К.Обозный."История Псковской Православной Миссии 1941-1944 гг." - Книги о Псковской миссии - Материалы о Псковской духовной миссии - Каталог статей

Как в Латвии, так и на Псковщине, в XIX — начале XX вв. миссионерские усилия Православной Церкви были направлены на уврачевание старообрядческого раскола, длящегося со времен патриарха Никона. К сожалению, фактов того, как строились взаимоотношения старообрядческих общин с Прибалтийским Экзархатом и Псковской Православной Миссией, сохранилось немного.
Известно, что само положение старообрядцев на оккупированной территории не было одинаковым. Например, к русским старообрядцам Латвии и Эстонии «нацисты относились особенно враждебно: «Староверы сильно коммунистически ориентированы. Часть этих староверов и, прежде всего молодое поколение, после вступления германских войск образовало банды... Вспомогательным полицейским группам дано указание передавать ведущих руководителей и духовенство староверов оперативным командам». (Шкаровский М.В. Нацистская Германия и Православная Церковь. С.354.)
В годы германской оккупации несколько членов рижской старообрядческой общины были расстреляны немцами за организацию несанкционированной помощи военнопленным (К.Р.Портнов, К.Е.Портнова, А.Е.Ершова). (Плюханов Б.В. РСХД в Латвии и Эстонии. 1993. С.289.)
В Пскове ситуация существенно отличалась от положения в Прибалтике. В 1942 году псковская община старообрядцев «ходатайствовала перед оккупационными властями о передаче ей церкви Василия на Горке». (Ефимов А.Н. Псковские старообрядцы // Псков. Научно-практический, историко-краеведческий журнал. 2001. №15. С.143.) Это ходатайство немцами было рассмотрено, и община получила просимый храм. В это же время в Пскове существовала и другая группа старообрядцев со своим наставником. Им немецкая администрация выделила здание в Рыбном ряду, которое было отремонтировано и освящено как молельня. Кстати, вскоре после освобождения Пскова, наставник общины старообрядцев Макарий Аристархович Епифанов «был репрессирован за организацию богослужения в оккупированном Пскове», (Ефимов А.Н. Псковские старообрядцы // Псков. Научно-практический, историко-краеведческий журнал. 2001. №15. С.143.) что роднит его судьбу с судьбами многих псковских миссионеров.
В феврале—марте 1944 года, когда Латвия была наводнена потоками беженцев из русских областей, в Риге старообрядцы местной Гребенщиковской общины устроили приют для советских детей сирот, который располагался на Московском форштадте. Для самых маленьких здесь же был устроен детский сад с постоянной работницей из числа старообрядцев. (Полчанинов Р.В. Рига. Февраль-июль 1944 // Даугава. 2004. №2(244). С.147.)
Завершая тему взаимоотношений Псковской Православной Миссии с представителями различных схизм и частей Православной Церкви, оказавшихся в положении разрыва с Московской Патриархией, хотелось бы сказать и о заботе, проявленной миссионерами по сохранению своей паствы от сектантского влияния. Так, священник о.Ливерий Воронов, будучи жителем города Вырица (Ленинградская область), отправил доклад митрополиту Сергию (Воскресенскому), в котором ходатайствовал об утверждении в этом городе женского монастыря, а также подробный доклад «о Чуриковской секте в г.Вырица, указав пути, какими следует идти для борьбы с ними». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА10676. Т.3. Л.725-726.)
Позже, по предложению о.Ливерия, Псковской Миссией туда были направлены священники — Иоанн Молчанов и Николай Багрянский. Причем, Молчанов «должен был вступить в борьбу с виднейшими представителями Чуриковской секты, имена и фамилии которых известны Л.Воронову». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА10676. Т.3. Л.536 об.) Только что рукоположенный священник Молчанов отправился с этим заданием в Вырицу в конце июля 1943 года. А уже через несколько недель началась эвакуация районов, находящихся на подступах Ленинграда — фронт двинулся на запад. Связь с Молчановым в Управлении Миссией наладить уже не смогли. Потому и сказать что-либо конкретное о противосектантской работе миссионеров нельзя.
Экзарх Сергий (Воскресенский) по отношению к Псковской Миссии фактически исполнял обязанности епархиального архиерея. При этом он четко разделял канонические границы Прибалтийского Экзархата и Православной Миссии в освобожденных областях России, безжалостно пресекая всякие попытки (вольные или невольные) несоблюдения этих границ. Вот один из таких примеров: миссионер-протодиакон Феодор Юдин, находясь в отпуске, из Гдова (территория Псковской Миссии) прибыл в город Двинск (Латвия) и совершал богослужения с благочинным Двинского округа и причтом Александро-Невского собора. Экзарх Сергий расценил этот проступок, как «служение в чужой епархии без благословения архиерея». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.19. Л.90.) За этим определением последовал запрет в священнослужении протодиакона Феодора. Благочинный Двинского округа протоиерей Савва Трубицын пытался смягчить участь друга и указывал, что «...все сослужащие мне в соборном служении в тот раз — преданнейшие послушники Высокопреосвященнейшего нашего Экзарха...», а о.Феодор «служит в Миссии, которую возглавляет наш Экзарх». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д 19. Л.89.) Однако лишь после покаяния протодиакона в неканоническом поступке Экзарх Сергий снял свой запрет.
В районах, окормляемых Псковской Миссией, после оформления благочиннических округов и составления учета подведомственных приходов, также не поощрялось нарушение клириками установленных границ приходов. Естественно, это предписание не касалось того случая, когда один священнослужитель окормлял несколько приходов одновременно, что в условиях работы Миссии было довольно частым явлением.
Весной 1943 года священник Иоанн Оглоблин (служивший на приходах — Демяницы, Русски, Локно) прислал в Ригу епископу Иоанну (Гарклавсу) докладную записку, в которой излагал суть конфликта, возникшего между ним и священником соседнего прихода. Отец Иоанн в своем письме сообщил, что на второй неделе Великого поста к нему в деревню прибыл о.Михаил из Саввиной пустыни и без разрешения о.Оглоблина, «как настоятеля храма и прихода открыл службу по хатам где придется: служил литургию... совершал требы»... (ЛГИА. Ф.7469. Оп.2. Д.283. Л.7.) Встретившись с непрошенным гостем, о.Иоанн Оглоблин предупредил его, что в погосте Локно находится действующий храм (в котором служил о.Иоанн), а потому совершать службы по домам, в особенности литургию, нет никакой нужды. В то же время о.Оглоблин пригласил о.Михаила, если он пожелает, совместно послужить в храме Локно, но также заявил, что исполнять требы в его приходе и без его ведома он строго запрещает. Впрочем, на это увещание о.Михаил ничего не ответил и продолжал вести службы по избам окружных деревень, к тому же, со слов о.Иоанна Оглоблина, «собрал около себя кучку людей и восстановил таковых против...» их приписного священнослужителя. (ЛГИА. Ф.7469. Оп.2. Д.283. Л.8.)
