Судьбы православных миссионеров
после освобождения Северо-Запада России и Прибалтики от немецкой оккупации
Летом 1944 года военные действия переместились в Прибалтику. Под ударами Красной армии немецкие войска отходили на Запад. Вместе с частями Вермахта прибалтийские земли оставляли и мирные граждане. Это были не только те, кто насильно вывозился немцами: восточные рабочие, русские беженцы, но и коренные жители прибалтийских республик, а также выходцы с территории РСФСР, не желавшие вновь оказаться в руках советской власти.
Перед членами Миссии (Внешней Псковской и Внутренней Латвийской и Литовской) также встал вопрос: остаться на Родине под властью тоталитарного коммунистического режима, либо пуститься, без всяких гарантий на успех, в опасное путешествие на чужбину, нередко в одной колонне с иноземными захватчиками. Каждый должен был сделать этот выбор сам. Конечно, известны случаи, когда священнослужители насильно вывозились немецкими оккупантами в Германию, как, например, священник Роман Берзиньш. Но такие случаи не были частыми. Как правило, эмиграция в Европу была шагом осознанным.
Священник Георгий Бенигсен в своих записках формулирует мотив, который подтолкнул многих священников и мирян к тому, чтобы оставить Родину и избрать своим уделом вечное скитание: «Мы шли на Запад, зная, что от большевиков нам нечего ждать пощады, зная на этот раз советский режим так же хорошо, как немецкий. Сердце часто подсказывало: останься, раздели участь тех, кто взял на себя крест мученичества, кто страдает за Христа в ссылках и концлагерях необъятных просторов Сибири. Но другой голос звал на Запад, говоря о том, что еще не все кончено, что на Западе знают правду и за эту правду сумеют постоять». (Бенигсен Георгий, протоиерей. Указ. соч. С.138—139.)
Другое сходное свидетельство принадлежит протоиерею Сергию Гарклавсу, приемному сыну епископа Иоанна Рижского (Гарклавса). Вместе с владыкой он оказался в изгнании. «В сентябре 1944 года немецкие власти предложили епископу Иоанну в течение 24 часов покинуть Ригу. Он очень хотел остаться в Риге, но власти были неумолимы. Имелись и другие обстоятельства. Остаться — означало обречь себя на неизбежные страдания, тогда как отъезд обеспечивал, по крайней мере, безопасность». (Колесникова Л.А., Александр Гарклавс, протоиерей. Тихвинская икона Божией Матери. Возвращение. С.62.)
Таким образом, епископ Иоанн, подчиняясь приказу немецких властей и велению своего сердца, «...собрал кое-какие вещи и вместе со своей матерью и личным секретарем Сергием покинул Ригу и направился в порт Лиепая». (Колесникова Л.А., Александр Гарклавс, протоиерей. Тихвинская икона Божией Матери. Возвращение. С.63.)
В этом городе группа епископа Иоанна увеличилась до 30 человек, включая 10 священников. Из них трое в недавнем прошлом принадлежали Псковской Православной Миссии: о.Иоанн Легкий, о.Феодор Михайлов, о.Алексий Ионов. (Позже в городе Яблонце (Чехия) к группе присоединился еще один член Псковской Миссии о.Петр Кудринский, через некоторое время вернувшийся в СССР и сразу подвергшийся аресту и отправке в лагерь.) Были здесь и клирики Латвийской Православной Церкви, внесшие заметный вклад в деятельность епархии и Внутренней Православной Миссии в период немецкой оккупации: о.Николай Веглайс, о.Николай Перехвальский, о.Иоанн Бауманис, о.Виктор и о.Арсений Колиберские.
