Каноническое положение и церковный статус Псковской Православной Миссии
«Православная Миссия в освобожденных областях России» — именно под таким названием Псковская Миссия обозначалась в официальной документации в 1941—1944 гг. Такое название возмущало прежде, да и сегодня кого-то может привести в смущение. Действительно, с одной стороны, словом «освобожденные» отдавалось в лице нацистской идеологии «кесарю кесарево». Вообще, война с СССР расценивалась в Германии как освободительный поход на Восток, призванный покончить с коммунизмом, а со временем и со славянскими нациями. О последнем, естественно, в русскоязычных газетах оккупационного периода не было ни слова.
Поначалу оккупационный режим во многих сторонах жизни мирного населения выгодно отличался от режима сталинского. Одним из важнейших преимуществ была немецкая политика в отношении Православной Церкви. Нацистская пропаганда неустанно подчеркивала, что германская армия ведет войну не с русским народом, а с «большевистским еврейским» правительством Советского Союза, а потому борется за интересы простого населения России. Именно этим объясняли немецкие оккупационные власти свое терпимое отношение к процессам церковного возрождения. Несомненно, руководство Рейха после окончательной победы на Восточном фронте встало бы, так же, как и «советы», на путь планомерного, беспощадного уничтожения православия, как идеологически несовместимого с их мировосприятием. Но в 1941 году именно в лице Православной Церкви оккупационный режим видел посредника в налаживании отношений с гражданским населением.
Как уже было сказано выше, Экзарх Прибалтики митрополит Сергий (Воскресенский) оказался для немецкой стороны более выгодным союзником и лидером Православной Церкви в Остланде, нежели непопулярный митрополит Августин (Петерсон), вновь склоняющийся под омофор Вселенского Патриарха. Сделатъ именно такой выбор немцы решились, не только по достоинству оценив личные качества Сергия, но, главное, рассчитав, что «...политически выгоднее примириться с поминанием главы Московской Патриархии, чем содействовать возвращению Эстонской и Латышской Православных Церквей в юрисдикцию Константинопольского Патриарха, Экзарх которого находился в это время в Лондоне». (Алексеев В.И., Ставру Ф. Указ. соч. С.131.) Возможно, не сомневаясь в скором победном исходе Восточной кампании, немецкие оккупационные власти летом 1941 года более опасались допустить в Прибалтике влияние Лондона, наверное, не воспринимая всерьез возможность реальной угрозы со стороны, по их мнению, агонизирующей Советской России.
Сразу же после освобождения Экзарх Сергий собрал в стенах Троице-Сергиева Рижского монастыря совещание подведомственного духовенства и прямо объявил о своей приверженности Московской Патриархии: «...сам я был и остаюсь послушником Митрополита Сергия Страгородского»... (Алексеев В.И., Ставру Ф. Указ. соч. С.131.) Православные священники Экзархата, не увлекшиеся вновь наметившимся расколом, по-прежнему продолжали поминать за богослужением Патриаршего Местоблюстителя Сергия. Свою приверженность Московской Патриархии Экзарх Сергий сохранил фактически до последних дней жизни, несмотря на то, что с первых дней оккупации занял непримиримую антисоветскую позицию. Сам владыка Сергий в этом никакого противоречия не видел. Так, в меморандуме к немецким властям, посланном в ноябре 1941 года, Экзарх Сергий разъяснял вопрос о лояльности Московской Патриархии к советской власти: «1. Московская Патриархия никогда внутренне не примирялась с безбожной властью. 2. Патриархия только подчинялась советской власти де факто, как реальной власти, и только после победы последней в гражданской войне. 3. По той же причине прекратилась обязанность повиноваться советской власти с началом теперешней войны»... (Алексеев В.И., Ставру Ф. Указ. соч. С.130.) В этом заявлении митрополит Сергий не только объясняет свои действия в новых исторических условиях, но косвенно оправдывает компромисс Патриаршего Местоблюстителя, подписавшего своим именем столь непопулярную в Русской Православной Церкви Декларацию 1927 года о лояльности к советской власти.
