Следующий пример общественной благотворительности относится к соседнему с Дновским Солецкому району. В декабре 1942 года в городе Сольцы была «создана инициативная группа во главе с начальником района, настоятелем православного собора, заведующим здравотделом, заведующим Отделом Народного Образования, представителями городского и земельного управлений для образования Комитета народной помощи». После организационных совещаний Комитета появились и первые плоды: по церквам района начали проводиться кружечные сборы в фонд Народной помощи, в городской столовой готовилось некоторое количество бесплатных обедов, открылся детский дом для бесприютных детей на 10-15 человек, полностью находящийся на попечении Комитета. (Сольчанин. Хорошее начинание // За Родину. Дно. 17 декабря 1942 г. №250(310).)
К сентябрю 1943 года Солецким Комитетом народной помощи была проделана немалая работа. По примеру Дновского Комитета проводилась благотворительная лотерея, по праздничным дням силами Комитета в Сольцах устраивались танцы под баян (каждый вечер приносил доход 3000 рублей), обработанный членами Комитета огород дал неплохой урожай овощей, которыми снабжался детский дом и больница. Детский дом удалось перевести в новое большое и светлое помещение, что позволило взять на попечение Комитета 35 детей, оставшихся без родителей. В Дорогостицкой волости в деревне Илемно Солецкий Комитет народной помощи открыл дом для инвалидов и претарелых, где содержалось 20 человек. На средства, собранные Комитетом, из городской столовой для беженцев и неимущих отпускались бесплатные обеды. (Сольчанин. Солецкий Комитет Народной Помощи // За Родину. Дно. 17 сентября 1943 г. №214(526).)
В январе 1943 года в городе Порхове инициативной группой был основан Комитет попечительства и взаимопомощи. Деятельность Комитета распространялась на весь Порховский район, в каждую волость был назначен попечитель, то есть представитель Комитета. Для руководства и координации работы Комитета был составлен устав, опубликованный в дновской газете «За Родину». Среди прочего в уставе была указана цель создания Комитета попечительства и взаимопомощи: «Организация общественной взаимопомощи, особенно неимущим беженцам и переселенцам, многодетным матерям, сиротам и другим нуждающимся лицам». (Сенарэ К. Комитет попечительства и взаимопомощи // За Родину. Дно. 3 января 1943 г. №2(323).)
В состав Комитета в обязательном порядке, наряду с районным врачом, входил и православный священник, член Псковской Православной Миссии. (За Родину. Дно. 9 января 1943 г. №6(327).)
Пополнение средств Комитета в основном происходило за счет добровольных пожертвований: единоличные пожертвования отдельных граждан, пожертвования по подписным листам, пожертвования, собранные на приходах действующих православных церквей. Другой крупной статьей доходов Комитета являлись различные мероприятия, организованные с благотворительной целью: устройство вечеров (музыкальных и театральных), базаров и лотерей. (За Родину. Дно. 9 января 1943 г. №6(327).)
Благочинный Гдовского округа священник о.Иоанн Лёгкий в августе 1942 года получил дополнительное назначение — он был определен помощником начальника Внешней Православной Миссии с прикреплением к Свято-Троицкому кафедральному собору города Пскова. За время служения в Пскове о.Иоанн снискал уважение и у церковного народа, и у городской общественности. В октябре 1942 года временно исполняющий обязанности председателя благотворительного общества «Народная помощь», по поручению общего собрания, обратился с прошением к митрополиту Сергию (Воскресенскому) благословить о.Иоанна Легкого принять попечение об их обществе в должности Председателя. Из канцелярии Экзаршего Управления пришел положительный ответ: «...Высокопреосященнейший Экзарх преподал священнику И.Легкому свое благословение на принятие должности Председателя псковского общества «Народная Помощь». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.2. Д.234. Л.41.) К сожалению, подробностей о трудах о. Иоанна на этом посту автор не имеет. Можно предположить, что миссионер о.Легкий и в руководстве филантропическим обществом был столь же деятельным и самоотверженным, как и в церковно-миссионерском служении в составе Псковской Миссии, о чем свидетельствуют его многочисленные награды. Так, 17 августа 1942 года о.Иоанн Легкий был награжден грамотой и орденом Миссии 1-й степени, (ЛГИА. Ф.7469. Оп.2. Д.234. Л.38.) а в мае 1943 года он был возведен в сан протоиерея. (ЛГИА. Ф.7469. Оп.2. Д.234. Л.46.) Тяжелая болезнь весной 1943 года, на некоторое время выбившая о. Иоанна из рядов Миссии, также может служить свидетельством его интенсивного жертвенного служения. Оправившись от недуга, протоиерей И. Легкий по указанию Экзарха Сергия покинул Псков и был зачислен в состав клира Латвийской епархии, где скоро был назначен на должность ключаря Рижского кафедрального собора (указ №1136 от 10 июня 1943 года). (ЛГИА. Ф.7469. Оп.2. Д.234. С.52.)
