ПСКОВСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ МИССИЯ В 1941—1944 гг. (часть 4) - Материалы из Интернета - Материалы о Псковской духовной миссии - Каталог статей

Бесспорно, что все эти болезни клира переносились и на прихожан. Например, известно, что на территории Православной Миссии была установлена особая норма дополнительной "выдачи продуктов питания и мануфактуры по случаю церковного бракосочетания, крещения детей и погребения умерших", которые заверялись специальной справкой от священника138. В связи с этим отмечались случаи "кощунственного отношения к таинствам святой Матери-Церкви", когда ради материальных благ могли по несколько раз крестить одного и того же ребенка139.

Оттого и было так важно учить народ "правильному разумению церковных обрядов". Специальным распоряжением Управления Миссии священникам напоминалось, что вступающих в брак (или взрослых, готовящихся к таинству Крещения) нужно "испытывать: знают ли они догматы веры, молитву Господню и заповеди; при крещении же — малолетних и иноверных восприемников не допускать, в противном случае внушать, чтобы по крайней мере один из них был возрастной и православный"140. В этом напоминании видна забота Миссии о сознательном и серьезном отношении христиан к святым таинствам. Это была попытка Православной Миссии подчеркнуть приоритеты духовной жизни и исправить некоторые ее негативные явления, накопленные в Русской церкви за последние столетия.

В начале работы упоминалось о том, как со слезами на глазах, с радостью, благодарностью и любовью принимали миссионеров-священников летом 1941 г. верующие псковичи. Именно усилиями и трудами простых людей ремонтировались храмы, собирались вещи для детских приютов и школ, продукты и теплая одежда для военнопленных. Нередко на помощь миссионерам приходили люди не только не церковные, но порой и неверующие — те, кто только начинал свой путь к Богу. Советские инженеры и врачи, учителя и служащие трудились бок о бок с верными христианами и их пастырями. Они также восстанавливали храмы, участвовали в организации приютов для сирот, в делах милосердия (помощь нуждающимся и военнопленным). Подвиг и горение деятелей Православной Миссии не оставил равнодушными тех, кого принято называть советской интеллигенцией. Через свое участие в делах Миссии эти люди открывали для себя новое бытие, наполненное любовью к ближнему и любовью к Творцу. Для многих это был своеобразный предогласительный период, за которым следовало их воцерковление. "С этими "кандидатами в партию" у меня сложились самые лучшие отношения, и... они мне очень помогали..." — так об этом вспоминал о. Алексей Ионов141. Было бы нечестно умолчать о тех, кто оставался в стороне от религиозного подъема, кто не мог так скоро избавиться от груза советской идеологии. Но даже со стороны этих граждан отношение к миссионерам было "или самое доброжелательное, или самое корректное" и никто из "подсоветских людей" не позволил себе сказать по их адресу нечто оскорбительное142.

Как очень верно отмечает о.Алексей Ионов, если бы Миссия получила от немецких властей какие-то специальные инструкции и тем более их выполняла, то "вряд ли наша Миссия состоялась" бы и имела такой успех. Наивно думать, что православный русский человек не почувствовал бы фальши и неискренности, исходящей от пастырей, и не оставил бы их после этого в пустых стенах церквей. Конечно, немецкое командование имело относительно православной церкви далеко идущие планы (об этом подробнее писала О.Ю. Васильева в статье "Жребий митрополита Сергия Воскресенского"), и в том числе благодаря этому экзарху Сергию было позволено начать миссионерскую работу на территории, контролируемой немецкими войсками. Действительно, поначалу некоторая помощь со стороны нового "кесаря" псковским миссионерам оказывалась: им были выданы специальные удостоверения и хлебные карточки, в храмы из музеев возвращались богослужебные книги, иконы, церковная утварь, для приютов городскими властями выделялись топливо, овощи, хлебные карточки. Однако постепенно это подчеркнуто лояльное отношение оккупационных властей начинает меняться. По-видимому, немцы были напуганы невиданным размахом миссионерской работы и главное — ее плодами: сплочением русских людей под покровом Церкви, их твердостью, мужеством и верой. На это "новые хозяева" жизни никак не рассчитывали, ведь "Миссия не стала орудием контроля над русскими людьми, но, напротив, возвращая их к Церкви, укрепляла и поддерживала в условиях оккупации"144. Экзарх Сергий и вообще деятели Миссии, начиная работу в Пскове, по отношению к немцам руководствовались принципом "из двух зол выбирай меньшее". А что немцы — это зло, никто из членов Миссии не сомневался. Максимально используя предоставленную возможность для проповеди Евангелия, для возвращения людей в Церковь, никто из миссионеров не питал "никаких симпатий к завоевателям "жизненного пространства" нашей Родины"145. Это утверждение отнюдь не голословно. В пропагандистских целях немецкое командование устроило торжественную передачу Псковскому кафедральному собору Тихвинской иконы Божией Матери, привезенной оккупантами из Новгорода. На соборной площади при стечении всех православных города Пскова, в присутствии представителей немецкой комендатуры происходило это торжество. Оно началось словом о. Георгия Бенигсена. С дерзновением, присущим молодости, он говорил о подвиге св. Александра Невского, освободившего Псков и Новгород от иноземного нашествия, в том числе и от немецких рыцарей из Тевтонского ордена.