По прошествии года, осенью 1942 года, митрополит Сергий вновь настаивает на нетождественности большевистской власти и Московской Патриархии. Тогда в Риге под его председательством прошло совещание православных архиереев Латвии, Эстонии и Литвы, где было высказано «авторитетное мнение по поводу приписываемого Патриаршему Местоблюстителю Блаженнейшему Сергию, митрополиту Московскому и Коломенскому, воззвания к русскому народу» (от 22 июня 1941 года). «Архипастыри единодушно признали, что высокопочтимый иерарх, глава Российской Православной Церкви, не мог составить или, по крайней мере, добровольно подписать это воззвание. Целый ряд обстоятельств доказывает, что это воззвание сфабриковано кремлевскими властителями ...: «Мы знаем, что блаженнейший Сергий, муж великой учености и ревности веры, не мог составить столь безграмотное... воззвание. Либо он вовсе не подписывал его, либо подписал под страшными угрозами, желая спасти вверенное ему духовенство от полного истребления. Для нас это воззвание служит ярким доказательством того, что большевики по-прежнему держат Православную Церковь в своих тисках, удушая ее, и фальсифицируя ее голос». (Православный Христианин. 1942. №2/3. С.6.)
Сегодня непросто отделить то, что действительно было мнением Экзарха, а что предназначалось для ушей немецких чиновников в целях сглаживания «острых углов» юрисдикционного вопроса. Стоит отметить, что подобным путем уже некогда шел другой латвийский архиерей. В конце 1920-х годов архиепископ Рижский Иоанн (Поммер) (После канонизации, проведенной Латвийской Православной Церковью — священномученик Иоанн Рижский.) «на вопрос местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Сергия (Страгородского) об отношении к Московскому Патриархату ответил, что руководимая им Православная Церковь Латвии строго придерживается канонического порядка и соблюдает духовную общность с Московским Патриархатом, но не поддерживает декларацию лояльности Церкви к советскому строю». (Кулис А. К вопросу об автокефалии Латвийской Православной Церкви в 30-х годах XX столетия // Православие в Латвии. Исторические очерки. Рига, 1993. Вып.1. С.67.)
Следует признать, что, несмотря на стойкую приверженность Экзарха Прибалтики к Московской Патиархии, все же практическая сторона церковной жизни и повседневные ее нужды заставили митрополита Сергия (Воскресенского) заговорить об автономии своего церковного удела. Обе половины этой концепции четко определены в меморандуме Экзарха Сергия к оккупационным властям, посвященном положению Православной Церкви в Остланде: «Принцип канонической законности. — Чтобы избежать теперь и в будущем неизбежно следующих за схизмой ссор, Православная Церковь в Остланде должна пока оставаться в рамках российской Патриархии; позднейший возможный выход ее из Матери-Церкви должен произойти по взаимному согласию с Патриархией. Принцип автономии. — Временно, до окончательного урегулирования отношений Остландской церкви и автокефальной Матери-Церкви (пусть это будет Русская или какая-либо другая), или до возведения Остландской Церкви в степень автокефальной церкви (что кажется менее желательным), Остландская Церковь должна быть автономной, практически независимой ни от какой высшей церковной инстанции; это соответствовало бы и одному из основных принципов Тихоновского церковного уложения». (Алексеев В.И., Ставру Ф. Указ. соч. С.134.)
Документ №362, на который здесь ссылался Экзарх Сергий, был принят 7/20 ноября 1920 года Святейшим патриархом Тихоном (Белавиным) совместно со Священным Синодом и Высшим Церковным Советом. Его главное значение состояло в том, что в условиях хаоса гражданской войны и разрыва связей между епархиями и церковным центром была допущена возможность самоуправления епархий в случае отсутствия канонического Высшего Церковного Управления или невозможности связи с ним. Для нашего исследования особенно важны пункты 2 и 4:
«2. В случае, если епархия, вследствие передвижения фронта, изменения государственной границы и т.п., окажется вне всякого общения с Высшим Церковным Управлением, или само Высшее Церковное Управление прекратит свою деятельность, епархиальный архиерей немедленно входит в сношение с архиереями соседних епархий на предмет организации высшей инстанции церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях (в виде ли Временного Высшего Церковного Правительства, или Митрополичьего округа, или еще иначе).
4. В случае невозможности установить сношения с архиереями соседних епархий и впредь до организации Высшей Церковной Власти, епархиальный архиерей воспринимает на себя всю полноту власти, предоставленной ему церковными канонами». (Цит. по: Регельсон Л. Трагедия Русской церкви. 1917—1945. М., 1997. С.68-69.)