В городе Гдове, при живом участии членов Псковской Миссии, проводилась благотворительная работа, прежде всего направленная на помощь детским домам. К осени 1942 года в Гдове уже существовал Комитет помощи детям сиротам, однако, вследствие военного разорения, у жителей города и района собственных сил для весомой помощи сиротам явно не хватало. Известно, что с Комитетом сотрудничал священник миссионер о. Виктор Першин, прибывший в Гдов из Латвии. По поручению Комитета и с одобрения Ортскомендатуры Гдова, выдавшей о.Виктору специальное удостоверение, как гарант поддержки оккупационных властей, о.Першин ходатайствовал перед митрополитом Сергием о проведении в границах Латвийской епархии «...между живущими там русскими...» акции помощи «...для снабжения русских беженцев и 200 детей-сирот в Гдове бельем, одеждой и обувью». (ЛГИ А. Ф.7469. Оп.2. Д.296. Л.56.) Митрополит Сергий (Воскресенский), получив ходатайство из Гдова, подкрепленное авторитетом местной комендатуры, дал распоряжение Епархиальному Совету Латвийской Православной Церкви рассмотреть просьбу о посылке необходимых детских вещей. Экзарх Сергий предложил, в частности, следующее: «1) дать специальное распоряжение Приходским Советам и Дамским Комитетам всех церквей города Риги, а также прочих благочиний, об устройстве сбора детских вещей; 2) уведомить господина Генерал-комиссара в Риге об этом распоряжении; 3) обратиться к господину В. Преснякову с просьбой о содействии этому делу через русскую общественность». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.78. Л.83.) Пресняков В.А. в тот момент являлся Генеральным Уполномоченным по вопросам русского населения в Латвии.
Товарищ Председателя Епархиального Совета протоиерей Николай Перехвальский составил соответствующие бумаги: 23 ноября 1942 года было отправлено уведомление о благотворительном сборе детских вещей для Генерал-комиссара в Риге, а 1 декабря 1942 года — для Уполномоченного по делам русского населения в Латвии. В последнем документе содержалось прошение: «...Епархиальный Совет, от имени Высокопреосвященнейшего Владыки Экзарха и от своего, обращается к Вам с покорнейшей просьбой об оказании содействия этому святому делу помощи нуждающимся детям в освобожденных областях России также со стороны общественности». (Бывший архив КГБ ЛССР. Д.6641. Л.37.)
Епархиальный Совет разослал специальные циркуляры, предписывающие духовенству произвести по приходам сбор детской одежды для возраста от 1 до 12 лет, которая потом была отправлена «для нуждающихся детей Гатчины и Гдова и других районов России». Срок сбора был определен до 31 марта 1943 года. Центральный пункт сбора пожертвований распологался в Троице-Сергиевом Рижском монастыре, где размещалась канцелярия владыки Экзарха. (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.395. Л.11.) Поначалу этот циркуляр был распостранен среди настоятелей храмов Рижского благочиния, а через некоторе время его разослали и по другим благочиниям Латвийской епархии. Заканчивался циркуляр скорее просительным, нежели приказным гоном: «Ввиду вопиющей нужды, подтвержденной сообщениями с мест, предлагается Вам сделать все возможное для наибольшего успеха указанного сбора». (Бывший архив КГБ ЛССР. Д.6641. Л.31.) О том, что благотворительная акция в пользу осиротевших детей Гдова и Гатчины прошла успешно, можно судить по благодарностям, которые приходили в адрес Экзарха Сергия от председателя Комитета помощи детям и от начальника Гдовского района. В одном из благодарственных посланий говорилось: «Проводимая Вами деятельность по оказанию помощи значительна, но нужда велика и мы выражаем надежду, что и в дальнейшем Вы не оставите без помощи призреваемых наших детей». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.2. Д.296. Л.67.) Письмо-благодарность начальника Гдовского района А.Котова было опубликовано в миссионерском журнале «Православный Христианин». (Котов А. Церковь помогает осиротевшим // Православный Христианин. 1943. №5/6(10/11). С.24.) В благодарственном письме особо отмечалась неутомимая деятельность члена Псковской Миссии священника Виктора Першина, который «принял горячее участие в Комитете и неослабно и с большой энергией ...» проводил работу помощи детям. (ЛГИА. Ф.7469. Оп.2. Д.296. Л.67.) Последний пример участия Псковской Миссии в общественных благотворительных организациях существенно отличается от всех предыдущих и тесно связан с личностью одного из активнейших миссионеров, первого благочинного Островского района священника Алексия Ионова. Выше говорилось о том, что председателем Комитета народной помощи в Дно являлся член Псковской Миссии, благочинный Дновско-Порховского округа о.Василий Рушанов, а народную помощь в Пскове некоторое время возглавлял о.Иоанн Легкий. В Острове благотворительную организацию «Русский Красный Крест» также возглавил местный благочинный о.Алексий Ионов. В то же время о.Алексий являлся и организатором островского Красного Креста. Впервые священник становится инициатором в создании каритативного общества, тогда как в других случаях инициативу в этом направлении проявляли глава городской или районной Управы, а подчас и немецкие оккупационные власти. Например, в городе Сольцы «по предложению местного военного коменданта» была создана «инициативная группа во главе с начальником района, настоятелем собора, заведующим здравотделом, заведующим Отделом народного образования, представителем городского и земельного управлений для образования Комитета народной помощи». (Сольчанин. Хорошее начинание // За Родину. Дно. 17 декабря 1942 г. №250(310).) Еще одной отличительной чертой «Русского Красного Креста» от других благотворительных обществ, стало то, что его служащие, в своем большинстве, являлись прихожанами храма, где служил о.