Проблема канонических границ Псковской Миссии и Прибалтийского Экзархата становится актуальной в свете смелых проектов митрополита Сергия в отношении Псковской кафедры. С началом немецкой оккупации в Прибалтике далеко не весь православный епископат поддержал митрополита Сергия (Воскресенского) в качестве главы Православной Церкви в Остланде. Открыто отмежевались от московского митрополита в Латвии — митрополит Августин (Петерсон), в Эстонии — митрополит Александр (Паулус) и епископ Петр (Пяхкель). Особенно сильной оппозиция Московской Патриархии и ее представителю сложилась в Эстонии. Этот факт, а также непредсказуемость немецкой церковной политики, подвигли Экзарха Сергия к тому, чтобы совершить ряд епископских хиротоний для усиления своих позиций и для подготовки кандидатур в преемники на пост Экзарха Прибалтики. При митрополите Сергии и под его началом было совершено две епископских хиротоний: в апреле 1942 года епископа Ковенского Даниила (Юзвьюка), 28 февраля 1943 года епископа Рижского Иоанна (Гарклавса). (Епископ Даниил до хиротонии — в 1920—30-е годы являлся преподавателем Виленской Духовной семинарии, а с 1939 года был назначен секретарем митрополита Литовского и Виленского Елевферия. В апреле 1942 года он был пострижен в монашество и рукоположен в сан иеромонаха, а затем возведен в архимандрита и хиротонисан во епископа Ковенского. Епископ Иоанн (Гарклавс) происходил из среды белого духовенства Латвийской епархии.)
Известно, что в планах Экзарха Сергия было большее число хиротоний викарных епископов для Прибалтийского Экзархата. По-видимому, препятствие этому возникло не потому, что не хватало подходящих кандидатов, а в связи с противодействием оккупационных властей, опасавшихся усиления Экзарха Сергия.
Владыка Сергий 25 февраля 1943 года обратился к Рейхскомиссару Прибалтики с просьбой разрешить въезд в Прибалтику иеромонаху Владимиру Носову, который в предвоенные годы в Москве находился в подчинении у архиепископа Сергия (Воскресенского) на службе в канцелярии Патриархии. Экзарх предполагал посвятить иеромонаха Владимира в епископа и дать ему одну из кафедр в Прибалтийском Экзархате. Однако прошение это было отклонено. Несмотря на это, немецкие спецслужбы, строго контролирующие деятельность Экзарха и его окружения, получили информацию, что о.Носов «якобы, все-таки выехал из Волочни, где он находился в это время в Белевском скиту, с целью приехать в Прибалтику к митрополиту Сергию. Немцы встревожились и начали разыскивать его с целью арестовать и послать в один из концлагерей. Розыски, судя по переписке, до февраля 1944 года остались безрезультатными». (Бывший архив КГБ Латвийской ССР. Д.317. Л.2.)
Другой кандидат во епископы — священник Николай Миронович происходил из членов Псковской Миссии. В августе 1943 года, когда о.Миронович служил в Порхове, ему пришел вызов в Псков для участия в торжествах по случаю двухлетия деятельности Псковской Православной Миссии. По этому случаю в Пскове некоторое время находился и митрополит Сергий (Воскресенский). Владыка Сергий, направляясь из Пскова в Свято-Успенский монастырь в Печоры, взял с собой и о.Мироновича, намереваясь «постричь его и со временем возвести в епископский сан». Однако против этой кандидатуры выступил Ковенский епископ Даниил, хорошо знавший Мироновича по церковному служению в Литве. Постриг был отложен и о.Николай Миронович выехал в Литву, а оттуда вновь был напрвлен в Псковскую Миссию в город Остров. (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА10676. Т.3. Л.690 об.)
Особый интерес для нашего исследования представляют планы Экзарха Сергия совершить хиротонию епископа для Пскова и, таким образом, возродить некогда упраздненную Псковскую архиерейскую кафедру. Выбор митрополита Сергия пал на ленинградского священника Николая Шенрока, до июня 1942 года служившего на станции Сиверская и уже числившегося членом Псковской Православной Миссии. В июне о.Николая вызвали в Ригу, где он был принят Экзархом Сергием. Митрополит объяснил цель встречи: необходимо возвести священника (супруга о.Николая к тому времени умерла) в сан псковского епископа, «указав при этом, что во главе Церкви на оккупированной территории необходимо иметь русского человека, которого бы знало местное население». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА10676. Т.4. Л.771.)
От такого предложения священник Николай Шенрок отказался, объяснив это недостатком образования и административных способностей. После некоторого раздумья Экзарх объявил, что «изменяет свое намерение и назначает о.Николая на должность помощника начальника Православной Миссии в Пскове». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА10676. Т.4. Л.771.)
О дальнейших попытках найти достойную кандидатуру на Псковскую кафедру точных сведений нет. Есть косвенные указания на это лишь в рассказе переводчика Управления Миссии Г.Радецкого, сопровождавшего Экзарха Сергия во время визитов к чиновникам оккупационных властей. При посещении военного коменданта города Пскова митрополит Сергий подал список из трех лиц, намеченных «на пост епископа в Пскове (один из Украины, двое из Польши), с просьбой о ходатайстве перед главнокомандующим для получения разрешения на въезд в Псковскую область. Митрополит сказал, что ему очень трудно быть одному в Риге, Вильно да еще приезжать в Псков. Ему нужны помощники. Комендант согласился и обещал поговорить». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА10676. Т.4. Л.828 об.)
