Проблемы церковного управления и церковной дисциплины в Русской Православной Церкви первой половины XX века
Если предыдущие главы были посвящены предпосылкам и непосредственной организации Псковской Миссии, а также основным направлениям практической деятельности православных миссионеров, то в этом разделе работы внимание будет уделено некоторым аспектам, не относящимся напрямую к миссионерской работе, но так или иначе влиявшим на процесс возрождения церковной жизни на оккупированных территориях.
Один из них — состояние церковной дисциплины. При этом можно провести условное разделение между требованиями внут-рицерковной дисциплины для клириков, то есть священников-миссионеров, и для мирян — членов Православной Церкви, то есть для паствы.
Как говорилось выше, прибывший из Москвы в Прибалтику митрополит Сергий (Воскресенский) в январе 1941 года после смерти митрополита Елевферия (Богоявленского) занял Литовскую кафедру, а через некоторое время (с 24 марта 1941 года) стал Экзархом всей Прибалтики. По воспоминаниям очевидцев, «приступив к управлению Экзархатом Митрополит Сергий прежде всего начал с подтягивания духовенства в чисто уставном отношении: запретил сокращать богослужения, отпевать протестантов по православному чину (что случалось в Прибалтике) и т.д.». (Алексеев В.И., Ставру Ф. Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории // Русское Возрождение. 1981. №14. С.126.) Автор этих строк причину такой строгости видит в духовном воспитании, которое будущий владыка Сергий получил в начале 1920-х годов. В то время он был послушником у последнего ректора Московской Духовной Академии епископа Феодора (Поздеевского), который жил тогда в Москве в Даниловом монастыре. Именно в этой обители, считавшейся одной из самых строгих в уставном, аскетическом отношении, находясь под духовным водительством владыки Феодора, известного своей принципиальной жесткой позицией, не приемлющей никаких компромиссов, могущих повредить чистоте православного исповедания, Дмитрий Воскресенский в 1923 году принял монашество с именем Сергий. Стоит упомянуть, что вокруг архиепископа Феодора уже в 1923 году сложилась одна из первых оппозиционных в отношении руководства Московской Патриархии групп. Поводом неприятия стали заявления патриарха Тихона о лояльности к советской власти. (Поспеловский Д.В. Указ. соч. С.150.)
В 1926 году иеромонах Сергий (Воскресенский) «видимо против желания Владыки Феодора» оставил Данилов монастырь и перешел на работу в канцелярию Московской Патриархии. С этого дня карьера о.Сергия пошла резко в гору — уже в 1929 году совершилась его хиротония во епископа Дмитровского, фактически возглавлявшего тогда Московскую епархию. (Алексеев В.И., Ставру Ф. Указ. соч. 1981. №14. С.122.)
Хотя Сергий (Воскресенский) окончательно соединил свою жизнь и служение с высшим руководством Московской Патриархии, он также сохранил и тот опыт, что приобрел в общении и под влиянием епископа Феодора (Поздеевского) — строгое «московское» уставное богослужение, неукоснительное соблюдение канонов и церковных предписаний.
С другой стороны, указанная строгость Экзарха Сергия вполне сочеталась с четкой линией, которую в этом отношении занимала Московская Патриархия в 1930-е годы. Чтобы рассказать об основных принципах церковного управления и дисциплины в Русской Православной Церкви в конце 1930-х — начале 40-х годов, нужно вернуться к началу XX века, когда в российском обществе шла подготовка к Поместному Собору. В ходе работы Предсоборного Присутствия обсуждались различные проблемы церковной жизни, предлагались проекты будущих постановлений. Еще в 1905 году, например, было высказано мнение о целесообразности избрания епископов (а не назначения), а 21 мая 1914 года был принят новый Приходской Устав, который обсуждался не только в Синоде, но и в Государственной Думе и в Государственном Совете. Устав возрождал принцип соборности на приходском уровне. В отношении участия мирян в приходском собрании сказано следующее: «Право участия в приходском собрании с решающим голосом имеют все члены причта и прихожане обоего пола, достигшие 25-летнего возраста и занесенные в приходскую книгу»... В приходской совет наряду со всеми членами причта, церковным старостой или его помощником обязательно должны были входить и миряне обоего пола, имеющие право участия в приходском собрании. При этом мирян в приходском совете должно было быть не меньше, чем членов причта (священников, диаконов, псаломщиков). (Митрофанов Георгий, протоиерей. История Русской Православной Церкви 1900-1927. СПб., 2002. С.159-160.) Таким образом, авторами приходского устава создавались условия для определенного паритета в деле управления приходом.
