С 1922 года разработка и осуществление политики церковного геноцида перешли в сферу деятельности высшего партийного аппарата. Была создана специальная комиссия по проведению отделения Церкви от государства при Центральном комитете Российской коммунистической партии большевиков. Постоянным председателем комиссии являлся один из высокопоставленных партийных функционеров, член ЦК, одно время секретарь ЦК, Губельман-Ярославский. Сейчас, имея перед собой протоколы заседания этой комиссии, очень легко можно выделить тех высокопоставленных партийных функционеров, которые особенно активно в ней работали. Мы можем выделить и группу партийных и государственных функционеров, на которых лежит главная ответственность за проводившуюся тогда политику.

Из членов Политбюро это прежде всего Бронштейн (Троцкий), Родомысльский (Зиновьев), Розенфельд (Каменев) и Рыков. Все они активно работали, но Троцкий (Бронштейн) занимал в ней особое место. Достаточно сказать, что именно его изобретением стало так называемое «обновленчество» в Русской Церкви – организация раскола Церкви изнутри.

Среди других высокопоставленных функционеров нужно назвать Бухарина, Дзержинского, Бонч-Бруевича, Красикова, Кагановича, Луначарского и Скворцова-Степанова. Постоянным секретарем комиссии являлся Тучков, начальник 6-го отделения секретного отдела ГПУ, человек, который вплоть до конца 1930-х годов руководил уже в системе НКВД отделом по ликвидации Русской Православной Церкви. Как видите, секретарь комиссии при ЦК – одновременно высокопоставленный чиновник ГПУ, службы безопасности, который и осуществляет непосредственно директиву через свое ведомство.

Нужно сказать, что период 1922 года явился еще одним всплеском репрессий, направленных против Церкви. Вероятно, лучше всего атмосферу, царившую тогда на верхах большевистского руководства, передает письмо Ульянова (Ленина) членам Политбюро, в котором он, упоминая о проведении широкомасштабной политики изъятия церковных ценностей, говорит о том, что на самом деле нужно не только изымать ценности, но и ликвидировать как можно больше духовенства. Вот несколько фрагментов из этого письма от 19 марта 1922 года: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем и поэтому должны провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли это в течение нескольких десятилетий. Официально выступать с какими бы то ни было мероприятиями должен только товарищ Калинин. Никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов.Троцкий».

Здесь надо иметь в виду, что именно Троцкий осуществлял главную руководящую работу по организации изъятия ценностей и, прикрывая его именем председателя ВЦИК Калинина, Ленин пытался скрыть то, что во главе этой кампании стоит представитель еврейства – большевики очень опасались антисемитских выступлений, которые могли проявиться как реакция на то, что в этой кампании на уровне местных властей, на уровне особых отделов принимали немалое участие представители именно еврейства, о чем мы поговорим чуть дальше.

«Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Это – резюме Ульянова (Ленина).

Итоги 1922 года поражают. Только за 1922 год было уничтожено более 8000 священнослужителей, т.е. почти столько же, сколько было уничтожено за всю гражданскую войну.

Для последующего периода существования Церкви в условиях большевистского режима было характерно наличие периодов как временного ослабления гонений, так и усиления репрессий. Широкомасштабная политика гонений на Русскую Православную Церковь с 1924 по 1936 год привела к репрессиям по отношению к 50000 представителей духовенства. Среди них было расстреляно от 5000 до 7000 представителей духовенства.

Совершенно особый характер репрессии против Православной Церкви приобретают в 1937 году. За один только 1937 год было расстреляно наибольшее количество православного духовенства – 85300 человек. Причем расстреливали не только тех, которых в это время арестовывали, но и тех, кто находился в заключении.

С 1938 по 1941 год, когда количество жертв несколько уменьшилось, было расстреляно 25400 представителей православного духовенства.

Подводя общий кровавый итог политике церковного геноцида, осуществлявшегося большевистским режимом с 1917 по 1941 год, мы должны констатировать – было уничтожено почти 130000 представителей духовенства. Это данные комиссии по реабилитации, которую возглавляет Александр Николаевич Яковлев.