К сожалению, мы не располагаем сведениями о том, получила ли дальнейшее развитие эта инициатива Экзарха. Можно предположить, что оккупационные власти не разрешили приезд указанных кандидатов на Псковскую кафедру. Возможно, Экзарх сам отказался от своих намерений, поскольку их осуществление могло пошатнуть до той поры безукоризненную каноническую позицию митрополита Сергия (Воскресенского) по отношению к Московской Патриархии. Шаги Экзарха Прибалтики в этом направлении могли быть расценены в Москве как вмешательство в дела Ленинградской епархии, ведь Псков до войны находился в ведении Ленинградского епископа.
* * *
К вопросам дисциплинарного характера можно отнести и принципиальную приверженность Православной Церкви на оккупированных территориях Северо-Запада к юлианскому календарю. В середине декабря 1941 года военные коменданты некоторых населенных пунктов, входящих в сферу деятельности Псковской Православной Миссии, потребовали от местных священников совершать богослужения по григорианскому календарю, сославшись при этом на берлинскую директиву из Министерства Восточных областей. Это требование вызвало у прихожан и клира волнение: «Большевики преследовали Церковь, и мы должны были ходить на работу и в церковные праздники, — но большевики никогда не предписывали Церкви, в какие дни какие богослужения Ей проводить. Такое насилие над Церковью не совершали даже большевики. Мы шли на работу с ободряющим сознанием, что богослужение в церкви будет проводиться в соответствии с незыблемыми положениями. Немцы хотят отнять у нас и это утешение». (Третий рейх и Православная Церковь. Документы из одного архива // Наука и Религия. 1995. №5. С.23-24.)
Благочинный Островского округа священник Алексий Ионов также столкнулся с подобной проблемой. Его вызвали в штаб дивизии и «предложили перейти не больше, не меньше на новый стиль, то есть праздновать наступающее Рождество по григорианскому календарю, принятому на Западе. Юлианский стиль, принятый в России, и по которому в течение тысячелетия русский народ отмечал все церковные праздники, этим самым предложением — по-военному упразднялся». Священник отказался исполнить это требование. Тогда о.Алексия отправили к вышестоящему лицу. Он объяснил, что получил это распоряжение «из штаба Розенберга и что его необходимо провести в жизнь, так как новый стиль принят в «Великой Германии». На это православный миссионер ответил, что «здесь еще не «Гросс Дойчланд», что мы находимся всего-навсего только в оккупированных областях России, что русские люди имеют свои тысячелетние традиции и что их надо уважать... «Я Вас понимаю», — ответил генерал любезно; «но что же делать с директивой из Берлина»? Отец Алексий «дал понять, что лучше всего ее было бы спрятать под сукно. Фактически так и было сделано». (Ионов Алексий, протоиерей. Указ. соч. 1955. №54. С.18.)
В поселке Сруги Красные оккупационные власти оказались непреклонны. Местный комендант заставил священника «проводить рождественские богослужения по григорианскому календарю (то есть в день, который по юлианскому календарю падает на пост). В этот день почти не было прихожан, а те немногие, кто из боязни перед комендантом присутствовал на богослужении, были очень расстроены и сконфужены»... (Третий рейх и Православная Церковь. Документы из одного архива // Наука и Религия. 1995. №5. С.24.)
Такое сопротивление в календарном вопросе со стороны мирян и священства совсем не случайно. Патриарх Тихон (Беллавин) еще в 1919 году выражал готовность перейти на новый стиль, «если такова будет воля большинства Поместных православных Церквей». (Поспеловский Д.В. Указ. соч. С.93.) Однако переход этот так и не произошел, в том числе и из-за перемены отношения к новому стилю со стороны патриарха. В 1925 году патриарх Тихон скончался и перед руководством Русской Православной Церкви встали другие задачи, да и в среде простого народа намеченная реформа успехом не пользовалась. Григорианский календарь стал отождествляться у православной паствы «не только с большевиками, но и с ненавистными обновленцами». (Поспеловский Д.В. Указ. соч. С.93.)
Таким образом, приверженность юлианскому календарю становится одной из характерных особенностей Русской Православной Церкви Московского Патриархата. Эта верность традиции, соблюдаемая Псковской Православной Миссией, косвенным образом указывает на ее приверженность по духу, и по букве постановлений к Московской Патриархии.
Весьма примечательно, что именно Псковская Миссия начала возрождение церковной летописи, посредством составления синодиков и мартирологов репрессированного священства в годы террора советской власти.
В начале 1943 года в журнале Псковской Миссии «Православный Христианин» был опубликован текст циркуляра для подведомственного духовенства. В этом распоряжении Управления Миссией предписывалось всем настоятелям церквей «просить верующих людей припомнить имена своих бывших духовных пастырей, чтобы записать их в синодик местной церкви для постоянного поминовения за богослужением». (Православный Христианин. 1943. №1/2(6/7). С.8.)
Речь шла о священно- и церковнослужителях, репрессированных в 1920—30-е годы, а далее было сказано о задаче более широкого масштаба — возрождении летописей приходов и храмов. «Весьма желательно и необходимо, чтобы приходские священники и вообще члены клира приложили все старания, чтобы насколько возможно, восстановить все разрушенное и возвратить потерянное». Наряду со сведениями о храме, его построении, об образовании прихода, важно было в специальных отчетах «подробно изобразить жизнь прихода за время лихолетья: начало гонений на Церковь, на духовенство, на верующих, закрытие храмов, превращение их в места увеселений..., приспособление их под различные склады, или полное разрушение их. Описать и способы гонений на верующих, притеснения, аресты, высылки, отнятие имущества, лишение прав за исповедание веры и пр. ... дать картину приходской жизни за период гонений». (Православный Христианин. 1943. №1/2(6/7). С.8.) Все собранные сведения и списки погибших священнослужителей нужно было отправлять в Псков в Управление Миссией. Многие миссионеры присылали отчеты такого рода на имя протоиерея Кирилла Зайца. Этот факт свидетельствует о том, что Псковская Православная Миссия самым серьезным и ответственным образом расценивала себя, как полноправную каноническую часть Русской Православной Церкви, освобожденную от гнета безбожной власти. Восстановление церковной истории, стремление впервые воссоздать летопись жизни Русской Православной Церкви во времена гонений, все это вновь подтверждает тот факт, что Псковская Миссия не являлась «временщиком», вызванным к бытию распоряжением оккупационных властей, но являлась сонаследницей и истинной частью Святой Апостольской Церкви.