Ионов. Некоторые из них были сподвижниками о. Алексия в трудах восстановления православных церквей города и района. Судя по воспоминаниям миссионера, главной заботой его детища — «Русского Красного Креста» стала помощь советским военнопленным. В этом также видно существенное отличие от всех остальных упомянутых общественных благотворительных организаций в оккупированных районах Северо-Запада России. Естественно, эти организации находились под строгим контролем немецких властей, не допускавших, как правило, возможности проникновения гражданских лиц в лагеря военнопленных, даже если это продиктовано гуманными побуждениями. (Весьма редко, но все же известны факты, когда немецкое руководство на местах пыталось решить проблему снабжения лагерей военнопленных: «Командующий группы армий «Центр» 16 ноября 1941 года отдал приказ, обязывающий близлежащие деревни доставлять продовольствие и одежду пленным. Для этой цели были избраны представители пленных, которые обращались к населению с просьбой помочь лагерникам. Как свидетельствуют документы, население с энтузиазмом откликалось на подобные просьбы». — Дугас И.А., Черон Ф.Я. Указ. соч. С.133.) Отец Алексий Ионов также отмечал, что «немцы терпели эту организацию» только до его отъезда в Псков. (Ионов Алексий, протоиерей. Указ. соч. 1955. №52. С.12. В конце апреля 1943 года Ионов был переведен из Острова в Гдов.) Этот факт свидетельствует об авторитете миссионера даже среди немецких военных чиновников, не решавшихся силовыми методами прервать деятельность «Русского Красного Креста» в Острове, хотя бы до тех пор, пока его возглавлял о.Алексий. По-видимому, плодотворные труды организации, во многом, являются заслугой ее руководителя — священника-миссионера Ионова. Отец Алексий и его помощники взяли под свою опеку один из лагерей военнопленных, распологавшихся близ Острова. Члены «Русского Красного Креста» расклеивали по городу воззвания о сборе продуктов для советских военнопленных. Из собранных пожертвований готовились горячие обеды для узников лагеря, которые доставлялись им дважды в неделю. После двух—трех недель регулярного окормления пленных, смертность среди них существенно уменьшилась. Заслугу в этом о.Алексий отдает своим помощникам: «...очень помогали мне жены советских офицеров. Надо было видеть их самоотверженность, настойчивость и подлинное христианское милосердие». (Ионов Алексий, протоиерей. Указ. соч. 1955. №52. С.12.) Отец Ионов признает, что помощь советским военнопленным стала возможна после того, как ему удалось добиться приема у коменданта лагеря и расположить его к деятельности «Русского Красного Креста». Наибольшим успехом о.Алексий считал пасхальное богослужение, совершенное им для пленных красноармейцев. Миссионер после трудных переговоров получил разрешение на службу для узников концлагеря, но комендант выдвинул встречное условие: пасхальная заутреня состоится в храме «...откуда предварительно все остальные должны были выйти; двери храма охранялись вооруженными солдатами, но, тем не менее человек 300 военнопленных, по личному желанию, наполнили наш храм, и для них было совершено специальное Пасхальное богослужение. Со слезами на глазах слушали военнопленные и радостные пасхальные песнопения. Оделяя каждого не одним традиционным, а четырьмя-пятью яичками — их принесли накануне верующие люди, как только я объявил им о богослужении для военнопленных, — я приветствовал всех обычным: «Христос Воскресе!» И все, как один, отвечали: «Воистину Воскресе!» Это были бойцы Красной армии, попавшие в плен в 1941—1942 году». (Ионов Алексий, протоиерей. Указ. соч. 1955. №53. С.18—19.) Нужно отметить, что не всегда и не везде, на подведомственной Миссии территории, Православной Церкви удавалось столь успешное окормление советских военнопленных. Первый миссионер, прибывший в Псков, и первый начальник Внешней Православной Миссии протоиерей Сергий Ефимов, уже в начале осени 1941 года, вместе с трудами миссионерскими, принялся и за работу благотворительного характера. Подчас оба вида деятельности были неотделимы друг от друга и являлись органичным взаимодополнением. Передав пост начальника Миссии о.Николаю Колиберскому, протоиерей Сергий оставался в Пскове еще в течение 8-ми месяцев, являясь настоятелем кафедрального Свято-Троицкого собора. Наряду с богослужениями, миссионерскими поездками по району и преподаванием Закона Божия в воскресной школе при соборе, о.Сергий Ефимов «посещал лазареты военнопленных раненых, лагеря военнопленных, беженцев». По просьбам самих военнопленных миссионер Ефимов служил молебны, отпевал многочисленных умерших, причащал и исповедовал раненых и недужных. В одно из посещений обессилевших и изголодавшихся красноармейцев к о.Сергию пленные обратились за помощью. Они просили священника и его прихожан, чтобы они «...не выбрасывали кожурок от картофеля и приносили их в лазарет». (Бывший архив КГБ ЛССР. Д.1197. Л.52.) Взволнованный о.