящей сердце болью, с молитвою и воспоминаниями... В Рождественскую ночь сподобился исп[оведаться] и прич[аститься] Зап[асных] Даров, а в самый день пил чай с друзьями, вспоминая родные семьи, храмы... Был и Яков Нач[ис], который передает Фатеру, тебе и всем привет.
Настроение у меня прежнее. Дух бодр, плотию я тоже, по милости Божией, бодр.
Все мысли простираю к тебе, детям. Впрочем, еще тогда, по Чьей воле я был разлучен с вами, я поручил вас на Его попечение и усмотрение. Пишите мне все.
Крепко целую тебя, детей, Ф[атера]. Да сохранит вас Господь по молитвам Богородицы, Крестителя Иоанна и всех святых!
Любящий Николай
-----------------------------------------------
15/II-1949 г. Сретение Господне
Милая моя Иринушка!
Сегодня, после месячного перерыва, я снова получил твое письмо от 18/I. Я, конечно, догадывался, что у тебя там что-то неладно, а из письма родных узнал, что Котя больна. Слава Богу, что Коточек поправилась, однако последствия острого суставного ревматизма, почти как правило, бывают печальны и выражаются впоследствии пороком сердца. Поэтому на ее сердечко необходимо обратить самое серьезное внимание: по возможности чаще контролировать его и давать соответствующие средства для укрепления его, и особенно теперь же, после перенесенной болезни. Но будем надеяться, что все обойдется благополучно. Впредь надо ей быть очень осторожной и всегда беречь здоровье, а пока расцелуй ее от меня и поздравь с выздоровлением. Ларочку тоже надо беречь от болезней, а сорванцу Димику нужно запретить привозить на тачке снег, а то он вас всех заморозит и простудит. Нужно сказать Деду Морозу, чтобы забрал у него тачку, если он не исправится. Пока поцелуй от меня и этих двух сорванцов, а впредь посмотрим, что там с ними делать.
Последний раз я писал тебе письмо 19/I, в котором была отдельная приписка для владыки Вениамина. Получила ли ты это письмо? Позавчера, совершенно неожиданно, получил от Мани посылку. Эта посылка вместе с твоим письмом несколько развеяла мне дух грусти и томления, и я на время снова «ожил»: угощал, по случаю праздника, друзей. Возможно, что получу от Мани и письмо на днях. Уведоми ее о получении мною посылки и пошли ей от меня сердечную благодарность. Ведь в письмах я строго ограничен...
Краски и прочее жду, но, право, не знаю, вряд ли мне удастся что-либо сделать. Почему ты мне не напишешь о себе: пробовала ли ты что-либо рисовать в мое отсутствие, играешь ли на фортепиано, с кем водишь дружбу и т. д.? Пиши обо всем больше и подробнее, ведь я только и живу домом и семьей. Как здоровье Фатера? Пиши! Привет всем, всем.
Да хранят всех вас Господь и Пресвятая Богородица со всеми святыми! Крепко целую тебя, детей и всех.
Любящий Николай
-----------------------------------------------
14/Х-1949 г.
Моя Иринушка — милушка!
Сегодня Покров Пресвятой Богородицы. Чрезвычайно остро встает в памяти этот день, предыдущие дни, а также последующие, разделенные от сегодняшнего пятью длинными, томительными годами — и вместе с тем короткими, промелькнувшими как-то быстро, незаметно, о чем сказано: «Сократятся те дни...» Многое и много что изменилось за это время: «иных уж нет, а те — далече». Вот уже троих, самых дорогих и близких сердцу, унесли эти годы в Вечность.
О смерти Ария я узнал сначала из краткого сообщения Володи, а потом из твоего письма. Уже из предыдущих твоих сообщений о его тяжелой болезни неясной этимологии я вынес впечатление, что он болен туберкулезом открытой формы, и приготовился спокойно встретить известие о неизбежной в таких случаях, в наших условиях, трагической развязке, но, несмотря на это, известие о его смерти меня сильно потрясло и повергло в большую скорбь. Вспоминая уцелевшие в памяти мелочи счастливых дней нашей жизни, особенно лето 1935 года, связанные с Арием, я проливаю слезу за слезой, одну другой горше. Но нужно перенести и этот удар мужественно, со смирением, ибо такова о нем воля Божия. Слава Богу за всё! Слава Ему и за ниспослание нашему Арию конца его мученичеству — конца, который для многих из нас является желанным, но получаемым немногими (Апок. 7, 14-17)... Кончина же Ария в присутствии пусть даже случайных друзей, гроб, украшенный цветами, крест — это особое Божие благоволение к нему и вместе с тем утешение для всех нас. Царство Небесное дорогому страдальцу!