Сохраняя объективность, нужно сказать, что в какой-то мере и деятели немецкой пропаганды были заинтересованы в собрании подобной информации. В октябре 1943 года начальник экзаршей канцелярии профессор И.Д.Гримм прислал в Управление Миссии распоряжение, по которому предписывалось «собрать сведения о разрушенных большевиками церквах, часовнях, репрессированных органами советской власти священнослужителях...». Это было связано с желанием немецких властей подготовить материал для книги «О гонениях большевиков на религию». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА10676. Т.3. Л.596.) Так идеологи Третьего рейха хотели дать ответ на избрание патриарха в Москве и на тенденциозную пропагандистскую книгу «Правда о религии в СССР», выпущенную в СССР. Однако немцам вскоре пришлось отказаться от этой затеи, ибо стремительное развитие событий на фронтах диктовало свои условия для идеологической борьбы. А отчеты благочинных со скорбными списками уничтоженных и репрессированных продолжали приходить в Управление Псковской Миссии. Некоторые из них чудом сохранились и сегодня являются порой единственным источником для изучения жизни Русской Православной Церкви на Псковщине в 1920—30-е годы.
Экзарх Прибалтики митрополит Сергий (Воскресенский) и Управление Псковской Православной Миссией самое серьезное внимание уделяли состоянию личной дисциплины священно- и церковнослужителей, соблюдению ими Устава, канонов и постановлений Православной Церкви, совершению на должном уровне — с разумением и благоговением — богослужений, треб и таинств. В связи с этим выпускались соответствующие циркуляры и предписания, которые рассылались затем в пределах Экзархата и в районах деятельности Псковской Миссии. Подобная забота священноначалия объясняется желанием поддержать среди местного населения авторитет Православной Миссии и Церкви в целом, стремлением пресечь возможные злоупотребления со стороны клириков и обуздать корыстные интересы, не допустить привлечения к церковному служению лиц, в принципе чуждых христианскому духу.
С одной стороны, как было сказано выше, в церковной жизни практически возобладали авторитарные формы управления, чуждые православному принципу соборности: чрезвычайные властные полномочия у архиерея в епархии и у настоятеля-священника в приходе. С другой стороны, проводился строгий контроль со стороны благочинных и Управления Миссии за состоянием дисциплины подведомственного духовенства.
В «Сообщении с занятых восточных территорий №28» штабного управления шефа полиции безопасности и СД в разделе, посвященном Православной Миссии в Пскове, есть следующий пункт: «Клирики не имеют в приходах зарплаты. Свой доход они получают в виде добровольных пожертвований, которые верующие передают им за исполнение служебных обязанностей; точный эквивалент за отдельные требы не установлен». (Шкаровский М.В. Политика Третьего рейха... С.242.) Автор отчета по этому поводу ссылается на авторитет распоряжения Экзарха Сергия от 1 мая 1942 года, исходя из которого «священник, который требует за совершение служебных действий гонорар или установил за свою службу определенное вознаграждение, подлежит устранению», то есть извержению из числа служащих Псковской Миссии. (Шкаровский М.В. Политика Третьего рейха... С.242-243.)
В июле 1942 года митрополит Сергий (Воскресенский) повторил свое указание, предписав Управлению Миссии «поставить в известность подведомственное духовенство о необходимости строгого соблюдения добровольной оплаты требоисполнений», таким образом, стараясь пресечь возможные попытки «вымогательств со стороны духовенства». (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА10676. Т.2. Л.292.)
В специальном циркуляре Управления Миссии, касающемся обязанностей настоятелей приходов, также подчеркивалось, что нужно «таинства преподавать своим прихожанам безвозмездно, а за труд молитвословий, не составляющих таинств, довольствоваться тем вознаграждением, какое добровольно, без всякого вымогательства, будет даваемо прихожанами». Далее секретарь Миссии, составивший данный документ, предупреждает клириков от злоупотреблений своей властью: «при безвозмездном совершении таинств не упрекать прихожан в неблагодарности и в отмщение за оную, от совершения таинств ни под каким предлогом не отказываться». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.1. Л.27.) Кроме священника-настоятеля, и церковные старосты, и другие церковно-приходские деятели исполняли свои обязанности на приходе бесплатно. (ЛГИА. Ф.7469. Оп.2. Д.134. Л.49.)
В октябре—ноябре 1942 года по указанию начальника Псковской Миссии сотрудниками Управления Миссии был составлен циркуляр о строгом соблюдении церковного устава при совершении богослужений и треб. Также были даны некоторые указания о порядке совершения богослужений без священника, при наличии диакона или псаломщика. В этом циркуляре диаконам строжайшим образом запрещалось самостоятельное совершение треб. (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д.АА10676. Т.2. Л.293 об.)
Строгие требования предъявлялись руководством Экзархата и Псковской Православной Миссии ко всему подведомственному духовенству. Одной из главных задач священника являлось просвещение и научение паствы — и взрослых, и детей. В связи с этим предписывалось «обучать сверх всего детей своих прихожан в приходской школе Закону Божию, правильному разумению церковных обрядов, чтению, письму и другим предметам, полезным к общежитию». Здесь вновь припоминается принцип безвозмездного служения — священник «...обучаемых детей в свои работы употреблять и платы за учение их требовать не будет». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.1. Л.27.) Автор циркуляра изобразил своеобразный «нравственный образ» священника-миссионера: «Наставление в вере и благочестии подтверждать будет примером собственной благочестивой жизни; и для того, сколько не приличны ему празднословия, кощунства, пьянство, безчиния, напрасный гнев, ссора, памятозлобие, клевета, сутяжничество, лжесвидетельство, гордость и тщеславие, обман и лесть, столько напротив, приличны трезвость, целомудрие, богобоязненность, кротость, терпение, недвоязычие, непритязательность, несребролюбие, нелицеприятие, ласковость и обходительность без лицемерия и притворства. Поучая других, прежде всего и паче всего прилежать будет к обучению самого себя, упражняясь в чтении слова Божия, писаний отеческих и сочинений светских и духовных писателей, полезных к наставлению, «еже в правде» (2 Тим. 3, 16.). (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.1. Л.27.)
Священникам вменялось в обязанность следить за моральным и духовным состоянием членов своих семейств, дабы и они не послужили соблазном для прихожан: «Дом свой правити, то есть воспитывать детей своих в правилах православной веры и благочестии, наблюдать за правоверием и благоповедением своих домашних, лиц же зазорного поведения в своем доме не терпеть». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.1. Л.27.)