22 сентября 1944 года эта группа вместе с чудотворной Тихвинской иконой Божией Матери погрузились на транспортный корабль, направляющийся в Данциг (ныне Гданьск). Из Польши они переправились в чехословацкий город Яблонец. В Чехословакии они встретили окончание войны и попали в советскую зону оккупации. Опасаясь насильственного вывоза на территорию СССР и репрессий со стороны советских карательных органов, группа беженцев во главе с епископом Иоанном (Гарклавсом) начала искать возможность перебраться в американскую зону и отвести от себя угрозу насильственной репатриации. В сентябре 1945 года епископ Иоанн и его товарищи с семьями и нехитрым скарбом переехали в Прагу, где встретились с подобной себе группой, состоящей из духовенства и мирян Литовской епархии, возглавляемой епископом Ковенским Даниилом. Епископ Даниил позже, поддавшись пропаганде сотрудников советской репатриационной комиссии, вернулся в СССР и жестоко поплатился за свою доверчивость несколькими годами тюремного заключения.
Латвийская группа беженцев ненадолго задержалась в Праге. Епископ Иоанн встретился с представителями католического агентства «Каритас» и, заручившись его поддержкой, сумел спасти своих друзей и близких, священников и их семьи от неминуемой выдачи в Советскую Россию. Присоединившись к группе бельгийских и французских беженцев, латвийские беженцы смогли пересечь границу Чехословакии и оказаться в Германии в американской зоне оккупации в городке Амберг близ Нюрнберга. Затем епископ Иоанн с ближайшим окружением и вместе с Тихвинской иконой поселился в лагере для перемещенных лиц (DP) в местечке Херсбрук, где и пробыл до 1949 года.
Практически все духовенство, сопровождавшее епископа Иоанна в скитаниях по Европе, оказавшись в относительной безопасности, разъехались по городам Германии, где располагались лагеря DP, в которых проживали беженцы из СССР и Прибалтики. (Отец Иоанн Бауманис в Вюрстбурге, о.Феодор Михайлов в Регенсбурге и т.д.) Там под руководством священников создавались приходы, оборудовались импровизированные молитвенные дома. Священники, имея опыт Псковской или (и) Внутренней Православной Миссии, продолжали свое миссионерское служение, вновь поддерживая и утешая свою паству. Епископ Иоанн регулярно посещал вновь народившиеся православные приходы в лагерях для перемещенных лиц по всей Германии. Каждый раз владыка брал с собой и православную святыню — Тихвинскую икону Богородицы. «Присутствие Тихвинской иконы среди обездоленных людей являлось безусловным источником духовной и моральной силы. Не зря ее стали почитать как «защитницу» православных беженцев». (Колесникова Л.А., Александр Гарклавс, протоиерей. Указ. соч. С.67.)
Беженцы прилагали все силы, физические и духовные, для того, чтобы иметь свой храм, иметь возможность молиться и сохранить на чужбине веру отцов. Убогие внешне церкви и часовенки в лагерях DP были «устроены чрезвычайно просто: из досок или листов жести. Внутри — несколько икон, простой иконостас, подсвечник, лампады из консервных банок — трудно представить себе что-то более простое. Но внутри этого сооружения горел жар людских сердец и душ». (Колесникова Л.А., Александр Гарклавс, протоиерей. Указ. соч. С.68.)
В конце 1944 года о.Георгий Бенигсен также эвакуировался в Германию. Его священническое служение продолжалось в Берлинском православном соборе с милостивого разрешения митрополита Серафима (Ляде). В Берлине о.Георгий участвовал в работе организации «Народная Помощь», которая была создана для оказания социальной помощи русскому населению: беженцам, «остовцам» (восточным рабочим) и семьям членов РОА (Русская Освободительная Армия). Председателем организации был назначен член КОНРа (Комитет Освобождения Народов России) Г.А.Алексеев, видный деятель русской диаспоры и руководитель «Русского Комитета» в Латвии. Вице-председателем «Народной Помощи» являлся православный священник о.Александр Киселев. В 1941 году он прибыл в Берлин из Эстонии, после того, как там установилась советская власть. До этого о.Александр был одним из деятельных участников РСХД в Эстонии. В Берлине его пригласил в собор святого Владимира архимандрит Иоанн (Шаховской), который неоднократно приезжал в Эстонию на съезды РСХД и был добрым знакомым семьи Киселевых. По свидетельству о.Александра, «это был очень духовно спаенный приход. До конца войны его прихожане всеми силами помогали нашим пленным — людям, угнанным в Германию на работы». (Из воспоминаний отца Александра Киселева // Русское Возрождение. №81. 2002. С.101.)