Сергий с амвона кафедрального собора обратился к молящимся с проповедью, в которой поведал о виденном и слышанном в лазарете военнопленных, призвав помочь несчастным тем, кто чем сможет. Видимо, здесь Ефимов пересек черту, дозволенную немцами в работе с военнопленными. Тотчас руководству Псковской Миссии из местного отделения СД пришло требование отстранить протоиерея Сергия Ефимова от служения в Миссии. Священник Николай Жунда, в тот момент прибывший из Риги в Псков, также свидетельствовал об этом инциденте: «Настоятелю собора протоиерею Сергию Ефимову за неосторожное слово: «...пленные меня забрасывают письмами» — было предложено уехать обратно в Латвию (по требованию СД)». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА 10676. Т.2. Л.261.) В следственном деле другого миссионера — о.Константина Шаховского также находим сведения о его попытке хоть как-то облегчить страдания военнопленных: «Я видел страшную жестокость со стороны немцев по отношению военнопленных, но я безсилен был, что либо сделать, я только организовывал сборы с населения одежды и продуктов в пользу вленнопленных». При этом, как вспоминает о.Константин, это «приходилось делать весьма осторожно, так как одного священнка из Миссии [уволили] за то, что он в проповеди просил народ принести военнопленным хотя бы картофельной шелухи, так как они даже этого не видят». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.75661. Л.214.) Этот конфликт на некоторое время затруднил членам Псковской Миссии окормление советских военнопленных. А «виновник» конфликта, протоиерей Сергий Ефимов, за неосторожное слово был вынужден оставить служение в Псковской Миссии и в апреле 1942 года выехать в Латвию в город Абрене (ныне Пыталово — районный центр Псковской области), туда, где он служил накануне войны и где в начале июня 1941 года он был арестован сотрудниками НКВД. В августе 1942 года комендант города Пскова обратился в Управление Миссии с предложением провести «религиозно-нравственные собеседования с военнопленными, работавшими в местной комендатуре». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА 10676. Т.2. Л.352.) В то же время речь не шла о богослужениях и миссионерской работе в лагерях военнопленных. Эта возможность использована не была из-за острой нехватки священнослужителей, а повторных предложений комендант уже не делал. Тогда же, в конце августа — в начале сентября, митрополит Сергий (Воскресенский) отправил в Псков предписание, в котором требовал от Управления Миссии «добиться разрешения совершения богослужений в лагерях военнопленных». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА 10676. Т.2. Л.352.) После этого распоряжения Экзарха ситуация медленно, но верно начинает меняться. Связано это было с усилиями, приложенными Псковской Миссией и некоторым «потеплением» в этом вопросе немецкой политики. Осенью 1942 года о.Георгий Бенигсен разузнал, что во главе лагеря военнопленных №372 состоит «верующий немец-католик, некий Гирц». Начальник Миссии протоиерей Кирилл Зайц решил не упускать этот шанс и обратиться к христианской совести коменданта, поручив членам Управления — о.Николаю Жунде и переводчику Георгию Радецкому, вступить с ним в переговоры. Несколько раз делегация Псковской Миссии посещала коменданта лагеря №372. Но всякий раз безуспешно. Немецкий офицер, несмотря на христианские убеждения, не мог преступить приказа вышестоящего руководства, в котором оглашалось, что «...совершать богослужения для военнопленных мог бы только священник, состоящий на службе в лагере». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА 10676. Т.2. Л.352.) Правда, комендант «обещал похлопотать» перед руководящими инстанциями, искренне желая помочь православным священникам. Обещание не было напрасным. В первый день праздника Рождества Христова, 7 января 1943 года о.Николаю Жунде было разрешено совершить богослужение в лагере военнопленных 372. Вместе с о.Николаем, в качестве помощников по службе, туда отправились протодиакон Феодор Юдин, Г.Радецкий и соборные псаломщики Иванов И.С. и Синицкий Н.В. Однако, прибыв на место, миссионеры узнали, что по предписанию администрации лагеря на богослужение допускались только военнопленные из числа лагерной охраны, в основном состоящей из украинцев. Посланнки Миссии отслужили Рождественский молебен, а в завершении его с проповедью выступил о.Николай Жунда. (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА 10676. Т.2. Л.352.) Следующее богослужение в этом лагере состоялось в день Святой Пасхи (25 апреля 1943 года) и в нем могли участвовать все желающие военнопленные. Пасхальная служба стала возможна благодаря приглашению коменданта лагеря и, в первую очередь, личной инициативе митрополита Сергия (Воскресенского). Экзарх даже «сам намеревался возглавить богослужение», но желание митрополита не осуществилось. Слишком много дел и вопросов нужно было охватить ему за время краткого визита в Псков, да и немецкое руководство не было заинтересовано в такого рода акции, укрепляющей и без того весомый авторитет владыки. Пасхальную литургию совершал в этот раз начальник Управления Миссии протоиерей Кирилл Зайц. Ему сослужили священники — о.Николай Жунда и о.Николай Миронович, диаконы — Феодор Юдин и Владимир Ширшин, в качестве певчих в службе участвовали Г.Радецкий и Н.Синицкий. На богослужении присутствовало около 600 военнопленных Красной армии. С проповедью о Воскресении Христовом к молящимся обратился о.Кирилл Зайц. Также пастырское слово произнес священник Н.Жунда. (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА 10676. Т.2. Л.352-353.) Вслед за этим подобные богослужения были совершены протоиереем К.