Важнейшим решением, принятым на Поместном Соборе 1917— 1918 гг., явилось восстановление патриаршества и отмена системы синодального управления, а с ней упраздненение мелочной государственной опеки. Это должно было повлечь за собой замену бюрократического, чиновнического принципа управления на принцип церковной соборности.
С возвращением патриаршества в Российской Православной Церкви было восстановлено и утверждено «начало единоличного возглавления». В послесоборный период в практической церковной жизни предстояло возродить «...еще более глубокую и древнюю основу церковности — самобытное и самостоятельное достоинство каждого отдельного епископа в неразрывной связи с началом церковной соборности». (Регелъсон Л. Трагедия Русской Церкви. М., 1997. С.68.) Основание для таких преобразований было положено в постановлении Поместного Собора о Епархиальном управлении: «Епархиальный архиерей, по преемству власти от Святых Апостол, есть предстоятель местной Церкви, управляющий епархией при соборном содействии клира и мирян...
Архиерей пребывает на кафедре пожизненно и оставляет ее только по церковному суду или по постановлению высшей церковной власти... в исключительных и чрезвычайных случаях, ради блага церковного». (Регелъсон Л. Трагедия Русской Церкви. М., 1997. С.68.)
Всероссийский Поместный Собор 1917—1918 гг. должен был открыть новый этап в истории Российской Православной Церкви. Постановления Собора, в особенности уставы новой соборной структуры всей Церкви «от патриарха и учреждений патриархии до монастырей и самоуправляющихся приходов, с предоставлением на всех уровнях широкой инициативы снизу и выборного начала», (Поспеловский Д.В. Указ. соч. С.41.) были нацелены на оживление церковной жизни, возвращение к православному принципу соборности, активизации и актуализации миссионерского и апостольского служения.
Однако определениям Собора не суждено было реализоваться на практике. С первых дней установления советской власти в России Православная Церковь оказалась в условиях жесточайших гонений, которые были направлены не просто на ослабление ее общественной роли, но должны были привести к полному уничтожению церковной структуры как таковой.
Чрезвычайное положение о местоблюстительстве, также принятое на Соборе, должно было помешать богоборческой власти обезглавить Российскую Православную Церковь и предотвратить церковную смуту. После смерти патриарха Тихона все три назначенных им Местоблюстителя были арестованы. В этих условиях в права Заместителя патриаршего Местоблюстителя вступил митрополит Сергий (Страгородский), что соответствовало воле заключенного патриаршего Местоблюстителя — митрополита Петра (Полянского). Мирополит Сергий, с одной стороны, старался путем регистрации добиться легализации Русской Православной Церкви. (Правило о регистрации было принято Декретом ВЦИК от 12 июня 1922 года, по которому все религиозные общества, не получившие разрешения на свое существование от местных органов власти, оказывались вне закона. То есть сама по себе принадлежность к той или иной общине или приходу Русской Православной Церкви являлась преступлением, а регистрация, «снимавшая это обвинение, выдавалась при выполнении практически произвольных требований власти». См.: Регельсон Л. Указ. соч. С.89.) С другой стороны, он пытался противостоять претензиям лидеров обновленческого движения на руководство Православной Церковью в СССР. Таким образом, ради сохранения церковной структуры под прессом гонений со стороны советской власти, и для того, чтобы определенно отмежеваться от обновленческих псевдоцерковных групп, руководство Московской Патриархии (прежде всего в лице митрополита Сергия и членов его Синода) было вынуждено пожертвовать многими достижениями Поместного Собора и, прежде всего, соборными принципами жизни Православной Церкви. Так, например, митрополит Сергий (Страгородский), приняв руководство Русской Православной Церковью, начал претворять в жизнь идею о том, что «заместительство подразумевает передачу всей полноты «фактической» власти». (Регельсон Л. Указ. соч. С.106.) В борьбе с самозванным Временным Высшим Церковным Советом (ВВЦС) во главе с архиепископом Григорием (Яцковским) митрополит Сергий допустил превышение своих полномочий. После того, как григорианский раскол был преодолен, митрополит Сергий укрепил свой авторитет в среде русского епископата и потому почти никто из его представителей не обратил серьезного внимания на это превышение власти, осуществленное Заместителем Патриаршего Местоблюстителя, посчитав это вполне допустимым в экстраординарных условиях борьбы за единство Церкви.