В августе 1942 года о.Александр Киселев был назначен исполняющим делами ключаря кафедрального Воскресенского собора в Берлине. Именно сюда в конце 1944 года был определен о.Георгий Бенигсен, получив возможность продолжить миссионерскую работу и пастырское служение.
Официальное открытие «Народной Помощи» состоялось на многолюдной рождественской елке для детей. Перед началом праздника о.А.Киселев с протодиаконом Василием Мельниковым (Отец Василий Мельников, клирик Латвийской Православной Церкви, эвакуировавшийся осенью 1944 года в Германию.) отслужили молебен, а священник Г.Бенигсен сказал проповедь о значении праздника. После этого Г.А.Алексеев представил присутствующим организацию «Народная Помощь». (Киселев Александр, протоиерей. Облик генерала A.A.Власова (записки военного священника). New York. С.88.)
После войны о.Александр Киселев с семьей, а вместе с ними и о.Георгий Бенигсен со своим семейством переехали в Мюнхен, где организовали «большое русское дело — дом «Милосердный Самарянин», в котором для помощи русским беженцам были созданы: гимназия, медицинская лаборатория, школа сестер милосердия, издательство, отдел социальной помощи и т.п. (Из воспоминаний отца Александра Киселева ... С. 117.)
В эти послевоенные годы начинает возрождаться РСХД. Именно в Мюнхене возобновилось издание «Вестника РСХД». Поначалу журнал редактировал о.А.Киселев, а затем его заменил о.Георгий Бенигсен, который перенял «...от о.Александра пастырство и административное руководство в Мюнхенском храме св.Серафима Саровского при Доме «Милосердного Самарянина». (Соколов Виктор, священник. Пастырю, учителю и другу. К сороковому дню кончины прот.Георгия Бенигсена// НРС (Новое Русское Слово). Нью-Йорк. 14.09.1993. С.13.)
В 1949 году епископ Иоанн (Гарклавс) обратился к митрополиту Американской Православной Церкви Феофилу (Пашковскому) с прошением о присоединении к его юрисдикции и въезде в США. Ответ был дан положительный и в августе 1949 года епископ Иоанн со своей группой и Тихвинской чудотворной иконой прибыли на американский континент в город Бостон.
Также летом 1949 года из Мюнхена в США переселилась часть русской общины вместе со своими пастырями о.Александром Киселевым и о.Георгием Бенигсеном.
Теперь латвийские и русские миссионеры взялись за созидательную работу в Америке, продолжая миссию среди русских эмигрантов и американских граждан. Следует отметить, что из этой группы лишь два священника перешли в лоно «карловацкой» Русской Православной Церкви за границей, а все остальные так и остались в Американской Православной Церкви, с 1970 года получившей каноническую автокефалию от Матери Русской Православной Церкви Московского Патриархата. (Протоиерей Иоанн Легкий и протоиерей Алексий Ионов, первый раньше, а второй позже перешли в Зарубежную Церковь.)
Если говорить о количественном соотношении, то духовенства из числа сотрудников Псковской Миссии, эмигрировавшего на Запад, было гораздо меньше, чем тех, кто предпочел остаться на Родине — в Латвии, Литве и в России. Едва ли число миссионеров, выехавших в Европу, превышало 12 человек. Доподлинно известно, что в эту группу входили: о.Иоанн Легкий, о.Владимир Толстоухов, о.Алексий Ионов, о.Георгий Бенигсен, о.Феодор Ягодкин, о.Александр Дрябинцев, о.Феодор Михайлов, о.Алексий Цыпурдеев, о.Димитрий Кратиров, о.Петр Кудринский (позже вернулся в СССР).