Зайцем и священником Н.Жундой «еще в одном рабочем лагере и небольшом лагере военнопленных». Священник Георгий Бенигсен совершал богослужения в лагерях военнопленных, расположенных в районе реки Черехи (сегодня это пригород Пскова). По свидетельству о.Николая Жунды, деятели Миссии регулярно посещали лагеря военнопленных, расположенные вблизи, на окраине Пскова: «Богослужение в 372 лагере и соседних двух, впоследствии совершались поочередно всеми псковскими священниками». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА 10676. Т.2. Л.353.) В конце 1942 — начале 1943 гг. более организовано и активно проходил сбор материальных пожертвований в фонд лагерей военнопленных. Руководство Миссии с разрешения оккупационных властей выпустило воззвание, которое было разослано по приходам и зачитано перед верующими: «Православный русский народ! Тронутые любовью к нашим, в плену находящимся, братьям, мы желаем им помочь и удовлетворить их нужды. С разрешения немецкого Военного Управления Православная миссия устраивает сбор доброльного пожертвования одежды. Мы знаем, что русский человек не будет стоять в стороне, когда надо помочь своему ближнему. Мы уверены, что население охотно отзовется на наше предложение, чтобы снабдить одеждой тех военнопленных солдат, которые летом попали в плен и потому не имеют зимней одежды. Дайте то, что можете: одежду, обувь, белье, одеяла и т.д. Все будет принято с благодарностью и будет роздано военнопленным. «Рука дающего да не оскудеет». Передайте пожертвования священникам, а где таковых не имеется, — деревенским старшинам для передачи Православной Миссии во Пскове. Воззвание утверждено комендантом. Начальник Миссии Кирилл Зайц». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.3. Л.1.) Кроме городов Пскова и Острова, пример помощи военнопленным со стороны Православной Миссии известен в районе города Дно. Сведения об этом почерпнуты из газеты «За Родину». Статья такого рода в оккупационной прессе уникальна, ничего подобного автор не встречал ни в этом, ни в каком ином издании. Видимо, немецкий Отдел пропаганды не приветствовал появление материалов о лагерях военнопленных. Несмотря на неизбежную идеологическую подоплеку, фактические данные вряд ли подверглись фальсификации и заслуживают нашего внимания. Миссионерскую работу с военнопленными проводил председатель Комитета народной помощи и благочинный Порхово-Дновского округа о.Василий Рушанов. Он вместе с хором дновской церкви св. Архистратига Михаила 25 декабря 1942 года посетил лагерь военнопленных, находящийся в нескольких километрах от города Дно. К приезду священника на территории лагеря было подготовлено специальное помещение: убрано, вымыто, украшено, на стенах развешено несколько икон «по русскому обычаю украшенных чистыми, белыми полотенцами». (Тамбовец. Богослужение в лагере военнопленных // За Родину. Дно. 29 декабря 1942 г. №259(319).) Вместе с многочисленными военнопленными на молебен прибыло руководство лагеря — комендант со своим переводчиком и унтер-офицерами. «В 10 часов утра начался молебен. Стройное пение хора и горящие свечи придавали богослужению особую торжественность. Лица военнопленных, давно не слышавших слова Божия, были серьезны и сосредоточены, все жадно ловили священные слова богослужения и набожно крестились. По окончании молебна о.Василий обратился к военнопленным с содержательным словом, в котором напомнил им о тяжелом прошлом советской России, о страшном гонении на православную религию и об издевательствах и преследованиях как духовенства, так и всех верующих людей. Он отметил также, что за эти тяжелые годы у многих ослабела вера в Бога, люди отвыкли от церковных богослужений и молитвы, что привело к полнейшей душевной пустоте. Лишенные храмов, не слыша слова Божия, люди постепенно огрубевали, а те, в ком сохранилась искра веры, бесконечно скорбели, лишенные духовного утешения». (Тамбовец. Богослужение в лагере военнопленных // За Родину. Дно. 29 декабря 1942 г. №259(319).) После молебна военнопленным были розданы подарки, которые были куплены на средства, собранные при дновской церкви. Через несколько дней после службы от дновских верующих в лагерь поступило пожертвование продуктами: картофель, мука, капуста. Отцу Василию удалось получить согласие коменданта лагеря на дальнейшее окормление духовных и материальных нужд советских военнопленных. В недалеком будущем предполагалось проведение духовных бесед и лекций, создание церковного хора из числа узников лагеря, а главное — установление постоянной связи с Церковью и организация систематического совершения богослужений. Из икон, которые были привезены миссионером в лагерь на время рождественского богослужения, одна была оставлена в подарок военнопленным. (Тамбовец. Богослужение в лагере военнопленных // За Родину. Дно. 29 декабря 1942 г. №259(319).) Это могло послужить началом в оборудовании постоянной молельной комнаты. Пока, к сожалению, не удалось установить, воплотились ли планы дновского благочинного, имело ли продолжение так хорошо начатое благое дело милосердия — помощи советским военнопленным. В любом случае времени на миссионерское служение у о.