Во время отпевания заживо сожженной русской семьи о.Алексей обратился к рыдающим людям, собравшимся вокруг своего пастыря в горькую минуту. Он обличал страшные преступления, которые становились нормой в так называемой "Новой Европе". "Если мы будем молчать об этих преступлениях, камни будут вопиять к небу!" — "С такой Европой нам не по пути!" — так закончил о. Алексей свою проповедь "среди слез и рыданий, наполнивших храм"147. Эти скудные примеры показывают, что миссионеры до конца и в любых ситуациях были со своим измученным, многострадальным народом, не "курили фимиам, захлебываясь от восторга", добиваясь снисхождения и лояльности у немецких властей148.

Чем успешнее развивалась деятельность Миссии и чем хуже складывалось положение немецкой армии на фронтах, тем напряженнее становились отношения экзарха Сергия и Псковской миссии с немецкими оккупантами. Немцы усилили слежку за миссионерами, не брезгуя мелкими провокационными актами149. В последние месяцы существования Псковской миссии ее положение еще более ухудшилось. Так, в Никандровой пустыни (под Псковом) немцами был убит ее настоятель — иеромонах Андрей Тишко, направленный в монастырь через Миссию150. К этому времени относятся акты осквернения и разрушения храмов немецкими оккупантами. Да и убийство экзарха Сергия в апреле 1944 г., по единодушному мнению исследователей, было подготовлено и осуществлено агентами гестапо151. Тем самым немецкие спецслужбы невольно подтвердили провал своих планов сотрудничества с Православной Миссией. Физическое устранение "несговорчивого" митрополита ставит точку в неудачных попытках немецких властей "приручить" Православную церковь.

Все же, несмотря на эти внешние трудности служения и жизни членов Миссии, препятствий для миссионерской работы, катехизации, евангелизации со стороны новых властей не было. Наверное поэтому по сравнению с советской властью захватчики были злом "меньшим". В отношениях Миссии с немецкими властями есть удивительные примеры, может быть, несколько противоречащие тому, о чем говорилось выше. Речь идет о благодарностях, которые приходили экзарху Сергию и в Управление Миссии от властей из разных уголков территории, окормляемой Православной Миссией. В этих посланиях отмечались самоотверженные труды миссионеров по восстановлению церковных дел. Почетом и уважением "не только среди верующих, но и у германского командования" пользовались о.Иоанн Легкий в Гдове, островской благочинный о.Алексей Ионов, настоятель Петропавловской церкви о.Алексей Азиатский152. Как же такое могло произойти? Это можно объяснить, если вспомнить, что Слово Божие доступно для всех, оно предназначено для каждого (даже если этот человек нам неприятен или наш враг), и Господь может призвать любого человека, открыв ему Свою Любовь, т.е. Самого Себя. Думаю, этого никогда нельзя забывать.

При этом нужно отметить один из недостатков в исторических исследованиях, когда за общей и удобной терминологией теряется человеческая личность и многое сводится к обобщениям. Я уже указывал на неоднородность священников Православной Миссии, на их порой разное отношение к служению, к пастве. Подобным образом нужно подходить и к представителям оккупационных властей, солдатам и офицерам. Каждый из них уникален (как и любой человек), имеет свои достоинства и недостатки, свою меру образованности, культуры, этического сознания, наконец, душевных качеств. В воспоминаниях о.Алексея Ионова говорится и о зверских преступлениях немцев, и о тех, кто сочувственно относился к миссионерам, уважая религиозные чувства русского народа, и если не оказывал явной помощи, то и не препятствовал церковному возрождению и не усугублял и без того тяжелое положение мирного населения.