Наиболее яркие из этих священников продолжили свой миссионерский труд и в Америке. Например, Иоанн Легкий почил в 1995 году в сане епископа Рокландского. Протоиерей Димитрий Кратиров в 1945—1947 гг. являлся настоятелем собора Воскресения Христова в Берлине. Протоиерей Алексий Ионов возглавил общину православного храма в Беркли (США). Протоиерей Феодор Михайлов также в послевоенные годы служил в православном храме Христа Спасителя в Нью-Йорке. Протоиерей Георгий Бенигсен с 1950 года переехал в Калифорнию. Он служил кафедральным протоиереем Свято-Троицкого собора в Сан-Франциско, затем в Колорадо, Нью-Йорке. Последние годы о.Георгий служил в Свято-Успенском монастыре в Калистоге. В Сан-Франциско Бенигсен «создал церковную школу, из которой вышел целый ряд будущих священников и мирян, активных церковных работников. Работу церковной школы он неизменно налаживал во всех приходах, где служил». (Раевская-Хьюз О. Предисловие // Бенигсен Георгий, протоиерей. Не хлебом единым. С.5.) Все годы жизни в Америке о.Георгий Бенигсен не забывал о России. В 1980-е годы на протяжении семи лет он выступал на радио «Свобода» с воскресными религиозными беседами для советских слушателей. «Это была новая и радостная, хотя и иная по форме, возможность проповеди русским людям». (Раевская-Хьюз О. Предисловие // Бенигсен Георгий, протоиерей. Не хлебом единым. С.6.)
Большая часть священно- и церковнослужителей Псковской Миссии и Внутренней Православной Миссии остались летом-осенью 1944 года на Родине — в Прибалтике или на территории северо-западных районов РСФСР. Порой это было связано с преднамеренным невыполнением приказа немецких оккупационных властей о тотальной эвакуации, некоторые просто не успели или не смогли по различным причинам вовремя покинуть свое место жительства и служения и присоединиться к многочисленным беженцам. Судьба священнослужителей, решивших дождаться прихода Красной армии и восстановления советской власти, складывалась в основном двумя путями: либо арест, следствие, ГУЛАГ, либо возможность священнослужения и свобода, порой также временная и не исключающая, впрочем, всех трудностей и испытаний, с которыми естественно сталкивалось духовенство в советской стране.
Осенью 1944 года, тотчас после освобождения Прибалтики от немецких оккупантов, были арестованы практически все бывшие члены Управления Псковской Православной Миссии: протопресвитер Кирилл Зайц, священник Николай Жунда, протоиерей Николай Шенрок, протоиерей Николай Трубецкой, священник Константин Шаховской, священник Ливерий Воронов, протоиерей Сергий Ефимов, А.Я.Перминов, Г.И.Радецкий. Следующий круг арестов охватил большую часть членов Псковской Миссии, занимавших должность благочинных: священник Иаков Начис, священник Георгий Тайлов, протоиерей Николай Быстряков, протоиерей Николай Заблотский, лжесвященник Иоанн Амозов. Подверглись аресту также и рядовые сотрудники Псковской Православной Миссии, в первую очередь те из них, кто особенно активно трудился на миссионерском поприще, подрывая тем самым основы советского материалистического мировоззрения.
Современный исследователь из Санкт-Петербурга Н.Ломагин, используя данные архива УФСБ, пишет о том, что «по делу членов «Православной Миссии» и подчиненного ей духовенства было арестовано 37 человек». (Ломагин Н. Неизвестная блокада. Кн.1. (2-е изд.). СПб., 2004. С.538.)
Цифры эти требуют серьезного уточнения. Если учесть, что аресты членов Псковской Православной Миссии продолжались с 1944 по 1952 гг., некоторые были осуждены после возвращения из Европы, (Священник Роман Берзиньш, протоиерей Петр Кудринский, протодиакон Василий Мельников.) а также охватывали не только клириков, то есть священников и диаконов, но и миссионеров-мирян, (1.Перминов А.Я. 2.Радецкий Г.И. 3.Кравченок К.И. 4.Булгак И.П. 5.Сабуров Н.Д. 6.Матвеева Р.И. 7.Караваев В.В. 8.Ильинский Г.В. 9.Начис Л.В. 10.Шенрок С.Н. Таким образом, как минимум 10 человек мирян сотрудников Псковской Миссии были осуждены за антисоветскую деятельность в годы немецкой оккупации.) то число миссионеров, оказавшихся в сталинских лагерях, было не менее 55 человек.