Для справки хочу сообщить следующее. К 1915 году русское православное духовенство насчитывало в своих рядах около 140 епископов, 112629 священников, диаконов, псаломщиков и 29128 монахов, что составляло в целом 141757 служителей и служительниц Русской Православной Церкви. А к 1941 году было только расстреляно 130000 представителей православного духовенства. Конечно, кого-то рукополагали в 1920-е годы, но если учесть, что система духовного образования была ликвидирована в 1918 году и количество священнических и диаконских хиротоний было незначительно, мы можем констатировать, что в эти два десятилетия проводилась политика полной физической ликвидации православного духовенства.

В 1941 году русское православное духовенство насчитывало четыре правящих архиерея и около пятисот служащих священнослужителей. Как видите, «пятилетка безбожия», завершающаяся в 1942 году, могла закончиться раньше срока – «пять в четыре». Хочу отметить, что в число православного духовенства, ликвидированного к этому году, не входят православные священнослужители, умершие в тюрьмах и концлагерях от голода и болезней, и те православные миряне – а это многие сотни тысяч, – которые были репрессированы за исповедание православной веры.

Я остановился на том, что представляла собой политика церковного геноцида, но сейчас, хотя у меня осталось не так много времени, мне хотелось бы поставить ряд вопросов, которые заставят нас задуматься о духовно-исторических предпосылках церковного геноцида.

Уже в XIX веке среди русской политически радикально настроенной интеллигенции мы обнаруживаем последовательные стремления представить свой свой социальный утопизм как духовную (а не только мировоззренческую) альтернативу и антитезу христианству. Ни в одной стране социализм не принимал такого антихристианского характера, как в России XIX века. Быть социалистом означало быть не просто антиклерикалом, антихристианином. Возможно, в порядке дискуссии мы можем уделить этому вопросу отдельное внимание: почему социальный утопизм русской радикальной интеллигенции, превратившийся в десакрализованное мифотворчество, стал их новой религией и проповедовался ею с чисто религиозным фанатизмом. Возможно, здесь имело место и то обстоятельство, что среди идеологов русского социализма встречались представители духовного сословия (Чернышевский и Добролюбов были сыновьями священников), и свою не реализованную в рамках Православной Церкви религиозную жажду истины они реализовывали в идеях социального утопизма.

В контексте данной конференции особое значение приобретает вопрос о значительном участии еврейской радикальной интеллигенции как в развитии политического радикализма в России, так и в установлении большевистского режима в России. Называя имена тех, кто несет главную ответственность за руководство политикой церковного геноцида, я не случайно указал довольно большое количество представителей еврейства. Это факт, который нельзя сделать небывшим – он имел место. Не случайно уже летом 1919 года патриарх Тихон предупреждал побеждающих белых о том, чтобы они воздержались от проведения еврейских погромов. Белогвардейские правительства, впрочем, от этого воздерживались, погромы, как правило, носили стихийный характер. Уже тогда было очевидно, что советская власть – из-за большого количества представителей еврейства в среде чекистов, комиссаров, представителей местных властей – воспринимается как власть инородческая, прежде всего еврейская. И патриарх очень опасался, что православные христиане могут отреагировать актами возмездия на те репрессии, которые большевики проводили по отношению к народу.

Такие разные люди, как Василий Витальевич Шульгин, русский националист, политический деятель, выступивший, впрочем, в защиту Бейлиса, и весьма либеральный богослов протоиерей Сергий Николаевич Булгаков говорили о том, что падение большевистского режима может привести к проявлениям антисемитизма в религиозной среде. К счастью, этого не случилось, и нельзя назвать ни одного официального церковного в России, который содержал хотя бы намек на антисемитизм. Но факт остается фактом, здесь есть над чем подумать.

Я предложу несколько кратких тезисов, которые, возможно, дадут основание для дальнейшей дискуссии.