Во главу угла служения подведомственного духовенства Управление Миссии ставило безукоризненное послушание: «Предписаниям и распоряжениям Епархиального своего начальства (то есть Управления Миссии) оказывать беспрекословное повиновение, все распоряжения его исполнять по буквальному их смыслу, хотя бы они были и неприятны, с кротостью и смирением; равным образом и прихожанам внушать должное повиновение закону и установленной над ними власти». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.1. Л.27.)
Все циркуляры и распоряжения экзаршего Управления и руководства Псковской Миссии появились, как отклик на возникающие в церковной жизни проблемы и руководство в пастырской и миссионерской работе подведомственного духовенства. Также обстояло дело и с циркулярами о церковной дисциплине.
Так, например, в циркулярном распоряжении №223 от 17 февраля 1942 года, адресованном благочинному Рижских православных приходов и подписанным Патриаршим Экзархом митрополитом Сергием, говорится: «Неоднократно я замечал, что Рижское духовенство, участвуя в богослужениях, не считает необходимым надевать своих наград: митр, крестов с украшениями, камилавк и т.д. Это свидетельствует о дисциплинарной распущенности, пренебрежении к церковным наградам и, значит, к епархиальной власти, удостоившей награды». Благочинному предлагалось предупредить вверенные его попечению причты, что «...в последующем виновные в нарушении церковной дисциплины и порядке будут лишены удостоенной награды». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.20. Л.290.)
В отчете протоиерея Сергия Ефимова от 23 октября 1942 года, в тот момент исполняющего обязанности благочинного в городе Режице (ныне Резекне), есть и такие горькие слова: «Коснусь немножко и наших батюшек. Прискорбно иногда смотреть, как пастырь Церкви, с крестом на груди, открыто дымит папиросой во рту. Это соблазняет окружающих нас и дает пищу к осуждению духовенства в его массе». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.395. Л.48.)
Еще больший соблазн некоторые пастыри давали своим нерадивым отношением к совершению богослужений и Таинств. Особенно ярко подобные недостатки православных клириков описаны в докладе благочинного того же Режицкого округа священника Иоанна Янсона (от 29 августа 1942 года). В частности он указывает на возникновение обоснованного возмущения прихожан в связи с «поспешностью богослужений и небрежным отношением к своим обязанностям священно- и церковнослужителей. Порядок всенощных бдений слишком разнообразен в приходах. Многие из священников не знают Устава богослужений Православной Церкви и не разбираются в самых простых понятиях. Во многих приходах самовольно вводятся новшества». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.395. Л.47.)
Вслед за этим о.Иоанн, утверждая, что «народ часто стоит выше своего пастырей», приводит отдельные вопиющие примеры нарушения богослужебного устава и недостойного поведения некоторых священнослужителей: «Мне приходилось присутствовать на богослужениях во многих приходах и ужасаться полной небрежности со стороны служащих к пастырскому делу. Например, в алтаре громкий разговор, во время богослужения хождения священников, сторожей, прислужников без всякой нужды на глазах молящихся, выходы священника в облачении из алтаря для разговора с мирянами во время службы и много других безобразных явлений. О крестных ходах и говорить не приходится — это что-то ужасное. О совершении треб нельзя без боли и говорить. В одном месте батюшка крестит так, в другом иначе. Погребение также совершается по-всякому. Есть приходы, где венчают в посты. А совершение исповеди? — Скорое, без всякой подготовки. Приходит христианин в церковь за минут 15, 10 до момента Причащения, выбегает из алтаря священник, второпях накидывает епитрахиль на голову ... и все готов. Разве это допустимо?» (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.395. Л.47.)
Особенно взволновало благочинного «...отсутствие должной подготовки к Божественной Литургии. Мне приходилось видеть, как священники на глазах у мирян перед совершением Литургии в неположенное время сидели за столом с яствами и питием, принимали пищу и напитки, а потом приступали к Литургии. Однажды один из учителей мне высказывал свое глубокое возмущение таким явлением. Он говорил: «Пусть батюшки это проделывают, если им совесть позволяет, но только не в присутствии мирян». Разве это не ужас? И когда я об этом говорил некоторым из священников, мне отвечали, что не надо быть фарисеем. Здесь, по моему мнению, требуется строгое наказание виновному, вплоть до лишения сана — тогда другие, может быть, спасутся от такого страшного отношения к совершению Великой Тайны — Евхаристии». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.395. Л.47.)
Протоиерей Сергий Ефимов в августе 1942 года также прислал на имя Экзарха Сергия послание, где выразил свою обеспокоенность, вызванную тем, как совершаются богослужебные чины в некоторых храмах. В своем письме о.Сергий не только критикует слабые стороны, но и предлагает ряд практических мер, по его мнению, способных сделать более понятной и доступной для прихожан церковную службу, особенно для новоначальных членов прихода, молодежи и детей: «Хотелось бы, чтобы в наших церквах все совершалось благообразно и по чину, чтобы не соблазнялись небрежным совершением служб церковных наши прихожане, чтобы не указывали на это враги церковные. Хотелось бы, чтобы в церквах чтение совершалось не где-нибудь, на клиросе, не слышимое в дальних уголках храма, а на середине храма, около солеи. Желательно было бы, чтобы в церквах все-таки существовало и общее пение, чтобы псаломщики не смотрели на это легкомысленно и даже с предубеждением, как на лишнее, как на ненужное даже. «Дадите им вы ясти?» Эти слова Спасителя приложимы и к внедрению в сердца прихожан и молитвословий, приобретаемых через общее пение». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.395. Л.45.)
Митрополит Сергий ознакомился с письмом о.Сергия Ефимова и поставил следующую резолюцию (от 18 августа 1942 года): «Относительно богослужебного порядка и говорить нечего, — крайняя небрежность и расхлябанность! У меня есть сведения о безобразном отношении к своим обязанностям священников и псаломщиков. Поручаю о.Благочинному города Риги, его помощнику о.протодиакону Евстафьеву, выработать однообразный порядок богослужений (будничных, воскресных и праздничных) для всех приходов Латвийской Епархии... Предусмотреть желательность общего пения в храмах и чтения часов, шестопсалмия, канона за всенощным на середине храма». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.395. Л.46.)