В реальности эта статистика может оказаться выше, достигая 80 человек, то есть едва ли не половина всего состава Псковской Миссии. Дело в том, что судьбы отдельных священнослужителей до конца неизвестны и теряются в 1944—1945 гг., что может означать гибель во время эвакуации или арест и смерть в ГУЛАГе. (Такая неопределенность будет сохраняться, по крайней мере, до тех пор, пока для исследователей будет закрыт доступ к следственным делам псковских миссионеров, хранящимся в архивах УФСБ.)
К этому следует добавить то, что те из членов Миссии, кто не был арестован НКВД в послевоенные годы, по-прежнему не были застрахованы от притеснений безбожной власти: лишение регистрации, необоснованное закрытие храмов, шантаж, давление и т.п. Некоторых иереев не смогли спасти от ареста даже «заслуги пред властью», как, например, материальная помощь партизанам и сбор средств для нужд Красной армии. (Протоиерей Алексий Кибардин был арестован в январе 1950 года и осужден на 25 лет ИТЛ за пособничество немецко-фашистским оккупантам.)
После освобождения северо-западных районов РСФСР от немецких захватчиков все оставшиеся священнослужители были проверены на предмет лояльности к советской власти. Те, кто проверку прошел успешно, как правило, продолжал служить в сохранившихся храмах. Священнослужители, активно поддерживавшие партизанское движение в годы немецкой оккупации и отмеченные правительственными наградами, были поставлены во главе благочиннических округов. Священник Феодор Пузанов стал благочинным Дновского, а священник Илия Богданов — Псковского округов Ленинградской епархии.
В конце лета 1944 года Ленинградская епархия была разделена на 7 благочиннических округов: 1. Городской, 2. Пригородный, 3. Новгородский, 4. Псковский, 5. Дновский, 6. Лужский, 7. Кингисеппский. Возглавляли округа следующие священнослужители: 1. Протоиерей П. Тарасов, 2. Протоиерей Н. Ломакин, 3. Священник П.Кононов, 4. Священник И.Богданов, 5. Священник Ф.Пузанов, 6. Священник А.Голубев, 7. Протоиерей А.Степанов. (ЦГА. Ф.9324. Оп.1, Д.13. Л.46.)
На 1 ноября 1944 года архиепископ Псковский и Порховский Григорий (Чуков) подготовил информационные отчеты по обстановке в пяти порученных его управлению епархиях. Пять епархий: Ленинградская, Новгородская, Псковская, Вологодская, Олонецкая. Всего на этой территории сохранилось 208 православных храмов, пригодных для богослужения. Из них на 1 ноября 1944 года только 89 церквей были действующими. Больше всего в Псковской — 37, в Ленинградской — 31, в Новгородской — 15 церквей. В перечисленных епархиях находилось всего штатного духовенства 117 человек. В Псковской епархии — 48 священнослужителей, в Ленинградской епархии — 42 священнослужителя, в Новгородской —17 священнослужителей, в Вологодской и Олонецкой вместе взятых 9 священнослужителей. (ЦГА. Ф.9324. Оп.1. Д.7. Л.115.) Чтобы получить примерное число священнослужителей из Псковской Православной Миссии, продолжавших служить и после восстановления советской власти, нужно из общего количества 117 человек вычесть число священников из Вологодской и Олонецкой епархий и примерно половину клириков Ленинградской епархии, в годы войны остававшихся на советской стороне. В итоге получаем примерное число духовенства из Миссии, которому было позволено служить после освобождения — 80—87 человек. Это соответствует 50% состава Псковской Миссии, если учесть, что в конце 1943 — начале 1944 года в Миссии состояли 176 священнослужителей. Некоторый процент служившего духовенства Псковской Миссии, но арестованного после ноября 1944 года (о.П.Жарков, о.Амфилохий Егоров и др.), вполне возмещается тем количеством священников, членов Миссии, кто не успел к 1 ноября 1944 года вернуться на Родину из мест эвакуации в Прибалтике и Европе.
