Эвакуация Псковской Православной Миссии. Эвакуация церковных ценностей из России в Прибалтику
В конце лета — в начале осени 1943 года все более частыми становятся случаи эвакуации священнослужителей — членов Псковской Православной Миссии из районов угрожающей близости к линии фронта или из тех мест, где активно проявляли себя партизанские бригады. Далеко не всегда члены Миссии могли рассчитывать на благосклонное отношение партизанских отрядов, а потому покидали беспокойные районы, перебираясь поближе к центру (в Псков) или выезжая в Прибалтику.
За несколько недель до эвакуации Псковской Миссии (18 февраля 1944 года) немцы начали вывоз мирного населения на Запад, от стремительно приближающейся линии фронта.
Так называемая тактика «выжженной земли» предусматривала тотальную эвакуацию мирных жителей, уничтожение населенных пунктов, вывоз всех материальных ценностей или их полное уничтожение. По замыслу противника, Красная армия должна была вступить в безжизненную пустыню. Иногда целые деревни, не дожидаясь насильственного вывоза, отправлялись в лес под покровительство партизанского края. Однако всегда имелся некоторый процент антисоветски ориентированного населения (не обязательно коллаборанты), которое предпочитало отправиться в неизвестность эвакуации на чужбине, но не оставаться на советской территории. К последней категории относилось определенное число священно- и церковнослужителей, в том числе, и часть прихожан-мирян. С другой стороны, зачастую, основным мотивом эвакуации членов Псковской Миссии из числа местных священников было их желание не оставлять свою паству в тяжелых испытаниях эвакуации. Таким же мотивом можно объяснить случаи ухода православных священников в партизанские леса вместе с крестьянами из своих деревень.
После самой интенсивной и продолжительной бомбардировки города Пскова советской авиацией 18 февраля 1944 года, немецкие власти объявили о всеобщей эвакуации. Приказ об эвакуации пришел и в Управление Миссии. Прекратив свое существование в феврале 1944 года, Псковская Православная Миссия возродилась уже на территории Прибалтийского Экзархата в деятельности Внутренней Православной Миссии. В ряды последней вошли не только клирики Экзархата и Псковской Миссии, но и православные священнослужители из русских областей, порой не связанные напрямую с Миссией (из Белоруссии, Калининской, Смоленской областей), которые вместе с лавиной беженцев и насильственно вывезенных граждан прибывали в Прибалтику в конце 1943—начале 1944 года.
В конце 1943 года стали учащаться случаи, когда беженцы прибывали целыми приходами вместе с приходским имуществом и церковными кассами. Иногда такие группы возглавлялись священнослужителем, иногда церковнослужителем или церковным старостой.
Епархиальный Совет Латвийской Православной Церкви в отношении приходского имущества, богослужебной утвари и церковных денег русских беженцев составил специальное предписание. Согласно нему, имущество и деньги должны были «сдаваться на хранение местному приходу, около которого прибывшие поселяются и храм коего они посещают». О сданном имуществе составлялся акт и опись вещей в четырех экземплярах (один для лица сдающего, второй для прихода, имущество принимающего, третий благочинному, четвертый отправлялся в епархиальную канцелярию). О денежных суммах делалась специальная запись в кассовую книгу принимающего прихода. Последние строки этого циркуляра раскрывали руководящий принцип в отношении церковного имущества и ценностей, вывозимых беженскими приходами из русских областей.: «...вывезенное из эвакуированных областей церковно-приходское имущество и деньги никоим образом не являются личной собственностью вывезшего лица и составляют общецерковное достояние, а посему не могут быть использованы на какие-либо частные цели, а лишь на церковные нужды». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.20. Л.93.) Здесь мы сталкиваемся с весьма острой проблемой, касающейся эвакуации церковных ценностей и богослужебной утвари.
В ноябре 1943 года по указанию Экзарха Сергия Управление Псковской Миссии выпустило циркуляр об эвакуации церковных ценностей, в котором предписывалось «всему подведомственному духовенству, в случае приближения частей Красной армии», и объявления в связи с этим всеобщей эвакуации гражданского населения, «эвакуировать в тыл германской армии все церковные ценности, а именно: сосуды, иконы, облачения, церковные книги. Для более спешного выполнения предписания об эвакуации духовенству надлежало вступить в связь с местными немецкими комендатурами и местными самоуправлениями». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА10676. Т.2. Л.397.)