Василия оставалось совсем немного. В марте 1943 года священник Василий Рушанов был застрелен неизвестным, во время следования из Дно в Псков в открытом товарном вагоне. Окормление советских военнопленных православными священниками — членами Псковской Миссии допускалось немецкими властями не всегда и не везде. Некоторый сдвиг в этом вопросе по-видимому происходит в конце 1942 — в начале 1943 года, когда в отдельных лагерях в районе Пскова, Острова, Дно можно было совершать богослужения и привозить продукты питания и одежду. К сожалению, одной инициативы Псковской Миссии здесь было недостаточно. Как отмечают очевидцы — жители оккупированного Пскова и бывшие военнопленные — очень многое зависило от личности коменданта лагеря и от его желания облегчить положение узников. Это не только было делом хлопотным, но и в принципе входило в противоречие с нацистской политикой в отношении славянских наций, а потому могло повлечь взыскания и отстранение от должности «мягких» комендантов. (Дугас И.А., Черон Ф.Я. Указ. соч. С.180-183.) По воспоминаниям псковитянки периода немецкой оккупации, в разных лагерях советских военнопленных положение могло серьезным образом отличаться. Положительные примеры, известные, скорее, как исключения из общего правила, были возможны благодаря следующим предпосылкам: «1) Комендант такого лагеря не держался тупо предписанных правил, запрещавших брать пищу от населения для лагерей (личные передачи разрешались, не разрешалось общее снабжение и скопление гражданского населения около лагерей). Однако, были коменданты, пренебрегавшие этим запретом и разрешавшие гражданскому населению раздавать пленным хлеб и вареную картошку. 2) Комендант следил сам за своими немецкими помощниками, чтобы скудные порции раздавались всем равномерно. ...в большинстве лагерей раздача поручалась «старшим» из самих военнопленных, а в «старшие» пробивались ловкачи или, нередко, советские агенты, тем более, что они более или менее владели немецким языком. Они забирали для себя и своих большие порции продовольствия, оставляя других голодать. 3) Коменданты, которые строго следили за гигиеной. В этих лагерях пленные не умирали или лишь в редких случаях». (Пирожкова В.А. Мои три жизни. Автобиографические очерки. Санкт-Петербург. 2002. С.159-160.) К сказанному Пирожковой можно добавить, что лояльное отношение комендантов лагерей к посещению военнопленных православными священниками также было благоприятным фактором, способствующим укреплению духовного и физического состояния узников. Члены Псковской Православной Миссии, помимо участия в деятельности общественных благотворительных организаций и окормления советских военнопленных, немало усилий прилагали, чтобы поддержать беженцев и детей-сирот. Такая помощь проводилась организованно, в виде сбора средств на приходах, и единовременно — конкретной семье, конкретному ребенку. Подчас священники-миссионеры поддерживали сирот и беженцев из своих собственных средств. Изучив финансовый документ о средствах, перечисленных в Управление Псковской Миссии от настоятеля Порховского благовещенского собора иеромонаха Геннадия (Собственникова), можно увидеть какую часть в общей сумме финансовых отчислений занимала статья пожертвований в пользу беженцев и сирот: «При сем препровождаю деньги по следующему назначению: 1. На содержание Миссии за декабрь и январь 10% — 10.655 р. 2. На богословский институт с октября по январь — 1.500 р. 3. На восстановление Мирожского монастыря — 1.500 р. 4. На беженцев — 1.000 р. 5. На детей-сирот — 2.000 р. Итого: 16.665 р.» (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.7. Л.9.) В одном из отчетов, составленных в начале января 1944 года секретарем управления Миссии для Экзарха Сергия, отмечена «...помощь со стороны Миссии отдельным беженцам, не приписанным в городе Пскове, выразившуюся как в снабжении их одеждой и деньгами, так и отчасти продуктами и оказанием денежной помощи». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.10. Л.19 об.) При городских Управлениях и в Прибалтике, и в русских областях, действовали так называемые беженские отделы. Беженцы, зарегистрировавшиеся в таких отделах, могли рассчитывать на некоторую помощь в решении материальных, жилищных, юридических и иных проблем. Те, кто по той или иной причине не мог, или не желал проходить регистрацию, оказывался без поддержки гражданской администрации. Именно этой, наименее защищенной категории беженцев Псковская Миссия и оказывала помощь. В «Записках миссионера» о.Алексия Ионова также упоминаются характерные эпизоды его служения в городе Острове: «...в моей приемной, то есть на кухне — я уже успел перебраться в один из бывших церковных домов — сидят две молодые женщины, беженки из под Ленинграда. Их дети голодают в соседнем колхозе. Они все давно уже не ели, как следует... Если им никто сейчас не поможет, они убьют себя и своих детей. Мне удалось им помочь». (Ионов Алексий, протоиерей. Указ. соч. 1955. №53. С.15.) Особенно часто о.Алексию приходилось опекать детей-сирот, буквально наводнивших военные дороги, улицы городов и сел. Для них всегда были открыты двери церковного дома. Батюшка при поддержке своих прихожан кормил и одевал сирот, иногда они на некоторое время оставались и жили при храме, получая от о.Алексия отеческую заботу и духовное подкрепление. «Моими самыми большими друзьями были дети. Их там было великое множество. В лохмотьях, голодные, они, тем не менее, оставались прекрасными русскими детьми. Я скоро стал вести с ними регулярные занятия по Закону Божьему. Как радовали они меня своими успехами... В храме они занимали всегда первые места, терпеливо выстаивая длинные наши, такие недетские богослужения». (Ионов Алексий, протоиерей. Указ. соч. 1955. №52. С.12.) Летом 1942 года с волной беженцев, хлынувшей от Ленинграда, к о.