Таким образом, завершая наши подсчеты, мы можем сделать общие выводы о послевоенной судьбе членов Псковской Православной Миссии: около 80—85 человек остались в СССР, не подверглись аресту, и большая часть из них продолжала служить в Церкви; около 60-65 человек было арестовано (с 1944 по 1952 гг.) и сослано в ГУЛАГ; наконец, от 15 до 20 человек навсегда оставили Россию и Прибалтику и были вынуждены осесть в Европе или Америке.
Лучшие из представителей Псковской Миссии, оставшиеся на Родине и на свободе, продолжали свою церковную и пастырскую работу, руководили восстановлением храмов и собиранием приходов, помогали народу с терпением и молитвою поднимать родную землю из руин.
Упоминавшийся уже председатель двадцатки Спасо-Преображенского собора в г.Ленинграде А.Ф.Шишкин, в сентябре 1944 года совершивший инспекторскую поездку по северо-западным районам, отразил ее результаты в докладе на имя архиепископа Григория (Чукова), временно управлявшего делами Ленинградской епархии. В этом докладе автор приводит рассказ о церковной обстановке только что освобожденного Пскова. В сентябре здесь находились два православных священника — о.Петр Жарков и о.Александр Чернавский. (Будучи членами Псковской Православной Миссии, о.Жарков служил в Пскове в Успенском храме в Бутырках, а Чернавский на Талабских островах, что на Псковском озере (25 км от г.Пскова).) Оба были эвакуированы немцами из пределов Ленинградской области: о.Петр в Эстонию, а о.Александр в Латвию. Вскоре после освобождения Прибалтики от немецких войск они вернулись в Псков и поселились в помещениях, принадлежавших до этого Псковской Миссии (Кремль, дом №1). Поскольку антиминс был только у Жаркова, то именно он первый возобновил православные богослужения в еще дымящемся Пскове. Как сказано в отчете, о.Петр Жарков «с утра до вечера ходит по прихожанам» г.Пскова и окрестностей. (ЦГА. Ф.9324. Оп.1. Д.7. Л.64.) Как только о.Жарков вернулся в Псков, то сразу же представился Председателю Горсовета Объедкову и получил от него «словесное разрешение на служение в Псковских храмах» и начал священнодействовать, олицетворяя собою «походную церковь».
Целыми днями о.Петр, одетый в полумонашеское одеяние, со святым Антиминсом на груди, бородатый, неопрятный бродит по городу Пскову, окормляя религиозные нужды верующих». (ЦГА. Ф.9324. Оп.1. Д.7. Л.65–66.)
Кроме о.Жаркова еще ряд священников, как и он сам в недавнем прошлом, сотрудники Псковской Православной Миссии, олицетворяли собой «походную церковь». Таковыми, например, были о.Серафим Молчанов из Дубковской церкви Островского района, иеромонах Амфилохий Егоров, предполагавший основаться в погосте Неготь Псковского района. (Очень скоро к концу осени 1944 года и о.Жарков, и о.Егоров были арестованы и отправлены в советский концлагерь.) В своих вещмешках священники постоянно носили с собой святой Антиминс, дароносицу, крестильный ящик, святое миро. Экстремальные условия жизни первых месяцев после освобождения от немецких захватчиков (нехватка священнослужителей и пригодных для богослужений храмов) вынуждали часть православного духовенства вести свою пастырскую работу, постоянно перемещаясь от одного селения к другому, даже если имели постоянное место своего служения. (Похожая ситуация складывалась в начале деятельности Псковской Православной Миссии в 1941—1942 гг., когда один священник обслуживал несколько приходов, расположенных иногда в радиусе 30—50 км.)
Вот как А.Ф.Шишкин описал одного из «бродячих попов» — о.Серафима Молчанова: «...он, отправляясь из Пскова в Дубки, пыхтя, взваливал на себя узлы с церковными книгами и облачением». На вопрос Шишкина о «походном снаряжении» о.Серафим ответил: «Идти через село, там и покрестить, иногда и молебен отслужить, и исповедуешь, и причастишь, и пособоруешь. Время такое теперь. Нельзя иначе». (ЦГА. Ф.9324. Оп.1. Д.7. Л.67.)