Помощь в эвакуации церковного имущества со стороны германских властей могла выражаться в снабжении пропуском и другими соответствующими сопроводительными документами, а также в виде обеспечения транспортным средством для перевозки ценностей и церковной утвари. Осенью 1943 года эвакуация приходского имущества, богослужебных предметов, икон на местах должна была проводиться в распоряжение Управления Миссии в Пскове. Точно так же и священнослужители, эвакуированные из опасных районов, прибывали в Управление Миссии для получения нового места служения. Однако в начале 1944 года, когда линия фронта все ближе продвигалась к Пскову, храмовые кассы и культовые ценности вывозились настоятелями церквей непосредственно на каноническую территорию Прибалтийского Экзархата и поступали в ведение местных архиереев.
К сожалению, точного текста циркуляра Псковской Миссии об эвакуации церковных ценностей не сохранилось (лишь косвенные упоминания и цитаты), известно лишь, что на эту тему было выпущено два циркуляра в октябре 1943 года за №№ 1756 и 1766. (ЦГА. Ф.9324. Оп.1. Д.7. Л.11.) Об их содержании можно судить по подобному предписанию, вышедшему в Латвийской епархии летом 1944 года.
Действительно, через несколько месяцев, когда линия фронта вплотную подошла к границам Остланда, Епархиальный Совет Латвийской Православной Церкви выпустил циркуляр, в точности соответствующий тому, что был ранее распространен по благочиниям Псковской Миссии.
Предписание было обращено к настоятелям церквей, священникам и другим членам клира приходов, которым будет угрожать эвакуация. С одной стороны, священнослужителям внушалось не покидать «свою паству ранее общей эвакуации местности;» но надлежало «...поддерживать спокойствие и порядок в среде паствы». С другой стороны, в случае всеобщей эвакуации, когда священнослужитель покидал место служения вместе со своей паствой, он был обязан «взять с собой,... — св.Антиминс, св.Дары, св.Миро, богослужебные сосуды, напрестольный крест, один комплект риз, служебник, требник, каноник и просфорную печать, а также документы, касающиеся церковных недвижимостей и кассовой отчетности». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.21. Л.20.)
Все перечисленные выше предметы имели не столько материальную ценность, сколько ценность духовную, были необходимы для совершения богослужений. В случае эвакуации целых приходов с клиром, хором, иконами, естественным был вывоз с собой церковных предметов и утвари, что позволяло не прерывать духовный и богослужебный ритм жизни общины даже в условиях изгнания на чужбине.
В случае, когда священнослужитель эвакуировался с церковным имуществом, но без своей паствы, то он, прибывая на территорию Прибалтийского Экзархата, поступал на службу во Внутреннюю Православную Миссию для того, чтобы окормлять беженцев и рабочих из русских областей. Такой священник уже имел для миссионерской работы всю необходимую утварь и богослужебные принадлежности, которые принимались на учет в Латвийскую, Литовскую или Нарвскую епархии.
Нужно принять во внимание и другой мотив, по которому надлежало эвакуировать церковные ценности. Мало кто сомневался в том, что при отступлении немецких войск боевые действия в районе города Псков будут особенно кровопролитными и разрушительными. Именно здесь находились, своего рода, врата в Прибалтику, а значит, и в Западную Европу, поэтому германское командование уделило серьезное внимание укреплению этого участка фронта — созданию оборонного рубежа, так называемой «Линии Пантеры».
Уже во второй половине февраля 1944 года Псков был в большей степени разрушен из-за регулярных налетов советской авиации. К этому следует напомнить о фашистской тактике «выжженной земли», когда все объекты, имеющие хоть малую ценность в жизнеобеспечении, подлежали полному уничтожению, а мирное население тотальной эвакуации.
Печальная участь ожидала и православные храмы вместе с их имуществом, ризницами, библиотеками и прочим церковным имуществом. Так, например, о. Николай Жунда обратился к причту и прихожанам Свято-Троицкого собора с доводами в пользу скорейшей эвакуации имущества главного храма города: существовала реальная угроза того, что «немцы, отступая, могут взорвать собор, и все вместе с собором погибнет». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА10676. Т.2. Л.397.)
К тому же, если не воспользоваться возможностью организованной эвакуации ценностей в Прибалтику, то позже, в момент хаоса и неразберихи, немцы займутся открытым грабежом, и церковные ценности отправятся на Запад в частных багажах германских военнослужащих.
Через начальника VII отдела Псковской Штандарткомендатуры Мюллер-Остена был получен «один вагон для погрузки имущества Псковского собора». Однако в момент погрузки начался налет советских самолетов. При этом вагон пострадал настолько, что не мог отправиться в поездку, а в панике авианалета «часть вещей была разворована немцами на месте, а часть на грузовике отвезена обратно в собор». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА10676. Т.2. Л.397.)