В мемуарах о.Алексея Ионова есть упоминание и о своеобразных экуменических контактах миссионеров с немецкими пасторами, прибывшими в Псков в 1941 г. вместе с армейскими подразделениями Вермахта. Встречи эти носили случайный характер. Пастор с Эльбы, облаченный в военную форму, зашел в Управление Миссии, чтобы познакомиться с псковскими миссионерами. Оказалось, что он давно интересовался православием. После долгой беседы на религиозные темы "он упросил спеть ему несколько православных песнопений", а в ответ пропел "ряд старинных хоралов". Другого пастора миссионеры встретили "в Свято-Троицком соборе, с изумлением наблюдавшего общую исповедь двухсот—трехсот человек"153. Реакция на деятельность Православной Миссии со стороны партизан также не была однозначной. Известен случай, когда миссионер был убит партизанами по дороге из района в Псков154. Из переписки Православной Миссии со священнослужителями можно получить информацию о том, как в деревнях, селах складывались отношения миссионеров с партизанами. В одном из писем священник обращается к начальнику Миссии с просьбой перевести его на другое место, беспокоясь за свою жизнь в связи с притеснениями и угрозами в свой адрес со стороны местной партизанской группы155.

"Безоружные, беззащитные, оградясь только силою Животворящего Креста", православные миссионеры ехали на служение в дальние глухие районы, понимая, что встреча с партизанами хорошего не обещает. "Им не втолкуешь, что мы проповедуем Христа Распятого. Мы на этой стороне — значит, враги. Людей, исколотых штыками партизан, мы хоронили неоднократно."156 Так описывает о. Алексей Ионов восприятие Миссии партизанскими отрядами в окормляемом им округе... Однако как в отношениях с немцами, так и здесь не было однозначности. Об этом писал начальник Миссии прот. Кирилл Зайц: "По словам одних, партизаны считают священников врагами народа, с которыми стремятся расправиться. По словам других, партизаны стараются подчеркнуть терпимое и даже благожелательное отношение к Церкви и, в частности, к священникам". Так, из доклада о. Владимира Толстоухова стало известно, что командир одного из партизанских отрядов "побуждал крестьян к усердному посещению церкви, говоря, что в советской России церкви дана теперь полная свобода..." Нередко партизаны "строго следили, чтобы в проповедях священнослужителей не было каких-либо выступлений против советской власти", ведь именно ее представителями осознавали себя члены партизанского подполья на оккупированной территории157.

Положительные примеры таких отношений и даже покровительство некоторыми подпольными группами священников и их приходов было возможно еще и благодаря талантливости проповедников-миссионеров, их самоотверженному труду и, наконец, их близости, заботе и любви к местному населению. Настоятели приходов нередко пользовались большим авторитетом и доверием своей паствы, в большинстве состоящей из женщин, стариков и детей. Это доверие и уважение к пастырям, возможно, передавалось их отцам, братьям, мужьям, тем, кто участвовал в местном движении сопротивления. О контактах же партизанского подполья и мирного населения сегодня хорошо известно. Этим объясняется хорошая осведомленность партизан о том, что происходило в оккупированных городах, селах, деревнях, в том числе и в области церковной жизни. Случаи лояльного отношения партизанских отрядов к православной церкви на оккупированной территории являются не только отражением перемен в политике советского государства по отношению к РПЦ с 1941 г., но и плодами апостольского подвига Псковской миссии. Ведь слово Божие произносится для всех, и отклик на него может родиться в любом сердце. Вот поэтому уважение и доверие, которое справедливо заслужили члены Православной Миссии, неся в мир благовестие Христово, могли возникнуть и среди немецких воинов, и среди вчерашних советских материалистов, и в партизанских формированиях, и среди детей и молодежи. Это еще одно подтверждение несомненного успеха, которого достигла Православная Миссия в 1941—1944 гг. С другой стороны, слежка, постоянный контроль и каждодневные опасности, подстерегавшие миссионеров как со стороны немецких оккупантов, так и со стороны партизанского подполья, свидетельствуют о "неотмирности" этого православного миссионерского движения. Во все времена истинных пророков и апостолов мир преследовал, и одни из них были убиты, а другие изгнаны (Лк 11:49). Это подчеркивает истинно церковный характер Псковской миссии. Она — предвестник грядущего Царства Небесного. С наступлением Его Господь "упразднит всякое начальство и всякую власть и силу" (I Кор 15:24), и поэтому в служении Слову Христову безрассудно опираться на эту "трость надломленную, которая, если кто опрется на нее, войдет ему в руку и проколет ее" (4 Цар 18:21).