К сожалению, это превышение полномочий не было единичным фактом и, более того, оно вошло в систему церковного управления. Постепенно превышение прав становится руководящим принципом действий митрополита Сергия (Страгородского). Особенно ярко этот принцип проявился после Декларации 1927 года и был использован в борьбе с иосифлянами и «непоминающими», то есть с теми, кто не разделял официальную позицию Московской Патриархии по отношению к государственной власти. Л.Регельсон выделил в управлении митрополита Сергия (Страгородского) два наиболее пагубных для церковной жизни принципа: «1. Применение канонического понятия «первый епископ» к иерарху, так или иначе сосредоточившему в своих руках фактическое управление церковными делами (например, по «преемству» власти); 2. Усвоение этому иерарху права на перемещение и запрещение архиереев». (Регельсон Л. Указ. соч. С.106.)
Не вдаваясь в подробности вопроса о том, насколько оправданы были действия митрополита Сергия, все же приходится признать, что он фактически возвратил Русскую Церковь к системе бюрократической централизации, безраздельно царившей в XIX веке.
В мае 1927 года на запрос митрополита Сергия «о разрешении ему на управление Церковью» из НКВД пришла справка, разрешающая деятельность Синода (Временный Патриарший Священный Синод) при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя. Таким образом, долгожданная легализация Русской Церкви была «дарована» советской властью. Правда, обещание регистрации было получено митрополитом Сергием лишь после того, как он, находясь зимой 1927 года в заключении, «согласился допустить вмешательство государственной власти в кадровую политику Церкви. Он согласился на то, чтобы все священнослужители посвящались, перемещались с согласия государственных властей». (Митрофанов Георгий, протоиерей. Указ. соч. С.390.)
После официального заседания Синода под председательством митрополита Сергия, было разослано предписание, в котором правящим архиереям предлагалось организовать временные Епархиальные Советы и зарегистрировать их в местных органах власти. Через два месяца (29 июля 1927 года) митрополит Сергий (Страгородский) совместно с членами Синода выпустил «Послание к пастырям и пастве», более известное, как «Декларация 1927 года». Это послание, вкупе с обязательностью регистрации, положило начало целенаправленному изменению состава иерархии Русской Церкви: «неблагонадежных» епископов отправляли на покой, или на кафедры в удаленные от центра епархии. Епископские хиротонии совершались лишь в отношении тех кандидатов, кто полностью разделял позиции митрополита Сергия и чья кандидатура получала одобрение НКВД.
Как отмечает Л.Регельсон, с этого момента (1927 г.) «...церковное управление начало дополнять судебно-административное насилие над иерархами насилием церковно-каноническим». (Регельсон Л. Указ. соч. С.91.) Сам митрополит Сергий оправдывал свою линию чрезвычайной ситуацией, в которой оказалась Церковь, и стремлением сохранить легальную церковную структуру во главе с руководящим органом — Синодом. На требование оппозиционной части духовенства вернуться к практике, одобренной Поместным Собором 1917/18 годов, и «отказаться от перемещений и назначений епископов помимо согласия на то паствы и самих перемещаемых и назначаемых епископов», митрополит Сергий ответил следующее: «Перемещение епископов — явление временное, обязанное своим происхождением в значительной мере тому обстоятельству, что отношение нашей церковной организации к гражданской власти до сих пор оставалось неясным. Согласен, что перемещение часто — удар, но не по Церкви, а по личным чувствам самого епископа и паствы. Но, принимая во внимание чрезвычайность положения и те усилия многих разорвать церковное тело тем или иным путем, и епископ, и паства должны пожертвовать своими личными чувствами во имя блага общецерковного». (Регельсон Л. Указ. соч. С. 136-137.)