Если кафедральный собор Пскова уцелел, не был взорван при отступлении немецких войск и практически не был разрушен в ходе боев, то участь некоторых других церквей на Псковщине, особенно сельских, оказалась гораздо трагичнее.
О том, в каком положении находились храмы Пскова после освобождения города от немецких войск, говорится в докладе председателя Приходского Совета Спасо-Преображенского собора города Ленинграда А.Ф.Шишкина, объехавшего северо-западные районы с целью установить реальное положение церковных дел. В Свято-Троицком кафедральном соборе у царских врат немцами была установлена мина, взрывом которой врата были уничтожены и причинен ущерб внутреннему интерьеру, при взрыве погибли и три советских воина. Подобным образом были заминированы входные двери храма св.Василия на Горке, мина была вовремя обезврежена. Фашистами при отступлении была взорвана колокольня Снетогорского монастыря, от ее взрыва был серьезно поврежден Рождественский собор (XIV века), знаменитый древними настенными росписями. (По поводу разрушения колокольни существует и другая версия, согласно которой в ходе боев за освобождение Пскова колокольню разрушила советская артиллерия.) Также немецкими оккупантами был «сожжен собор Иоанновского монастыря (1240 г.). Смежная с ним церковь — совершенно уничтожена. Сожжена и разбомблена церковь св.Косьмы и Дамиана «с Примостья» — на Запсковье. Там же сожжена церковь Богоявленья (1469 г.). Совершенно была уничтожена церковь св.мученика Никиты (1470 г.). Сожжены церкви: Вознесение «Старое»(1476 г.), церковь свв.Косьмы и Дамиана (1530 г.) на Гремячей горе, церковь св.Николая «со Усохи» (1536 г.), церковь свв.Иоакима и Анны, разбомблена церковь преподобного Сергия с Залужья (1561 г.), сожжена церковь св.Николая (единоверческая, XIX века) на ул.Калинина, в соборе Мирожского монастыря (XII век) артиллерийским снарядом повреждена живопись на Западной стене и в апсиде. В Рождественском соборе устроили склад вина, в соборе Иоанновского монастыря — склад угля и торфа, в пределах церкви Богоявления на Запсковье и под звонницей была устроена конюшня». (ЦГА. Ф.9324. Оп.1. Д.7. Л.48-49.)
Священник, обслуживавший погосты Добрывидки и Русски, в докладе для Управления Псковской Миссии сообщал о бесчинстве немецких оккупантов и разрушении ими православного храма. Утром 25 ноября 1943 года к погосту Добрывидки подъехали две автомашины с немцами. Они предложили священнику открыть церковь, а «войдя в храм, — они сейчас же бросились к свечному ящику, взломали замки, взяли оттуда деньги, свечи. Потом внесли в храм семь ящиков взрывчатого вещества и сказали, что храм будет взорван. После этого трое из них бросились в алтарь и начали снимать шелковые платки и забирать полотенца с икон». Настоятель успел собрать главные церковные ценности — «антиминс, Евангелие, дискос, чашу, крест, облачение, иконы». Тем временем фашистский отряд поджигал деревню, в том числе и дом священника.
Потеряв свое имущество и приют, настоятель поручил прихожанам спасенные им вещи закопать до лучших времен в землю, а сам отправился в Псков в распоряжение Управления Православной Миссии. К моменту написания доклада священником Григорием Добровольским, храм в Добрывидках уже был взорван немцами, хотя колокольня еще сохранилась. (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.11. Л.1.)
В информационном докладе о работе Уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР по Ленинградской области, составленном после освобождения Северо-западного региона от немецко-фашистских захватчиков, представлена статистика о наличии действовавших храмов и священнослужителей в период оккупации и сразу после его завершения. Авторы доклада дают примерные сведения о количестве уничтоженных православных храмов. Если верить этому документу, то немцами была взорвана и уничтожена 41 церковь. Наибольшие потери зафиксированы в Гдовском районе (8 храмов), в Порховском и Новосельском (5 храмов), в Плюсском и Лужском (4 храма). (ЦГА. Ф.9324. Оп.1. Д.10. Л.8.) В этом списке отсутствуют данные по Псковскому, Островскому, Опочецкому, Новоржевскому районам (как традиционно псковским), а потому статистика не полна, то есть на территории Псковской Миссии было разрушено из-за военных действий не менее 50 церквей.