Один из важных, но менее проясненных вопросов в истории "Православной Миссии в освобожденных областях России", — это отношение к ее деятельности со стороны Московской патриархии. В начале работы отмечалось, что организатор Псковской миссии экзарх Сергий до конца своей жизни не выходил из канонического подчинения патриаршему местоблюстителю митр. Сергию. И это явилось своего рода условием для успешного служения Миссии. Однако о реакции православной Москвы на возрождение церковной жизни в оккупированных районах северо-запада России известно очень мало. Так, в сентябре 1942 г. глава РПЦ митр. Сергий (Страгородский) обратился к архиереям северо-западных территорий СССР, оказавшимся в оккупации, с требованием "немедленно принять все меры к исправлению допущенного ими уклонения от линии поведения, обязательной для архиереев, состоящих в юрисдикции Московской Патриархии"159. Очень трудно комментировать этот документ. Что подразумевали в Патриархии под "уклонением"? Понятно, что в тяжелых условиях военного времени, когда все связи Москвы с епархиями, оказавшимися по ту сторону фронта, были утрачены, вполне вероятна весьма слабая осведомленность, а возможно даже и искаженность фактов о жизни Православной Миссии, поступавших к патриаршему местоблюстителю. Я могу лишь предположить, что именно могло повлиять на негативное восприятие Московской патриархией деятельности митр. Сергия (Воскресенского). Возможно, таким раздражающим фактором явился нескрываемый антикоммунизм экзарха Прибалтики и некоторых членов Миссии, — на это ссылались исследователи160. Эти нотки можно услышать в обращениях Управления Миссии и самого митрополита. Он подчеркивал, что "прежде всего надо преодолевать "большевизм" в сердцах людей"161. Руководство Псковской миссии отмечало как насущную задачу уничтожение плодов и корней коммунизма. А знаменитое послание патриаршего местоблюстителя русскому народу от 22 июня 1941 г. по мнению митр. Сергия (Воскресенского) либо им не подписывалось, либо он подписал его "под страшными угрозами, желая спасти вверенное ему духовенство от полного истребления"162. Но все же владыка настоятельно рекомендовал "читать это послание в приходах вдумчиво и внимательно..."163 Кроме того, экзарх подчеркивал, что церковь не должна становиться орудием политической и классовой борьбы, а вера христианская не может ставиться в зависимость от того или иного режима164. Значит, этот антикоммунизм у православных миссионеров не был их политической или партийной ориентацией, но заботой о пробуждении душ русского народа, во многом отравленных большевистской пропагандой.

Внешняя миссия — это всякая миссия, обращенная к находящимся вне границ Православной церкви, ко всем неправославным, начиная с атеиста и язычника и кончая раскольником и христианином другой конфессии, независимо от того, ведется ли эта миссия внутри или за границей православного государства. Правда, сам термин "православное государство" для постконстантиновского периода истории христианской церкви уже не актуален, и поэтому территориальное толкование типов миссии сегодня неоправданно. Хорошей иллюстрацией этому служит история Псковской миссии. Первые миссионеры, прибывшие в Псков в августе 1941 г., оказались в ситуации, чем-то напоминающей положение посланников Православной церкви, просвещавших инородцев на окраинах Российской империи. Советскую Россию христианским государством никак не назовешь, ведь к началу войны на псковской земле не звучала церковная молитва, не слышны были слова христианской проповеди, открытое исповедание веры, как правило, влекло гонения, аресты, мученичество. Понятно, что эти условия характерны для внешней миссии.

Однако не стоит совершенно забывать и о том, что именно псковские жители в числе первых на русской земле услышали слова Благовестия Христова. До октябрьского переворота 1917 г. Псков, наряду с Новгородом, являлся жемчужиной православия: множество древних храмов и богатых монастырей, традиционные всенародные празднования, торжественные многодневные крестные ходы, пышные архиерейские службы, обилие обрядов, обычаев православной жизни. Весь этот блеск сокровищ, накопленных православной традицией за почти тысячелетнюю историю христианства на Руси, еще очень хорошо помнили теперь уже советские люди старшего поколения. Помнили, а некоторые и надеялись, что вновь засверкает позолота куполов, запоют колокола, а в храме прозвучит возглас священника. Они продолжали оставаться членами Церкви во все годы большевистского лихолетья. Именно они слезами радости и благодарности встречали членов Миссии. Силами этих христиан возрождались храмы, оживали приходы, они же порой помогали своим пастырям в миссионерском служении и каритативной деятельности. Поэтому христианская миссия времен оккупации во Пскове носила и внутренний характер, так как была обращена к верным христианам, еще сохранившимся в условиях атеистического государства. Но и среди тех, кто чаял возрождения православной церкви и сразу же влился в труды по ее восстановлению, были разные люди. Не секрет, что проблема христианского просвещения была насущна для русского православия во все времена. Еще острее вопрос евангелизации встал в годы действия "Православной Миссии в освобожденных областях России" с центром во Пскове. Евангелизация как раз и является составной частью внутренней миссии167. Итак, псковская миссия была одновременно и внутренней, и внешней.