Не так давно, еще не зная о его смерти, я его видел во сне веселым, жизнерадостным... Родственно целую дорогую Марту, душевно ей сострадая в постигшей тяжелой утрате. Соболезную также и дорогому Фатеру и всем, кто любил Ария и кто сохранит о нем добрую молитвенную память. Вечная ему память!
С последним твоим письмом я получил и Котино письмо с сообщением о ее успехах в учении, о Тасе, Димике и Ларочке. Все это — бальзам для наболевшей души! Как хорошо и отрадно, что Котя имеет сверстницу в лице Таси. Ее меткое замечание о Димике, что в школе он «чувствует хорошо себя», не требует никаких комментариев и говорит само за себя. Не сомневаюсь, что и Ларочка чувствует себя хорошо, особенно когда Димик возвращается из школы домой. 17/Х Ларочке исполняется пять лет. Всех поздравляю с новорожденной, а ее мысленно крепко целую! Она — живое, наглядное зеркало моей разлуки с вами.
Хотя Котя и умалчивает о том, как чувствуют себя мама, Фатер и прочие, однако это умолчание для меня тоже ясно... (B первый раз о.Николай узнал о том, что Ирина и о.Иоанн были в Москве, от вновь прибывших из Риги заключенных. Так как в Москве у Трубецких не было ни родных, ни друзей, о.Николай очень испугался, думая, что их увезли на Лубянку и тоже могут арестовать.) Большое волнение во мне вызвало известие о твоей неожиданной прогулке с Фатером, но когда я получил твое письмо с описанием внешних впечатлений, я успокоился (Имеется в виду поездка в Москву к новым друзьям в 1949 году.). Поблагодари папу за присланную посылку и фотографию. Выглядит он хорошо и бодро. Верю, что Господь сподобит меня зреть его «лицом к лицу», беседовать и служить с ним, о чем всегда молюсь. Очень интересно было бы узнать что-нибудь о братьях моих и сродниках, про которых сказано: «И ближнии мои отдалече мене сташа...». (Все братья о.Николая были сосланы в концлагеря (протоиерей Иоанн Трубецкой арестован в мае 1948 г.; младшие братья впоследствии также были арестованы: протодиакон Михаил в декабре 1949 г., а протодиакон Павел — в апреле 1950 г.))
Ставлю тебе в упрек то, что ты мало мне пишешь о себе лично, о твоих заботах, невзгодах и проч. Я, конечно, понимаю, что многое ты замалчиваешь ради нежелания меня огорчать, однако замалчивание меня еще больше огорчает. Ведь для меня каждая мелочь из жизни семьи, каждое слово в письме является пищей для души, цепью, связывающей меня со всеми вами. Поэтому пиши мне, по возможности, все и без обиняков и, по возможности, чаще. Я же, к великому прискорбию, могу писать только два письма в год...
Передай мой сердечный привет владыке Вениамину с просьбой молиться обо мне. Очень сожалею, что его письма, о котором ты упоминала, я не обнаружил в конверте.
Постоянно беспокоюсь о здоровье Фатера. Как жалко, что я не с вами! Мне кажется, что его зрение можно было бы восстановить, удалив операционным путем хрусталики. Мне приходилось встречаться с людьми, у которых было то же, и после операции они приобретали зрение, хотя и пониженное.
Часто грызет червь сомнения: увидимся ли в сем веке? Но гоню всегда это искушение, молюсь, верю, хотя и предаюсь святой воле. Передай всем, всем мой искренний сердечный привет.
Крепко целую тебя, деток, Фатера. Да сохранит вас Господь по молитвам Богородицы!
Горячо любящий Николай