Следует отметить, что православные храмы оказывались жертвой не только немецких войск или зондеркоманд, как это преподносилось советской пропагандой. Одинаково разрушительными для древнерусского зодчества и церковных построек были бомбардировки советской авиации и удары артиллерии. По древней традиции православный храм воздвигался зодчими на возвышенности, так, чтобы купола и колокольня просматривались за несколько километров. В военных условиях эта особенность сооружения церквей зачастую использовалось для корректировки ведения огневых ударов по противнику. Для того, чтобы лишить врага такого важного преимущества, и немецкая, и советская стороны взрывали колокольни, купола, а порой и все храмовое здание целиком.
Нередкими были случаи, когда церковные ценности не эвакуировались в Управление Миссии или на территорию Прибалтийского Экзархата, а уносились и прятались в лесах, в тех случаях, когда священник или(и) прихожане, спасаясь от эвакуации и фашистского террора, укрывались под защитой партизанских отрядов. Порой церковные ценности, также, как в 1920—30-е годы, в период массового закрытия православных храмов, закапывались крестьянами в землю, чтобы с наступлением мирного, благоприятного времени вновь извлечь из «схорона» храмовые святыни и ценности и использовать в богослужебной жизни.
Значительно чаще церковное имущество, богослужебные сосуды и ценности эвакуировались в немецкий тыл, подальше от линии фронта, как это предписывалось в специальном циркуляре. Таким образом, вывоз ценностей являлся не грабежом, а мерой вынужденной. Тем более что эвакуация проходила, как правило, организованно, а сами церковные предметы оставались и после эвакуации в Прибалтику в ведении одной и той же Русской Православной Церкви Московского Патриархата.
Нужно было спасти христианские святыни от уничтожения и поругания. С освобождением от фашистской оккупации возвращалась советская власть. А у русского народа еще жива была память об изъятии церковных ценностей в 1920-е годы, о богоборческой кампании большевиков, сопровождавшейся разграблением ризниц, сжиганием церковных книг и икон, осквернением мощей христианских святых и т.п. Кто мог дать гарантию, что подобное бесчинство не вспыхнет вновь теперь уже в середине 1940-х годов, в том числе, как месть советской власти за активное церковное и духовное возрождение в условиях немецкой оккупации. Опасения такого рода, особенно среди клириков, существовали и служили весомым доводом для эвакуации церковных ценностей и имущества.
Так, 13 февраля 1944 года после торжественного молебна в Псковском кафедральном соборе чудотворный образ Тихвинской иконы Божией Матери под немецкой охраной был вывезен в Ригу и передан на хранение в кафедральный Христорождественский собор г.Риги. (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА10676. Т.2. Л.397.) В конце марта 1944 года древняя икона «в присутствии епископа Рижского Иоанна, была осмотрена специалистами по изучению древностей». Было установлено, что серебряная позолоченная риза сделана на пожертвования жителей Тихвина в 1718 году, а сама икона относится к XIV веку. (Русский Вестник. Рига. 30.03.1944. №38(62).)
Несколько позже в Ригу были доставлены и другие псковские святыни. Наиболее почитаемые из них — честные мощи св. князя Всеволода, находившиеся в Псковском кафедральном соборе, а также мощи св. князя Довмонта и блаженного Николая, Христа ради юродивого. (Русский Вестник. Рига. 08.07.1944. №80(104).)
Поскольку подавляющее число псковичей оказалось в изгнании, то, естественно, их святыни следовали за ними на чужбину, поддерживая и укрепляя в непомерных испытаниях. Практически ежедневно перед чудотворной Тихвинской иконой Божией Матери в Рижском кафедральном соборе совершались молебны, при огромном стечении народа, в том числе беженцев и вынужденных переселенцев из русских областей.
Особенно торжественным выдался день 9 июля 1944 года, когда вся Русская Православная Церковь отмечает праздник Тихвинской иконы Божией Матери. Накануне в Христорождественском соборе города Риги была совершена служба с акафистом, который читал епископ Иоанн (Гарклавс). В сам день праздника (воскресенье 9 июля) торжественную Литургию также отслужил владыка Иоанн, а после этого состоялся молебен перед чудотворным образом. Прочувственное слово, посвященное празднику, произнес протоиерей Иоанн Легкий. В храме собралось множество богомольцев, особенно беженцев, поклонявшихся знаменитой иконе еще в Пскове. Со словом ободрения и привета к русским беженцам обратился Владыка Иоанн. (Русский Вестник. Рига. 11.07.1944. №81(105).)