Алексию в дом зашли две «оборванные, исхудалые девочки», попросить хлеба. Пока их кормили, священник распросил о судьбе, а, выслушав, решил оставить сирот на первое время при церковном доме. «Жена церковного сторожа отмывает их несколько дней. Из Риги для детей прислали необходимые вещи». Вскоре священник крестил их и как он сам вспоминал: «они жили у меня какое-то время, как мои родные дочки». (Ионов Алексий, протоиерей. Указ. соч. 1955. №53. С.16.) В другом месте мемуаров о.Алексий рассказал о своем маленьком приятеле (лет 8) Коле: «В лютую зиму 1942 года я привел его к себе в дом погреться. Не надо было его ни о чем расспрашивать. На лице его было написано внятно одно: хочу есть! ...Мы сшили Коле пальто. Первое пальто по его росту. Надо было видеть, как сияло его лицо. С тех пор ко мне он прилепился окончательно, выстаивал все длинные наши богослужения в холодном соборе». (Ионов Алексий, протоиерей. Указ. соч. 1955. №55. С.14.) Нередко в помощи нуждались и дети, имевшие родителей (хотя бы одного), которые день напролет были заняты поиском работы и пропитания. Дети же, порой голодные и больные, оставались предоставленные сами себе. Об одной из своих маленьких знакомых о.Алексий Ионов также оставил воспоминания: «Я нашел ее больной, лежащей целыми днями в нетопленной комнате. Отец коммунист ушел с красными. Мать весь день работает у немцев — моет полы в немецких казармах. Узнал, что девочку не крестили. Стал ее подготавливать к Святому Таинству. (Иными словами, священник проводил индивидуальную катехизацию.) Скоро она поправилась и стала выходить на улицу». А еще через время о.Алексий крестил свою подопечную. (Ионов Алексий, протоиерей. Указ. соч. 1955. №55. С.15.) Более слаженно и организованно проводилась помощь детям-сиротам в Пскове при храме св.вмч.Димитрия Солунского, в котором настоятельствовал о.Георгий Бенигсен. В октябре 1942 года наряду с церковным детским садом и церковной школой при храме, вверенном заботам о.Георгия, был открыт детский приют для сирот на 15 человек. Накануне этого события под руководством энергичного настоятеля проводились подготовительные работы: был закончен ремонт дома, принадлежащего Димитриевской церкви, в котором расположился приют. Отец Георгий обратился с призывом к прихожанам пожертвовать утварь и материальные средства на создание приюта. Благодаря отзывчивости паствы миссионера Бенигсена, была «...собрана вся необходимая для приюта обстановка (кровати, мебель, постельное белье, столовая и кухонная посуда)». Кроме того, были «приняты соответствующие меры к обеспечению воспитанников приюта продуктами на зимний сезон». Продукты частично покупались на средства, собранные верующими, а частично жертвовались самими прихожанами из своих запасов. (ГАПО. Ф.1633. Оп.1 .Д.3. Л.14.) Детей принимали в церковный приют не младше 8 лет. Преимущественно здесь содержались подростки 13—15 лет. Они вместе с городскими ребятами учились в церковной школе, принимали участие в храмовой богослужебной жизни. Кроме того, с детьми в приюте предполагалось проводить особые занятия «с той целью, чтобы уже в ближайшие годы их можно было подготовить к религиозно-воспитательной работе среди детей и молодежи». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1 .Д.3. Л.14.) Правда, некоторых детей-сирот для начала нужно было крестить, что, конечно, совершалось с их добровольного согласия. Священник Георгий Бенигсен (7 декабря 1942 года) по этому поводу обратился за благословением к самому Экзарху Сергию в Ригу. (Крещение несовершеннолетних детей, без разрешения и уведомления их родителей, в Православной Церкви в принципе не приветствуется.) На запрос Бенигсена из экзаршей канцелярии пришла резолюция Владыки Сергия: «Бог благословит доброе начинание». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.6. Л.1.) Таким образом, митрополит Сергий (Воскресенский), используя принцип церковной икономии, счел возможным в особой ситуации военного времени и при потере родителей крестить по личному желанию воспитанников церковного приюта. В апреле 1943 года «...в общежитии для сирот Управления Миссии при Димитриевской церкви» находилось 12 воспитанников от 6 до 14 лет. Из них мальчиков трое и восемь девочек. Одной из воспитанниц (самой старшей) исполнилось 15 лет. (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.1. Л.12.) Незадолго до эвакуации Псковской Миссии (в декабре 1943 года) в сиротском приюте, окормляемом о.Георгием Бенигсеном числилось 9 детей (год рождения от 1930 по 1934). (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.10. Л.8.) В списке служащих приюта на 12 октября 1943 года, кроме священника Георгия Бенигсена, числились — сестры Одиноковы Надежда и Зинаида в качестве воспитателей, Полчанинов Ростислав — учитель, Акимова Анна — хозяйка, Петрова Зоя — канцелярский служащий. (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.10. Л.6.) Несомненно, основной груз содержания приюта ложился на плечи священника. Отец Георгий, стараясь максимально улучшить жизнь сирот, обращался за помощью в различные инстанции. В октябре 1942 года секретарь Миссии К.Кравченок, по просьбе о.Георгия, отправил прошение в Виртшафтс командо, в котором испрашивал о наделении одиннадцати детей-сирот из приюта при Димитриевской церкви одиннадцатью хлебными карточками. (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.1. Л.24.) В ноябре 1943 года заведующий приютом совместно с начальником Миссии сделали запрос в топливный отдел Псковского Городского Управления о возможности «...