Через некоторое время (конец осени 1942 года) в канцелярии экзаршего управления был составлен особый циркуляр «О совершении богослужений и единообразии в богослужениях». Циркуляр был отправлен во все благочиннические округа Латвийской епархии и в Управление Псковской Православной Миссией. Приведем наиболее важные части этого распоряжения:
«Соблюсти все ектении, положенные в служебнике перед «Херувимской песней», включая и ектении об оглашенных.
Соблюдать принятые времена открытия и закрытия Царских врат.
Праздничные богослужения строго совершать по Уставу, тщательно перед тем всем причтом приготовляясь к каждому богослужению.
Молебны и панихиды строго совершать по чину, принятому в церковной практике.
Во время богослужений вводить больше общенародное церковное пение.
Псаломщикам читать ближе к народу, не прятаться за колоннами и иконостасами на клиросах».
(ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.395. Л.52.)
Созвучными дисциплинарным предписаниям Экзарха были аналогичные распоряжения Управления Псковской Миссии: «Всякое священнодействие и молитвословие совершать, по чиноположению церковному, со вниманием и благоговением, ничего не изменяя в нем, по своему произволу для своего облегчения или других каких-либо видов». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.1. Л.27.)
В феврале 1942 года Экзарх Сергий в своем циркуляре за №223 обращался через отцов благочинных к подведомственному духовенству с увещеванием о серьезном отношении к христианским Таинствам: «Несмотря на то, что обычно в приходах бывает не так много исповедников, (Здесь имеются в виду приходы Латвийской епархии, а в Псковской Миссии ситуация существенно отличалась.) все же священники практикуют общую исповедь. Не видя в этом никакой нужды, я запрещаю совершение общей исповеди. Следует заранее разъяснять приступающим к исповеди и св. Тайнам всю серьезность и высоту Таинства и его значение в Церкви Христовой, указав, что заранее следует обдумать и припомнить все грехи, приходить в церковь для исповеди заблаговременно, чтобы сосредоточиться и молитвенно подготовиться к самому моменту исповеди. Перед исповедью обязательно надо прочитать кающемуся приготовительные молитвы, положенные в требнике.
К Св.Причастию не допускать лиц, живущих в гражданском браке, предлагая в каждом отдельном случае подавать Архиерею прошение о разрешении допустить к Св.Причастию.
Следует кающимся внушать, чтобы приступали к принятию Св.Таин со благоговением, скрестив на груди руки. Женщинам подходить к Св.Чаше без головных уборов (допускается только платок). При исповеди следует спросить, верует ли кающийся в Бога, Св.Троицу и заставить прочитать Символ Веры». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.20. Л.290.)
Требования митрополита Сергия еще раз подтверждают его строгий курс на соблюдение церковных канонов и традиций, сложившихся в Русской Православной Церкви. Однако на практике такие жесткие требования не всегда оказывались выполнимыми. Это относится, например, к запрету общей исповеди.
Церковная ситуация в Латвийской епархии отличалась от той, что складывалась в областях, окормляемых Псковской Православной Миссией, где православные храмы были переполнены молящимися, большинство из которых приступали к Таинству Св.Причащения. По традиции Русской Церкви участвовать в Евхаристии может лишь тот, кто перед этим исповедовался и получил разрешительную молитву священника. Проводить же личную исповедь в тех условиях, в которых, как правило, совершались массовые богослужения на оккупированных территориях России, было физически невозможно.
Миссионер о.Алексий Ионов, описывая первые богослужения в Свято-Троицком кафедральном соборе города Пскова в августе 1941 года, привел пример, когда в общей исповеди участвовали 200—300 человек. (Ионов Алексий, протоиерей. Указ. соч. 1954. №51. С.14.) Этот же священник вспоминал о том, как в отремонтированном соборе города Острова (в 1942 году) он приобщал Христовых Таин за Литургией от 500 до 800 человек, исповедовал их о.Алексий конечно же на общей исповеди. (Ионов Алексий, протоиерей. Указ. соч. 1955. №52. С.15.)
Подобные свидетельства привел в своих воспоминаниях другой священник-миссионер о.Георгий Тайлов. Совершая миссионерские поездки по деревням своего благочиннического округа и служа в тех храмах, где не было настоятеля, о.Георгий также в связи с невиданным наплывом богомольцев вынужден был совершать общие исповеди. «Исповедь приходилось делать общую. Это не так просто, а потом разрешать всех сразу. Большая чаша была очень кстати». (Воспоминания о.Георгия Тайлова о его работе в Псковской Православной Миссии 1941—1944 гг. // Православная Жизнь (Приложение к «Православной Руси»). 2001. №1(612). С.9.)
Еще труднее, а практически невозможно, было проводить частную исповедь перед Евхаристией в лагерях военнопленных. Большинство пленных красноармейцев имели весьма туманное представление (или не имели вообще) как о православном богослужении, так и об исповеди. Однако это не могло, естественно, послужить поводом к тому, чтобы отказать несчастным узникам в причащении. Здесь большое значение имела подготовленность священнослужителя, его находчивость и миссионерская одаренность — умение сказать о самом главном в сжатой и доступной форме. По-видимому, члены Псковской Миссии (протоиерей Кирилл Зайц, священник Алексий Ионов, священник Георгий Бенигсен) обладали именно такими талантами.
Протоиерей Сергий Гарклавс рассказал о подобной Литургии, свидетелем которой он был, являясь в 1941-1943 гг. псаломщиком у о.Иоанна Гарклавса, до его хиротонии во епископа Рижского и всея Латвии. Протоиерей Иоанн сумел получить разрешение у немецких властей на совершение богослужения в лагере под Виндавой (ныне Вентспилс), где содержались советские военнопленные. Многие из них о причастии ничего не знали, а «о какой-то исповеди нечего было и думать». Тогда священник обратился к пленным с пастырским словом: «Вы каждый в своем сердце призовите Господа Бога, если у вас что-либо было на совести, покайтесь перед Господом, попросите о прощении у Всемилостивого... Он всем простит, и принимайте причастие, этот великий Дар, а после причастия вы все получите просфоры». (Устное свидетельство протоиерея Сергия Гарклавса, данное автору 3 июля 2004 года в г.Санкт-Петербурге.)