Итак, хотя и с некоторыми автономными оговорками, православный Экзархат признавался частью Русской Церкви, а закреплялось это в реальной жизни возношением имени главы Московской Патриархии — митрополита Сергия (Страгородского) — за богослужением. Смысл этого действия не только дисциплинарный: «Церковный акт возношения имени епископа мистически соединяет все евхаристические собрания в единую Церковь. Экклезиологический статус епархии обоснован евхаристическим общением архиерея с иереями, возносящими его имя». (Адельгейм Павел, священник. Догмат о Церкви в канонах и практике. Псков, 2002. С.18.)
Поскольку именно митрополит Сергий (Воскресенский) предпринял практические шаги по организации Псковской Миссии, а первые миссионеры, в основном, являлись клириками Латвийской Православной Церкви, то, естественно, «Православная Миссия в освобожденных областях России» полностью принимала и осуществляла на практике юрисдикционную линию, проводимую Православной Церковью в Остланде. Напутствуя своих посланников перед отправкой в Псков «...Экзарх дал определенные указания поминать на богослужениях имя Митрополита Ленинградского Алексия (позднее Московского патриарха), к епархии которого принадлежал район Пскова». (Алексеев В.И., Ставру Ф. Указ. соч. С.132.) Так как земли, относящиеся к Ленинградской епархии, не входили в состав Прибалтийского Экзархата, то вполне законно может возникнуть сомнение в канонической обоснованности действий Экзарха Сергия, учредившего Псковскую Миссию. Ответ на это кроется в докладе о создании «Православной Миссии в освобожденных областях России», подготовленном в Риге в канцелярии Управления Прибалтийского Экзархата.
Как уже было сказано, образование Миссии являлось своего рода откликом Экзарха на стихийный духовный всплеск среди русского народа в занятых немецкой армией районах. Отправка миссионеров в Псков и организация работы Миссии «являлись необходимостью ввиду отсутствия в означенных областях епископа, ранее ими управлявшего. Поэтому учреждение Управления Миссии является лишь временным явлением и его существование возможно лишь до восстановления непосредственной связи с Патриаршей Церковью, когда высшая церковная власть сможет или присоединить эти области к Экзархату или воссоединить с прежними епархиями. Включение данной территории в Экзархат в настоящий момент является делом невозможным уже по той причине, что область, ранее входившая в состав другой епархии, не может быть присоединена Экзархом по своему личному усмотрению без согласия на то соответствующих епархиальных архиереев, связь с которыми в настоящее время потеряна и может быть восстановлена только по окончании военных событий. Но по существующим каноническим правилам Экзарх имел вполне законное право принять области других епархий, временно утративших архиереев, под свое духовное окормление, так как они принадлежат к той же автокефальной Церкви как и он сам». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.3. Л.19.)
Особенное внимание в этом документе уделено тому варианту развития событий, когда канонические правила оказались бы попраны: «...если бы Экзархат вышел из состава Патриаршей Церкви и не находился бы от нее в канонической зависимости, окормление Экзархом данной области было бы невозможно, так как входили бы в состав уже другой юрисдикции и, хотя бы даже временное управление ими было бы незаконно». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.3. Л.19.) Отмечая, что высшая церковная власть в Московской Патриархии принадлежит Местоблюстителю Патриаршего Престола блаженнейшему Сергию и «состоящему при нем архиерейскому собранию», автор доклада пишет, что «Экзархат, в связи с ходом военных событий оказавшийся по эту сторону фронта, утратив непосредственную связь с Патриаршей Церковью, пользуется автономией, а посему управляется самостоятельно, следовательно, действуя вполне самостоятельно, Экзархат не выходит в то же время из состава Русской Православной Церкви и не имеет никакой надобности примыкать к какой-либо другой автокефальной церкви, что в будущем, несомненно, было бы сочтено за каноническое преступление». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.3. Л.19.) Как уже было сказано выше, в то время юрисдикционное и духовное единство Экзархата с Московской Патриархией видимым образом скреплялось тем, что «за богослужением возносится не только имя Экзарха, но и Местоблюстителя Патриаршего Престола, показывая верующим, что целостность Православной Матери-Церкви сохранена, и последние уже не боятся в будущем быть отлученными от Церкви, что вполне естественно можно было бы ожидать». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.3. Л.19.)