Долго такое положение продлиться не могло, ведь оно было вызвано естественными трудностями послевоенного восстановления церковной жизни. Кроме того, возможность контролировать «бродячее» духовенство со стороны епархиального центра и советской власти (уполномоченного по делам Русской Православной Церкви при СНК Ленинградской области) была невелика. Этот факт, конечно, беспокоил органы госбезопасности, которые продолжали «опекать» Православную Церковь, проявляя особое внимание к церковно- и священнослужителям, пережившим немецкую оккупацию.
Упомянутый выше доклад Шишкина, (А.Ф.Шишкин долгое время пребывал в обновленческом расколе, являлся секретарем Ленинградского обновленческого митрополита Николая Платонова, сложившего с себя сан. Впоследствии А.Ф.Шишкин после принесения покаяния был принят в Московскую Патриархию.) в котором ясно различаются нотки недоверия, а то и откровенного неприятия бывших членов Псковской Миссии, заканчивается выводом о необходимости скорейшего искоренения практики духовного окормления паствы «бродячими» попами. Шишкин, обращаясь к владыке Григорию, просит «...усилить наблюдение за церковной жизнью в городе Пскове, прикрепить бродячее духовенство к определенным храмам города Пскова, а в окрестностях его к определенным сельским храмам». Далее автор доклада призывает архиерея «воспретить «бродячему духовенству» пользование Антиминсом без благословения Епископа или положить их на престол того храма, куда «бродячий» священник получит епископское назначение или же немедленно вернуть таковые через о.Благочинного в распоряжение Епископа». (ЦГА. Ф.9324. Оп.1. Д.7. Л.87.)
На благочинного Псковского округа священника Илию Богданова возлагалась забота по организации «...при храмах приходских общин, согласно существующих на сей предмет законоположений». (ЦГА. Ф.9324. Оп.1. Д.7. Л.87.)
В примечании к докладу Шишкин высказывает свое мнение о том, что «...на первых порах в Пскове вполне достаточно двух храмов. Один из них — пригодный для богослужения — Казанский собор, вблизи Троицкого собора». Туда Шишкин предлагал назначить, «...за отсутствием священнослужителей», о.Петра Жаркова. В другой псковский храм — святого мученика Димитрия Мироточивого было намечено направить о.Александра Чернавского. В связи с тем, что в Пскове в тот момент имелся только один Антиминс, то Чернавский «временно, впредь до получения второго Антиминса» мог совершать в своем храме обедницы и требы. (ЦГА. Ф.9324. Оп.1. Д.7. Л.88.)
Рекомендации председателя двадцатки Спасо-Преображенского собора А.Ф.Шишкина по-видимому были восприняты положительно — указанные священнослужители были прикреплены к соответствующим храмам.
В свою очередь архиепископ Псковский и Порховский Григорий 22 ноября 1944 года подготовил для уполномоченного по делам Русской Православной Церкви при СНК по Ленинградской области программный документ, в котором указывал приоритетные направления в налаживании церковной жизни на освобожденных от немецких захватчиков территориях.
Вот основные пункты из этого обращения:
«1. Удовлетворить ходатайства верующих об открытии храмов.
2. Возможно скорее разрешить въезд [православного духовенства] в зоны, ранее оккупированные немцами, так как из 208 существующих в названных епархиях церквей, лишь 119 церквей имеют священников, а пока разрешить причтам обслуживать верующих соседних приходов совершением требоисполнений и богослужений в храмах, не имеющих священников. (В этом пункте Владыка Григорий пытается отстоять практику окормления одним священником нескольких приходов (в противовес мнению Шишкина), что в принципе могло способствовать временному сохранению так называемого «бродячего» духовенства.)
3. Организовать по епархиям особые «фонды церковной утвари» из закрытых, разрушенных и разграбленных немцами церквей для пополнения недостающего в действующих храмах.
4. Устроить по епархиям свечные заводы и организовать печатание разрешительных молитв и венчиков и изготовление нательных крестиков.