В циркулярах экзаршего управления содержались строгие указания и относительно других Таинств. О Таинстве брака был составлен циркуляр за №344 от 24 марта 1942 года: «По дошедшим сведениям в некоторых церквах во дни Св.Четыредесятницы, (Время Великого поста.) совершаются браковенчания, что строго воспрещено 52-м правилом Лаодикийского Собора. Напоминая о сем к неукоснительному руководству, Экзаршее Епархиальное Управление предупреждает, что впредь лица, совершившие бракосочетание во дни Св.Четыредесятницы, будут привлекаться к законной ответственности». (ЛГИА. Ф.7469. Оп. 1. Д.20. Л.250.)
Управление Псковской Миссии предлагает подведомственным священникам, совершающим венчание, «брачующихся испытывать: знают ли они догматы Веры, молитву Господню и заповеди». Кроме этого, давалось предупреждение о том, что духовенство Миссии «малолетних, неравнолетних, чужеприходных и других противозаконных браков венчать не будет, да и прочие браки будет венчать с соблюдением определенных законом п редосторожностей». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.1. Л.27.)
Протоиерей Георгий Тайлов, рассказывая о служении в Миссии, приводит и такое свидетельство: «Как известно, церковные правила предписывают священнику совершать таинство брака для каждой пары бракосочетающихся отдельно. Но в 1943 году в условиях миссии, в Псковской области это было не всегда возможно. Приближалось время Великого поста, и в пятницу перед масляницей в Печаны приехало 17 пар молодожен. Венцов не хватало, поэтому пришлось использовать иконки, которые шаферы держали над головами брачующихся». (Воспоминания о.Георгия Тайлова... С.11.)
Как и в случае с общей исповедью, о.Георгий и здесь руководствуется принципом церковной икономиии или снисхождения, когда в особых условиях немецкой оккупации священнослужители шли на некоторые (незначительные) ослабления канонических дисциплинарных установлений Православной Церкви.
Третье, наиболее часто совершаемое духовенством Псковской Миссии Таинство Св.Крещения, также требовало к себе внимательного, благоговейного и духовно ответственного отношения. В циркуляре, распространенном по приходам Псковской Православной Миссии, строго воспрещалось в качестве восприемников (то есть крестных родителей) принимать малолетних и иноверных, нужно было, по крайней мере, чтобы один из восприемников был «возрастной и православный». (ГАПО. Ф.1633. Оп.1. Д.1. Л.27.) Здесь видна забота руководства Миссии о том, чтобы новокрещенный не остался без должного научения в вере христианской.
В апреле 1943 года всем благочинным Латвийской епархии было отправлено распоряжение Преосвященного Иоанна (Гарклавса) епископа Рижского за №545, которое предписывало строго следить за тем, чтобы «при совершении таинства Св.Крещения всем крещаемым детям (также взрослым и присоединяемым) должны даваться имена Св.Православной Церкви. В случаях, если ребенок уже зарегистрирован в гражданском отделе с неправославным именем, то ему при крещении надо дать дополнительно православное имя». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.20. Л.141.)
С Таинством Крещения, к сожалению, были связаны еще более грубые нарушения церковного порядка и примеры крайне неуважительного отношения мирян к христианским Таинствам. Это явление начало проявляться особенно часто в последний период деятельности православной миссии на оккупированной территории, когда Псковская Миссия была эвакуирована в Прибалтику. Ее бывшие сотрудники, священнослужители и миряне, продолжали миссионерскую работу уже в рамках Внутренней Православной Миссии на территории Остланда. Их главной заботой стало духовное и материальное попечение о беженцах, прибывавших в города Латвии, Литвы и Эстонии из русских областей уже с начала 1943 года.
Настоятель Свято-Иоанновской церкви города Риги протоиерей Феодор Михайлов (в последние месяцы деятельности Псковской Православной Миссии он являлся членом Управления Миссии и благочинным Псковского округа) в рапорте на имя епископа Рижского Иоанна (Гарклавса) сообщает о тревожных явлениях в среде русских беженцев и предлагает конкретные меры для пресечения подобных злоупотреблений. Приведем выдержки из этого рапорта протоиерея Феодора Михайлова: «Приехавшие из России беженцы, которые 25 лет изнывали под игом богоборчест-вующего коммунизма, и если не все, то многие дошли до крайнего нравственного падения и способны кощунственно относиться к Таинствам святой Матери Церкви. По государственным законам Латвии — выдается премия на крещение ребенка, (Подобные льготы предусматривались и для вступающих в брак: «С ведения Торговой дирекции, Департамента церквей и конфессий сообщает, что на основании действующих постановлений о присуждении разрешений на приобретение текстильных товаров, разрешения могут просить и вступающие в брак. При запросе просителю необходимо представить выданное священником или отделом записей актов гражданского состояния удостоверение, подтверждающее факт предстоящего брака». ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.20. Л.233-234.) водка, пиво и папиросы, правда, латыши крестят своих детей и получают водку, но для них водка не является самым главным в этом акте, но к нашему стыду у русских эта премия (водка) на первом месте, и меня охватывает ужас, когда отец и мать говорят: «давай перекрестим Ваську, получим водку, хоть выпьем». Помнится мне, как раньше миссионеры крестили инородцев, и при крещении давали рубаху, многие крестились ради рубахи до 10 раз, боюсь, что и теперь делается то же самое. За последнее время, я, руководимый своей пастырской совестью, прекратил давать справки на водку для детей, родившихся в России, ибо считаю это великим преступлением, надо спасать то немногое хорошее, которое еще осталось в совести русского народа, надо возрождать христианство, а не засорять ниву Христову подобными премиями. Страшно подумать, до какой степени нравственного падения дошел наш народ, когда-то носивший имя «Богоносца». Владыко Святый, не осудите моего дерзновения, поверьте мне, что мне не жаль водки и пива, а жаль души русского народа, и я грешный прошу Ваше Преосвященство, сделайте по епархии распоряжение, чтобы и другие настоятели храмов не выдавали справок на получение водки на детей, родившихся в России в советское время».
В конце рапорта о.Феодор добавляет, что если епископ Иоанн «по юридическим соображениям» не сможет издать такого запрещения, то «совершенно необходимо и возможно сделать распоряжение духовенству о том, чтобы они внимательно исследовали просьбу о выдаче справки на водку, чтобы установить, нет ли здесь профанации Святого Таинства». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.2. Д.263. Л.16.)