Заканчивается доклад четко сформулированным каноническим обоснованием действий Экзарха Сергия: «Таким образом, налаживание и устройство церковной жизни в освобожденных областях, входящих в состав той же Матери-Церкви, но временно оставшихся без возглавляемого епископа, Экзарх мог предпринять лишь потому, что им была соблюдена каноническая связь с Патриаршей Церковью». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.3. Л.19.)
Приведенные выше выкладки из доклада, характеризующего юрисдикционный статус Экзархата и Псковской Миссии, находят подтверждение и в немецких источниках. В сводке «Зихерхайтсполицей и СД», отправленной руководству национал-социалистической Германии из оккупированного Пскова от 6 ноября 1942 года, даются сведения о религиозной жизни населения и о Псковской Православной Миссии. Особенное внимание было уделено юридическому положению Миссии: «Возглавление Миссии было назначено Экзархом Сергием и признано оккупационными властями, поддерживавшими деятельность Миссии. Миссия отвечала за каноническую проверку назначаемого духовенства и его политическую деятельность. Миссия признавалась частью Русской Православной Церкви». (Алексеев В.И., Ставру Ф. Указ. соч. С.152.) Естественно, надолго такое положение сохраняться не могло. Чем призрачнее становились надежды Германии на победу и чем активнее велась советская пропаганда, тем заметнее становилось стремление оккупационной власти склонить Экзарха к полному разрыву с Москвой.
Одним из первых немецких шагов в «каноническом» наступлении на принципиальную позицию митрополита Сергия (Воскресенского) стало архиерейское совещание в Риге, собранное 23 июля 1942 года под давлением фашистских чиновников, курирующих дела Православной Церкви в Остланде. В повестку дня совещания вошло три основных вопроса: приветственная телеграмма Гитлеру, декларативное заявление об отмежевании от патриотической позиции, занятой Патриархией в Москве, и, наконец, «решение в обычных богослужениях прекратить возношение имени Патриаршего Местоблюстителя Сергия, сохранив его, однако, в архиерейских богослужениях». (Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь... С.160.)
Несмотря на такую вполне конкретную резолюцию, известны факты, когда в 1943 году в храмах Псковской Миссии за богослужением продолжали возносить имена митрополита Сергия (Страгородского) и митрополита Ленинградского Алексия (Симанского). Возможно, экзаршая канцелярия не рассылала специальных циркуляров, отразивших решение архиерейского совещания, по православным благочиниям Прибалтики и в Псковскую Миссию, или же не настаивала на их строгом выполнении.
Весной 1943 года ситуация в этом отношении резко изменилась. Серьезным поводом к этому явилось пасхальное обращение митрополита Ленинградского Алексия от 25 апреля 1943 года к пастве, находящейся на оккупированной территории. В этом слове архипастырь призывал к борьбе с фашистскими врагами и содействию партизанскому движению. Это послание было размножено и отправлено за линию фронта для распространения среди мирного населения. После этого «Миссия под давлением немцев была вынуждена запретить возносить его имя». (Шкаровский М.В. Нацистская Германия... С.393.) Свидетельство об этих событиях приводил один из членов Управления Псковской Миссии: «До этого времени в православных храмах упоминалось на богослужениях имя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия и митрополита Ленинградского Алексия. После этой листовки немцы запретили поминать имя митрополита Алексия. Немцы говорили, ...мы боремся с большевизмом, а вы молитесь за тех, кто призывает вас на борьбу против немцев. Миссия ответила, что мы иначе не можем. Псков принадлежит Ленинградской епархии. Так как из-за военного положения митрополит Алексий не может управлять своей епархией, митрополит Сергий взял эту область под свое окормление, но имя Алексия мы не можем не поминать. Вопрос был решен в Риге митрополитом Сергием, который запретил поминать имя митрополита Ленинградского». (Архив УФСБ по Псковской области. Д.АА 10676. Т.4. Л.831.)