Конечно, церковная жизнь невозможна без восстановленных храмов, без святых икон, свечей, разнообразной храмовой утвари, облачений (изготовлением этих предметов христианского культа и их распространением занимался хозяйственный отдел при Управлении Миссии), однако в истинном возрождении духовной жизни главное место занимает проповедь слов божественной Истины, особенно для тех, кто с ними еще не встречался. Отсюда особенный акцент был поставлен на миссионерской работе с молодежью и детьми. Эти юные члены Церкви должны были стать ядром духовной жизни в новых условиях. Из них готовились миссионеры для христианской работы в молодежной среде. Кроме этого, для полного обеспечения Православной Миссии кадрами священников-миссионеров в г. Вильно были открыты Богословские курсы. Специальная подготовка священников для Миссии и воспитание кадров для миссионерского служения из среды подростков и молодежи являются первыми ростками того, что при дальнейшем развитии Миссии логически должно было стать настоящим христианским катехуменатом. Кроме этого, новая черта Православной Миссии заключалась в широком использовании современных средств в деле проповеди. Впервые в России для этого используется радио, именно священником Псковской миссии.

Можно вспомнить лишь один пример, описанный о.Алексеем Ионовым, когда за совершаемой им литургией несколько сот человек приобщалось святых Христовых Тайн169. Сегодня, когда Православная церковь в Пскове находится в несравненно лучшем положении, чем во время немецкой оккупации, подобное нельзя увидеть ни в одном из псковских храмов. Необычайный духовный подъем, вызванный деятельностью Псковской миссии в 1941—1944 гг., отметил даже советский историк З. Балевиц, хотя и объяснял это тем, что "церковники" ловко использовали крайне тяжелое положение народа, увлекая его в свои сети. Бесспорно, что тяготы военного времени не могли не отразиться на состоянии русского человека, и не в последнюю очередь — на его состоянии внутреннем, духовном. Я думаю, что предыдущие годы советской власти, наполненные разрухой, голодом, террором, не избаловали советских граждан сытой, устроенной жизнью. Возможно, благодаря этому в сердцах людей, вопреки разгулу атеизма, еще сохранились упование и вера Господу. Это отмечали и труженики Миссии. В этом есть некоторая закономерность: нередко мирная, обеспеченная жизнь убаюкивает душу человека, угашает в нем горение Духа, делает творение забывчивым и неблагодарным к своему Творцу. Только "тесные врата" ведут в Небесное Отечество, и лишь потрясения личного характера или масштаба государственного, общественного могут вывести из духовной спячки народ Божий. В подтверждение этому можно привести целую книгу Ветхого завета — книгу Судей, которая во многом построена на этой закономерности. Тогда, пожалуй, духовный подъем в Пскове в годы войны вряд ли вызван коварной хитростью православного духовенства, но скорее тем, что душа человеческая все же "по природе христианка” и рано или поздно, при определенных условиях, это себя и проявляет.

Не случайно то, что тон в Псковской миссии задавали миссионеры, окончившие Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже, и те, кто активно общался в довоенные годы с деятелями Русского христианского студенческого движения в Прибалтике и через это обогащался новым опытом. Центр Движения также находился в Париже, который являлся центром русской православной диаспоры. Это был небольшой осколок Русской православной церкви, оказавшейся в уникальных условиях — "на свободе от гонений и от государственных подачек", давления со стороны "кесаря", которое церковь переживала на протяжении всей истории христианства. Русская эмигрантская церковь во Франции видела своей целью не только сохранение тех духовных ценностей, которые уничтожались в советской России, но и обретение новых ценностей — "духовной свободы, обращенности к миру, к духовным вопросам, его раздирающим, к культуре, науке, искусству, новому быту"170.

Например, о.Георгий Бенигсен в течение нескольких лет выступал на радио "Свобода" с проповедями для жителей России. А прот. Кирилл Зайц, находясь в сталинском лагере, в далекой Карагандинской области, не оставлял попечения о своих духовных детях, оставшихся в Пскове, поддерживая и наставляя их в своих письмах. Опыт Псковской миссии, духовная закалка, полученная в тяжелых военных условиях, послужили мощным импульсом всех последующих лет жизни миссионеров. Те, кто остался в Прибалтике, были арестованы, осуждены и сосланы в лагеря. "Это мученики Миссии. Своим подвигом они свидетельствуют всему миру, что Миссия творила подлинно церковное дело"172, за которое одни "...погибали от пуль большевистских агентов, других арестовывало гитлеровское гестапо"173.