Рапорт протоиерея Михайлова был датирован 12 июня 1944го-да, а 21 июня по решению Епархиального совета Латвийской Православной Церкви был выпущен и разослан о.о.благочинным циркуляр за №1645. В нем, в частности, говорилось: «Епархиальному Совету стали известны случаи кощунственного отношения к Таинству Св.Крещения некоторых беженцев из Советского Союза, приводящих своих детей к Таинству единственно для того, чтобы получить предусмотренные на этот случай премии. Епархиальный Совет на своем заседании от с.г. 15 июня под председательством Преосвященного Иоанна, епископа Рижского, постановил прекратить выдачу справок для премий в случаях крещения детей, родившихся не на территории Латвии, а еще в Советском Союзе». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.20. Л.24.)
Подобный, в некотором роде «дискриминационный» закон должен был приостановить порочную практику в отношении христианских Таинств. Такая прагматичность в среде русских беженцев стала возможна не только из-за их ненаученности в вере православной или даже грубого безверия, но и по вине их пастырей, недостаточно уделявших внимания вопросам духовного просвещения. Правда, справедливости ради отметим, что из-за большой текучести состава прихожан-беженцев миссионерскую и катехизическую работу вести было достаточно трудно.
Все-таки главная ответственность за недостойное поведение мирян возлагалась, прежде всего, на священнослужителя, настоятеля прихода. Об этом с безжалостной точностью писал Экзарху Сергию один из опытнейших и заслуженных пастырей Латвийской епархии отец Иоанн Янсон: «Как же будет смотреть на нас народ, жаждущий и алчущий духовной пищи, на нас, потерявших осоление. Никогда не было такого напряженного момента в жизни христианства, какой настал сейчас, когда весь мир переживает духовный кризис, когда человечество чувствовать начинает, что только Церковь может спасти трагическое положение народов, потерявших Христа». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.395. Л.47.)
Конечно, следует учесть тот факт, что вместе с потоками беженцев на каноническую территорию Псковской Миссии, а затем и Прибалтийского Экзархата прибывало и православное духовенство, имеющее разный опыт и практику церковного служения, разный уровень церковной дисциплины и духовного образования.
В октябре 1943 года по благочиниям Латвийской епархии был распространен циркуляр за №1866, исполнение которого могло предотвратить проникновение в число православного клира духовенства неподготовленного или имеющего сомнительную репутацию: «В связи с эвакуацией некоторых областей, завоеванных Германской армией, в пределы Латвийской епархии прибывает много православного духовенства. По полученным сведениям, некоторыми о.о. благочинными получены предписания от соответствующих Германских властей о допущении эвакуированного духовенства к служению, хотя бы только для своих эвакуированных православных людей. Однако, выяснилось, что среди эвакуированных духовных лиц имеется духовенство обновленческое, автокефальное и даже в некоторых случаях самозванное, поскольку они не могут доказать своего звания никакими документами или простым знакомством с церковной обстановкой последнего времени.
Ввиду этого Вам надлежит поставить духовенство Вашего благочиния в известность о возможном появлении в их приходах подобного рода духовенства. Поэтому духовенству нашей епархии надлежит проявить максимум бдительности и осторожного отношения в смысле выяснения личности прибывшего духовного лица. О каждом таком вновь прибывшем священнослужителе о.о. благочинные и настоятели должны немедленно сообщать правящему архиерею Преосвященному Владыке Иоанну и Епархиальному Совету, не допуская лично их к священнослужению, к причащению по священническому чину, к сослужению и т.д. без архиерейского на то благословения». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.20. Л.100.)
Митрополит Сергий в мае 1943 года в одном из своих посланий православному духовенству вновь обратился к вопросу о состоянии церковной дисциплины. Экзарх указывал на то, что корни современных проблем кроются в синодальном периоде истории Российской Православной Церкви. В этот период во внутрицерковной жизни доминировали бюрократические (в управлении) и схоластические (в научении и духовном образовании) принципы, а церковные институты находились в подчинении и услужении Империи под тщательной государственной опекой. Эта опека сковывала инициативу и творческий потенциал членов Церкви, мирян и клириков, располагала к развитию пассивности и духовной безответственности и, как следствие этого — к значительному снижению уровня церковной дисциплины. Вот как об этом писал Экзарх Сергий: «Что же тогда объяснит существование на практике частых отступлений от церковного порядка? Они объясняются, прежде всего, невежеством духовенства, приспосабливанием его к смутному церковному сознанию в нашем обществе, отнюдь не исключая интеллигенции, приспосабливанием вместо учительства.
Конечно, вековой союз нашей Церкви с государством привел к тому, что в нашем сознании на первый план выступило представление о православном государстве, а не о Церкви, как Вселенском Союзе православных, объединяющем все страны и народы.
Со словом «церковь» у нас скорее соединяется представление о здании, а со словом «вера» — о церковной службе.
Нельзя забывать и широко распространенного подхода к православному богослужению, как только к обряду, более или менее приспособленному к разным житейским обстоятельствам наравне с процессией, музыкой, венками и пр., причем о духовном содержании и значении обряда уже не спрашивается». (ЛГИА. Ф.7469. Оп.1. Д.19. Л.62-63.)
Таким образом, Православная Миссия, главной целью которой было возрождение церковной жизни на оккупированной немцами территории, своей деятельностью воцерковляла, просвещала и укрепляла в вере христианской мирян, прихожан вновь открывшихся храмов, но, кроме этого, способствовала повышению уровня дисциплины, наученности, появлению навыков миссионерской и катехизической работы и у самого духовенства.
Несмотря на те недостатки, о которых было сказано выше, большинство сотрудников Псковской Православной Миссии и члены ее Управления были высокообразованными, опытными, одаренными, искренними христианами. Все свои силы, здоровье, а порой и саму жизнь положили они ради служения русскому народу, ради его возвращения к Богу и в Церковь. Те из членов Миссии, кто особенно отличился на этом поприще, были отмечены церковными наградами. В 1942 году Экзархом Сергием была учреждена специальная награда — орден «Миссии». Он имел изображение серебряного креста, в середине которого была помещена миниатюра — икона Покрова Божией Матери. (Экзарх Сергий (Воскресенский) был награжден таким же орденом, только с золотым крестом.)