Примечательно, что в рядах духовенства Псковской Миссии далеко не все безоговорочно выполняли распоряжение Экзарха. Пример тому содержится в письме псаломщика Николо-Конецкого прихода Гдовского уезда С.Д.Плескача в адрес митрополита Ленинградского Алексия, которое было датировано 25 января 1944 года. В своем послании Плескач утверждает, что «...в мае месяце 1943 года гдовское духовенство прекратило поминать на ектеньях митрополита Алексия. ...а иеромонах Лин продолжал поминать. Тогда его вызвали в Гдов, но он не поехал, а поехал я, и мне там дали такой выговор, что приходится теперь вспоминать с удовольствием». (Цитируется по: Данилушкин М.Б. и др. История Русской Православной Церкви. Т.1. СПб., 1997. С.881.) Если верить этому сообщению, то на почве юрисдикционной происходили трения между священниками, в равной степени принадлежащими Псковской Православной Миссии: «В это время приехал новый благочинный из Латвии Алексий Ионов, который на литургии не поминал нашего митрополита Алексия, а только Сергия. Как только кончилась литургия ...между иеромонахом Лином и новым благочинным получилась перекидка, и иеромонах Лин пред всем народом уличил его в том, что он находится в Ленинградской епархии, забыв закон о правящих иерархах, за что иеромонах Лин чуть не поплатился приходом, но христиане заступились за него, и дело прекратилось». (Цитируется по: Данилушкин М.Б. и др. История Русской Православной Церкви. Т.1. СПб., 1997. С.881.) Умышленное неповиновение иеромонаха Лина можно объяснить в том числе и тем, что он считал себя прежде всего клириком Ленинградской епархии, а не послушником Прибалтийского Экзарха. Для священников-миссионеров, прибывших из Остланда, сложившаяся обстановка оценивалась с зеркальной противоположностью. Отсюда такое ревностное исполнение ими предписаний Экзарха Сергия.
Между тем, ухудшение военно-политической обстановки для Германии осенью 1943 года переполнили чашу терпения нацистских властей и вызвали с их стороны новый натиск на Православную Церковь в оккупированных областях России и Прибалтики. После Собора епископов в Москве 8 сентября 1943 года, где был избран патриарх Русской Православной Церкви, отношение немцев к Экзарху Сергию ужесточилось. От него потребовали публичного отмежевания от Московской Патриархии и непризнания выборов патриарха Сергия. Немецкие спецслужбы не желали и дальше идти путем компромисса, закрывая глаза на лояльность Экзарха к московскому первоиерарху. «Открытая ставка Кремля на помощь Московской Патриархии, ...престиж титула патриарха среди населения», а также весьма «острый» документ, принятый на соборе епископов — «Осуждение изменников вере и Отечеству», все это привело к тому, что оккупанты запретили поминание имени святейшего патриарха за богослужением. Среди прочего в этом обращении Сергия Московского сказано: «Среди духовенства и мирян находятся такие, которые, позабыв страх Божий, дерзают на общей беде строить свое благополучие: встречают немцев как желанных гостей, устраиваются к ним на службу и иногда доходят до прямого предательства, выдавая врагу своих собратий, например, партизан»... (Алексеев В.И., Ставру Ф. Указ. соч. С.139.) Возможно, после такого выступления главы Русской Православной Церкви у немцев рассеялись остатки иллюзий, убедить в которых небезуспешно, поначалу, пытался их Экзарх Сергий (Воскресенский). Как справедливо отметил профессор Алексеев: «Упоминание о партизанах, которыми буквально кишел тыл немецкой армии, могло только увеличить их нервозность». (Алексеев В.И., Ставру Ф. Указ. соч. С.139.)
По воспоминаниям очевидца, «на епархиальном собрании в Вильно митрополит с волнением в голосе оповестил об этом решении оккупационных властей местное духовенство, но оставил за собой право поминать патриарха». (Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь... С.164.) В свою очередь, 19 ноября 1943 года архиереи Экзархата вынуждены были принять решение о прекращении поминовения имени патриарха, но «подчеркнули свою принадлежность к Русской Православной Церкви». (Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь... С.163.)