5. В дальнейшем открыть (пока в Ленинграде) богословско-пастырские курсы для подготовки кандидатов священства.
6. Отпечатать (для мирян) общеупотребительные краткие молитвословы, а для готовящихся к вступлению в клир — руководства по священной истории, катехизису, богослужению и церковной истории, а также «Учебный часослов» и «Учебный октоих». (ЦГА. Ф.9324. Оп.1. Д.7. Л.116.)
Итак, начинался новый, послевоенный этап истории Русской Православной Церкви. Церковная жизнь в северо-западных областях РСФСР (Псковская, Новгородская и Ленинградская) и отчасти в Прибалтийских республиках, развивалась в 1940—1950-е годы во многом благодаря духовному потенциалу, накопленному в период деятельности Псковской Православной Миссии. Многие из тех православных храмов, которые были открыты Псковской Миссией, и уцелели после отступления немецкой армии продолжали действовать на протяжении 1940—50-х годов, вплоть до новых гонений, связанных с именем Н.С.Хрущева.
Как уже было сказано, примерно половина состава духовенства Миссии продолжала служить и в послевоенные годы. Сюда относятся и священники старшего поколения, прошедшие в 1920—1930-е годы лагеря, ссылки и гонения от безбожной власти, и благодаря Псковской Миссии вернувшиеся в Церковь (протоиерей Феодор Березняковский, протоиерей Димитрий Флоринский, протоиерей Петр Чесноков, протоиерей Алексий Азиатский, протоиерей Феодор Пузанов, протоиерей Кронид Яхонтов, священник Алексий Мещерский, священник Александр Чернавский, иеромонах Кирилл (Смирнов) и др.), и священники, рукоположенные в годы немецкой оккупации митрополитом Сергием (Воскресенским), епископом Иоанном (Гарклавсом) или епископом Даниилом (Юзвьюк) (священники Виктор Першин, Николай Закревский, Иоанн Лавров, Иоанн Копылов, Иоанн Иванов, Алексий Маслов, Михаил Парийский, Иоанн Тращиков, Илия Богданов, Илия Проскуряков, Сергий Сапунов, Николай Сарапов и др.), и те, кто в апреле 1944 года успел закончить обучение на Виленских Богословских курсах (священники Иоанн Матвеев, Иоанн Кондрашев, Алексий Мясников, Серафим Шенрок и др.), и те из виленских семинаристов, кто заканчивал свое пастырско-богословское образование в 1945—46 гг. в Ленинградской Духовной семинарии (священники Евгений Ефимов, Анатолий Малинин).
Во второй половине 1950-х годов из мест заключения начали возвращаться домой уцелевшие священнослужители, осужденные за принадлежность к Псковской Православной Миссии. (Некоторая часть миссионеров погибла в ГУЛАГе: протопресвитер Кирилл Зайц, протоиерей Николай Жунда, священник Роман Берзиньш, иеромонах Амфилохий (Егоров), протоиерей Николай Быстряков, священник Алексий Вознесенский, протоиерей Петр Кудринский, священник Василий Митрофанов, протоиерей Владимир Ирадионов, Георгий Ильинский, Андрей Перминов и др.) Без преувеличения можно сказать, что многие из них — это цвет Русской Православной Церкви второй половины XX века: протоиерей Сергий Ефимов, протоиерей Иаков Начис, протоиерей Николай Трубецкой, протоиерей Георгий Тайлов, протоиерей Николай Шенрок, протоиерей Ливерий Воронов, протоиерей Константин Шаховской.
Псковская Православная Миссия просуществовала всего 2,5 года. Однако даже за этот короткий срок усилиями ее тружеников церковная структура, приходская жизнь на оккупированном Северо-Западе России были полностью восстановлены, а в некоторых направлениях духовной деятельности Псковская Миссия сделала заметный шаг вперед по сравнению, например, с синодальным периодом. Несмотря на то, что деятели Псковской Православной Миссии были рассеяны буквально по всему миру, их труды не были напрасны — семена духовного просвещения и укрепления русского народа попали на добрую почву и дали драгоценные всходы в СССР, в Европе и на Американском континенте.
|