Митрополит Сергий (Страгородский) искренне пытался сохранить легальную церковную структуру в СССР, однако те уступки властям и компромиссы, на которые он вынужден был ради этого пойти, на деле подрывали целостность церковного организма и фактически способствовали осуществлению «ликвидационных» планов советского руководства. Накануне Великой Отечественной войны плоды такой губительной церковной политики были налицо: на свободе оставалось всего 4 архиерея Русской Церкви, епархий как административных единиц практически не существовало, сохранялись лишь отдельные приходы, поддерживавшие непостоянную связь с Патриархией.
Митрополит Сергий (Воскресенский), один из четырех уцелевших иерархов Московской Патриархии, конечно же, не понаслышке знал церковную ситуацию в СССР. 12 ноября 1941 года он сообщал в своей докладной записке немецким властям: «Легально существуют в Советском Союзе только, так называемые, «двадцатки», заведующие отдельными храмами, да еще Патриархия, подчиняться которой эти «двадцатки» отнюдь не обязаны... Архиереи по советским законам вообще никакой власти не имеют... Бесправие архиереев объясняется тем, что большевики совершенно игнорируют епископальный иерархический строй Православной Церкви и вообще не признают за ее канонами ни малейшей юридической силы... С точки зрения советских законов, Православной Церкви, как легально организованного целого, вовсе нет, а есть только разрозненные и притом неорганизованные группы верующих «Тихоновской ориентации», которым и разрешается, при соблюдении определенных законом условий, собираться на богослужения в отведенных для сего храмах»... (Цитируется по изд.: Граббе Георгий, протопресвитер. Правда о Русской Церкви на родине и за рубежом. Джорданвилль. 1989. С.78.)
По утверждению Экзарха Сергия (Воскресенского), также изложенному в докладной записке в Риге в 1941 году, предписание об обязательной регистрации религиозных объединений нанесло серьезный удар и по приходской системе Русской Православной Церкви, отменив фактически Приходской Устав 1914 года, и в частности по авторитету настоятеля. «Назначение священнослужителей к храму, — писал Экзарх Сергий, — зависит формально от двадцатки, нанимающей их за известную плату. Но, по существу, решающее слово принадлежит «Комиссии Культов» , которая может по своему усмотрению отказать священнослужителю в регистрации... Таким образом, весь клир находится в полной зависимости от произвола большевиков, которые одних допускают к легальному священнослужению, а других устраняют, при этом естественно предпочитая худших лучшим»... (Цитируется по изд.: Граббе Георгий, протопресвитер. Правда о Русской Церкви на родине и за рубежом. Джорданвилль. 1989. С.82.)
Такое состояние дел — широкие полномочия двадцатки в ущерб правам настоятеля — было на руку властям, ибо путем внедрения своих людей в состав двадцатки, или, вербуя ее членов в качестве агентов НКВД, они могли добиваться принятия необходимых для себя решений вплоть до постановлений о закрытии храмов. Принятое в Прибалтийском Экзархате в ноябре 1942 года «Временное положение о приходах» наделило настоятелей особыми властными полномочиями (Подробнее о «Временном положении о приходах» будет сказано ниже.) в ущерб полномочиям мирян, членов Приходского Совета и Приходского Собрания. Такими мерами, возможно, Экзарх Сергий надеялся укрепить церковную дисциплину на местах, ослабить роль двадцатки на приходе, в которой, вероятно, могли состоять просоветски ориентированные миряне, в том числе и агенты НКВД.
|