отпустить дров для отопления Детского Дома Миссии в Мирожском монастыре на 10 печей в 1943/1944 гг.». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.6. Л.4.) Приют после одной из бомбардировок советской авиации вынужден был перебраться на новое место из пострадавшего церковного дома при Димитриевском храме в Мирожский монастырь. Тем же ноябрем 1943 года датируется прошение заведующего приютом на имя бургомистра города Пскова: «Управление Православной Миссии настоящим просит отпускать для детского дома Миссии ежедневно 2 литра молока». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.6. Л.3.) Известно, что о.Георгию в его трудах попечения о сиротах помогал немецкий офицер Бруно. Он, по словам Р.В.Полчанинова, был настоящим покровителем приюта. Бруно являлся начальником Wi Kado (Wirtschaftkomando) — хозяйственного коменданта. В Первую мировую войну он служил в русской армии, был «большим русофилом и, чем мог, помогал приюту. Он выделял для приюта дополнительное питание, включая молоко и жиры, которые русскому населению по карточкам не полагались». (Полчанинов Р.В. Псковское содружество молодежи при миссии // Православная Жизнь (приложение к «Православной Руси»). 2001. №1(612). С.24.) Несмотря на помощь со стороны гражданской администрации города Пскова или от представителей немецких властей, финансовое положение приюта было затруднительным. В декабре 1942 года о.Георгий Бенигсен обратился в Управление Миссии со следующим предложением: «До сего времени общежитие для сирот при Димитриевской церкви существовало почти исключительно на средства, собиравшиеся путем сбора пожертвований среди прихожан за богослужениями. В настоящее время расходы по содержанию общежития не могут быть целиком покрыты из этих сумм. Настоящим прошу Вашего разъяснения — могу ли я восполнить недостающие суммы из приходских денег. В случае положительного ответа прошу письменно известить об этом старосту Дмитриевской церкви Ю.А.Парфенчика». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.6. Л.7.) Конечно, настоятель Димитриевской церкви заботился о всех детях, оказавшихся в сфере влияния его прихода (учащиеся церковной школы, воспитанники детского сада). По воспоминаниям учениц церковной Димитриевской школы, о.Георгий следил за здоровьем учеников. Не раз по его заказу из Риги присылали необходимые для лечения детей лекарства, недоступные в Пскове. Если было нужно, он лично водил заболевшего ребенка на прием к доктору. Воспоминания о.Алексия Ионова и свидетельства о приюте, созданном о. Георгием Бенигсеном, это, пусть и довольно яркая, но все же небольшая часть фактов, свидетельствующих о благотворительной работе в пользу беженцев и детей-сирот со стороны православных священников — членов Псковской Православной Миссии. Далеко не обо всей деятельности миссионеров сохранились документы в архивах и устное предание не все донесло до наших дней. Важно отметить, что даже когда Псковская Миссия в феврале 1944 года перестала существовать, ее сотрудники, эвакуировавшись вместе со своей паствой в Латвийскую, Литовскую, Эстонскую епархии, продолжали вести миссионерскую и благотворительную деятельность теперь уже в составе Внутренней Православной Миссии. Завершая главу, целиком посвященную практической стороне деятельности Псковской Православной Миссии, хотелось бы отметить важную особенность в служении Православной Церкви на оккупированных территориях Северо-Запада России. Заключается она в том, что во всех направлениях работы Миссии — восстановление приходской жизни, богослужения, совершение таинств и обрядов, религиозно-просветительская деятельность и катехизация детей и взрослых, воцерковление школы, миссионерские радиопередачи и печатные издания, наконец, благотворительная деятельность и дела милосердия — всегда решающим был именно миссионерский фактор. Благодаря ему, возрождение церковной жизни в этом регионе оккупированного СССР состоялось, проходило организованно и практически безупречно в юрисдикционном отношении, при невиданном духовном подъеме среди местного населения. В подтверждение этой мысли приведу небольшой отрывок из мемуаров русского эмигранта, оказавшегося в оккупированном немцами Смоленске. Автор описывает посещение кафедрального собора в воскресный день: «Народ собирается слабо. Две-три старушки, несколько человек детей, крестьянин, постоявший в притворе и ушедший еще до начала службы. Пустующий великолепный храм производит тягостное впечатление. Постояв полчаса, выходим и мы. — Скажи, Георгий Сергеевич, это что же, всегда так? — спрашиваю я. — Нет, не всегда, бывает и больше народа, но это или в большие праздники, или тогда, когда происходит что-нибудь особенное. А в обыкновенное воскресенье — как сегодня. — Что же это, по-твоему, — результат антирелигиозной пропаганды? — Не только, — говорит он. — Не только, хотя сказывается, конечно, и она. Видишь, в чем дело, церковь наша здесь или, вернее сказать, духовенство стоит перед большими и трудными задачами. Здесь, в России, нужны сейчас не служители, а проповедники, миссионеры, может быть, такие, как в первые века христианства, а их пока нет... Священники должны пойти в народ, своею жизнью, своим примером звать людей, увлекать их, а без этого оживление религиозной жизни представить трудно»... (Казанцев А. Третья сила. М., 1994. С.185.)
|