Прежде всего хотелось бы отметить, что удивительно активное участие представителей еврейства (безусловно, секуляризованного еврейства) в социальном движении вообще и в становлении большевистского режима в частности должно быть понято в связи с духовной историей не только иудаистической, но и, быть может, ветхозаветной традиции. В начале ХХ века о.Сергий Булгаков, а в наши дни крупный католический богослов Балтазар в христианской среде отмечали, что активное тяготение представителей секуляризованного еврейства к социальному утопизму можно объяснить хилиастическими мотивами иудаистической традиции. И это – тема для серьезной богословской дискуссии. На протяжении многих веков воспитанное талмудическим иудаизмом восприятие христианства как враждебной еврейству стихии привело к тому, что еврейство стало активно участвовать в любых формах секуляризации христианской культуры. В секуляризации христианской культуры, в избавлении ее от элементов христианства еврейство видело спасение для себя. На практике все оказалось иначе – как только секуляризованная германская культура (а секуляризация происходила при активном участии представителей еврейской интеллигенции) действительно освободилась от пут христианской морали, стало возрождаться язычество, и неоязыческий характер фашизма очень определенно проявился по отношению не только к христианам, но и к еврейству, ибо язычники никогда не терпели представителей народа, утверждавшего, что он являет единого истинного Бога. Секуляризованное еврейство среди большевиков, конечно же, не мыслило в категориях традиционного иудаистического мировоззрения: это были люди, которые так же равнодушно относились к Талмуду, как они враждебно относились к Новому Завету. Тем не менее в их деятельности могло проявляться многовековое религиозное воспитание.

Точно так же секуляризованный социальный утопизм большевизма со временем приобрел характер такой же неоязыческой идеологии, какой стала идеология фишизма, и очень показательно, что антисемитские мотивы стали проявляться в политике Сталина именно в это время, что не мешало расследовать «заговор врачей» при условии, что членом правительства был Каганович. Эта проблема должна получить свое осмысление: как только неоязыческие элементы проявляют себя в тоталитарных режимах, начинается гонение не только на христиан, но и на евреев.

Подводя итог своему выступлению, я хотел бы остановиться на следующем. Здесь много говорилось о страшных кровавых цифрах жертв ХХ века. Эти жертвы совершенно справедливо обязывают нас что-то переосмыслить в своем отношении ко многим важным вопросам нашей современной жизни, что-то переосмыслить и в своем прошлом. Но я бы хотел обратить внимание с точки зрения рассматриваемой мною проблемы на следующий вопрос. Безусловно, главная доля ответственности за церковный геноцид, имевший место в России, должна быть возложена на представителей русского народа, допустивших в своей стране это страшное явление. Но вместе с тем нельзя делать вид, что эти события не имеют никакого отношения к представителям еврейской радикальной интеллигенции. Поэтому когда мы рассуждаем об ответственности немецких христиан за Холокост, мы должны задаться вопросом: а какова мера ответственности российского еврейства за политику церковного геноцида в России, не имевшего аналогов в ХХ, да и не только в ХХ веке? Только такая постановка вопроса позволит нам говорить о действительном осознании нравственной ответственности за то, что происходит в современном мире. Конечно, легко говорить о том, что в современном цивилизованном гуманистическом обществе неприлично раскрывать псевдонимы тех или иных политических деятелей. Но гуманизм – это очень зыбкое поле, в том числе и для еврейского народа. Гуманизм в Германии проложил дорогу неоязыческому фашизму.

С христианской точки зрения, не может быть безразличным, кто принимал активное участие в гонениях на Церковь, но не для того, чтобы говорить о возмездии, а для того, чтобы духовно понимать происходившее. Китайский палач в Харьковском ВЧК или латышский стрелок, охраняющий членов Совнаркома, для христианина не то же самое, что представитель еврейского народа, осуществляющий руководство политикой большевиков, именно потому, что для христиан евреи выступают как представители особого народа, к которому предъявляется особый счет, и этот особый счет заключается в главном – еврейский народ, как, возможно, никакой другой, не может быть равнодушным к проблеме Бога, и он действительно чаще всего стоит между выбором: либо быть с Богом, либо быть против Него. Так мыслят христиане о еврействе. Это единственная и, наверное, для самого еврейского народа правильная точка зрения, и поэтому все его действия в истории нужно осмыслять именно с этой точки зрения.
----------------------------------------------
Источник:
Высшая религиозно-философская школа. Богословие после Освенцима и ГУЛага
и отношение к евреям и иудаизму в Православной Церкви большевистской России.
Материалы международной научной конференции 26-29 января 1997 года.
Санкт-Петербург, Россия, стр.114-126.