Ранее псковских святынь (осенью 1942 года) из Новгорода в Литву (Векшни) были доставлены мощи святителей Новгородских Никиты и Иоанна, св.мученика Георгия, свв.благоверных князей Феодора, Владимира и Мстислава, св.Антония Римлянина, и княгини Анны. (Русский Вестник. Рига. 08.04.1944. №42(66). Алексий (Чернай), архимандрит. Пастырь в годы войны // Санкт-Петербургские Епархиальные Ведомости. Вып.26-27. С.219-221.)
Участники архиерейского совещания, прошедшего под председательством митрополита Сергия (Воскресенского) 5 апреля 1944года в Риге, обсудили среди прочих и вопрос о том, как «обеспечить сохранность ...святынь, предметов церковного обихода и других церковных ценностей, подвергающихся опасности во время воздушных налетов или близости фронта». (Русский Вестник. Рига. 08.04.1944. №42(66).) Архиерейское совещание, чтобы спасти «священное достояние Церкви от поругания и уничтожения», приняло постановление, согласованное с соответственными распоряжениями государственных властей. Постановление гласило, что «повсюду будут заблаговременно приняты меры к тому, чтобы ...святыни и другие церковные ценности сберегались в помещениях, дающих защиту от воздушных налетов, и чтобы в случаях, когда это потребуется, они удалялись в более глубокий тыл из слишком близкой к фронту полосы». (Русский Вестник. Рига. 08.04.1944. №42(66).)
Для того чтобы предупредить возможное волнение верующих, причта и клира православных приходов, вызванное эвакуацией церковного имущества и ценностей, на совещании было подчеркнуто, что «...священные предметы, удаленные из подверженных опасности мест, остаются собственностью церковных учреждений, которым принадлежат, и что они, по миновании опасности, будут незамедлительно возвращены в храмы и сокровищницы, из которых были или будут изъяты. На время такого изъятия они передаются на хранение другим церковным учреждениям нашим и непрерывно остаются, таким образом, в ведении и на попечении Высокопреосвященнейшего Экзарха и уполномоченных им для сего лиц». (Русский Вестник. Рига. 08.04.1944. №42(66).)
Подавляющее большинство членов Псковской Православной Миссии, эвакуированных из русских областей на территорию Остланда, влилось в работу Внутренней Православной Миссии в Латвии, Эстонии и Литве. В упомянутом выше докладе «О работе Уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР по Ленинградской области» даются сведения о численности православного духовенства северо-западных районов «ушедшего с немцами», то есть эвакуированного в Прибалтику. Общее их число составило 55 человек. Из них наибольшее количество из Новгородского района — 7 человек, из Порховского района — 6 человек, из Батецкого — 5 человек, из Гдовского и Солецкого по 4 человека, из Волосовского и Лужского по 3 человека. (ЦГА. Ф.9324. Оп.1. Д.10. Л.7-8.)
Составители этого отчета не включили сведения по Псковскому, Островскому, Опочецкому и Новоржевскому районам, из которых в распоряжение Прибалтийского Экзархата прибыло не менее 30 священнослужителей. Таким образом, как минимум, половина всего состава Псковской Православной Миссии (к концу 1943 года в ее рядах насчитывалось около 175 человек) к весне 1944 года была эвакуирована в Прибалтику.
В одном из своих исследований М.В.Шкаровский, опираясь на данные немецких архивов, пишет о том, что в ходе «полной принудительной эвакуации Пскова и прилегающих районов 21 февраля 1944 года Православная Миссия в составе 69 священнослужителей прибыла на территорию Латвии и прекратила свое существование». (Шкаровский М.В. Нацистская Германия и Православная Церковь. С.396.) К этому числу следует добавить и тех священнослужителей, которые изначально эвакуировались в Литву и Эстонию. Таких клириков было не менее десяти, а потому вновь подтверждается общая статистика эвакуированных членов Псковской Миссии — от 80-ти до 90 человек.
В Эстонию из Псковской Миссии выехали — священник Константин Шаховской (он вернулся в город Печоры в 1943 году), священник Ливерий Воронов, протодиакон Феодор Юдин (Нарва, Таллинн), иеромонах Лин (Никифоров). Последний представитель Псковской Миссии с осени 1943 года находился в Нарве, позже состоял в числе насельников Свято-Успенского Псково-Печорского монастыря, где осенью 1944 года был арестован сотрудниками СМЕРШа.
Отец Ливерий Воронов и протодиакон Феодор Юдин служили в городке Феллине по воскресным и праздничным дням для эвакуированного православного русского населения, а также совершали частные богослужения — требы по просьбе беженцев. Богослужения совершались в обычном доме, поскольку православного храма в городке не было. (Богослужения в Феллине для эвакуированных русских // Северное Слово. 28.07.1944. №71(316).)
|