Давлению со стороны СД осенью 1943 года подверглись и члены Управления Миссии в Пскове. В конце сентября секретарь-делопроизводитель Управления Православной Миссии А.Я.Перминов был вызван к начальнику псковского СД Вольфу. Офицер спросил: «Как Миссия смотрит на избрание в Москве патриарха Сергия»? На что Перминов ответил — «по этому вопросу Миссия никаких указаний не имеет и утверждать правильно или неправильно были проведены выборы патриарха не может, ибо никаких данных по этому вопросу тоже не имеет. Тогда Вольф ...заявил, что СД и Отдел пропаганды решили выпустить антисоветскую карикатуру на патриарха Сергия и одного из руководителей ВКП(б) и Советского правительства с подписью «Православная Миссия в освобожденных областях России» игнорирует избрание патриарха Сергия». Вольф спросил — согласятся ли члены Миссии на выпуск такой карикатуры? Перминов отвечал, что он как секретарь Миссии такое согласие дать не может, а «если Миссия даст такое согласие, то это будет нарушением канонической зависимости от Московской Патриархии. И если выборы патриарха Сергия окажутся правильными, то всех членов Миссии, по существующим каноническим правилам, «отлучат от Церкви и предадут проклятию». Вольф спросил: «А разве Вы имеете связь с Московской Патриархией»? Перминов заявил, «что связь с Московской Патриархией существует только формальная и во время богослужений упоминается имя Московского патриарха». Вольф поинтересовался: «А почему упоминается патриарх Московский Сергий, ведь он нам враг»? Секретарь Миссии парировал так: «Если Миссия даст указание не упоминать Московского патриарха, то в последующем Вселенский собор тоже осудит членов Миссии, как еретиков». Вольф остался недоволен таким ответом и велел прислать к нему кого-нибудь из членов Управления Миссии. К Вольфу пошли Бенигсен и Толстоухов. После этого визита выяснилось, что «Вольф настоял на выпуске антисоветской карикатуры...» и они были вынуждены согласиться, но, что важно, с условием, что на ней не будет подписи Миссии. По свидетельству Перминова, «карикатуру не выпустили, так как началась эвакуация отдельных районов Ленинградской области и, видимо, СД было не до того». (Архив УФСБ по Псковской области. Д.АА 10676. Т.З. Л.594-594 об.)
Таким образом, в конце 1943 — начале 1944 гг. в православных храмах Псковской Миссии и Прибалтийского Экзархата уже не возносили ни имени митрополита Алексия, ни имени патриарха Сергия. При этом в большинстве случаев клирики относились к такому предписанию, как мере, навязанной оккупационными властями. Были такие священнослужители, которые на свой страх и риск саботировали этот непопулярный указ. В большинстве же своем клир Псковской Миссии, дисциплинированно исполнив послушание, молился на службах лишь за Экзарха Сергия, при этом не допуская публичных выпадов против патриарха Московского и всея Руси. В свою очередь митрополит Сергий (Воскресенский) вплоть до последнего в своей жизни богослужения не оставлял молитвенного общения с патриархом Сергием. (Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь... С.164.) Можно предположить, что, оставаясь в молитвенном единении с Сергием (Воскресенским), все подведомственное ему священство, клир и миряне, через своего архипастыря оставались в каноническом и духовном единении с Матерью-Церковью, возглавляемой патриархом Сергием (Страгородским).
Немцы вплоть до весны 1944 года не оставляли надежды добиться от Экзарха Прибалтики осуждения патриарших выборов в Москве и окончательного разрыва с Патриархией. Оставаясь непреклонным, митрополит Сергий практически вышел из повиновения германским властям и, как следствие, потерял относительно лояльное расположение немцев к своей персоне и к православному Экзархату Прибалтики (деятельность Псковской Миссии к весне 1944 года была уже прекращена). Большинство исследователей виновником трагической гибели Экзарха 28 апреля 1944 года единодушно считают немецкие спецслужбы, получившие приказ из Берлина расправиться со строптивым владыкой, замаскировав свою операцию в виде партизанской акции. Можно сказать, что ценой своей жизни Сергий (Воскресенский) сохранил юрисдикционное единство Прибалтийского Экзархата и Псковской Миссии с Русской Православной Церковью. Об этом в свое время хорошо было сказано профессором Алексеевым: «...глава Русской Православной Церкви в Прибалтике митрополит Сергий (Воскресенский) наглядно показал, что даже епископ советской формации может, в известных условиях, проявлять не только способность к риску, но и готовность к мученичеству за православную веру...». (Алексеев В.И., Ставру Ф. Указ. соч. С.153.)
|
