Епископ Иоанн (Гарклавс)
Брат Иаков раньше меня попал в Либаву, получив назначение В местный приход. В Либаве (латышск. — Лиепая) русских было меньше. Раньше здесь стоял гарнизон, располагалась военно-морская база. Выстроенный еще тогда, в царское время, в порту Морской собор был закрыт и не действовал. Богослужения совершались в трех городских храмах: Свято-Троицком соборе, Александро-Невской и Алексеевской церквах. Брат служил в приходе Свято-Троицкого собора, — каменного, величественного храма, стоявшего в центре города, а также законоучительствовал в местной русской гимназии. Директором ее был Николай Гугович Эльбе, обучение там было совместное. В марте 1944 г. меня назначили псаломщиком на приход, где служил брат.
Отношение к русским здесь было несколько иным, чем в Риге и Латгалии. В городе было много переселенцев. Целые кварталы в центре города, где они помещались, были отгорожены и обнесены колючей проволокой. Так местные власти под предлогом санитарных норм изолировали русских беженцев. Ни в Латгалии, ни в Риге таких мер по отношению к русским беженцам не предпринималось. Это было особенностью Курляндии.
Первоначально у меня была возможность бывать в Риге, однако вскоре распространились известия, что Рига отрезана, и путь оттуда в Либаву был только по воде. Так, после последнего в то время моего посещения Риги, пришлось возвращаться оттуда морем, — плыть по воде. В конце лета, когда фронт подошел к Риге, в Либаву приехал епископ Рижский Иоанн (Гарклавс) с матерью и приемным сыном Сергеем. Владыка Иоанн был родом из Курляндии, где родился в латышской семье. Прежде он служил священником здесь, на своей родине, в приходах Талей и Дундага. Он не был женат, детей у него не было. Его приемный сын Сергей, мальчик 16-ти лет, приехавший с Владыкой, был в годы войны взят им на воспитание, очевидно, из числа беженцев, потерявших своих родителей. В годы войны это было распространенной в Латвии практикой, предпринимавшейся многими семьями и даже организациями с целью спасения русских детей. Так, например, Рижский монастырь брал на воспитание детей беженцев или детей, потерявших родителей. Отец Николай Харитонов, настоятель рижской Благовещенской церкви, взял на воспитание девочку-сироту.
Я давно знал Владыку Иоанна и его семью, поскольку он в семинарии учился с моим братом, еще будучи священником. В годы войны митрополитом Сергием (Воскресенским) он был поставлен во епископы. Одновременно с прибытием Владыки в Либаву была привезена чудотворная Тихвинская икона Божией Матери. Примечательно, что в город икону доставил не архиерей, а немецкий представитель Герингер, курировавший церковные дела. Икону поместили в Троицком соборе, где все дни ее пребывания в Либ-ве (один-два дня) и совершались службы при большом стечении молящихся. Среди богомольцев были и местные жители, но особенно много беженцев-переселенцев.
Как позже мне рассказывал диакон Михаил Яковлев, также бывший в это время с Владыкой и сопровождавший позже Тихвинскую икону вместе с ним в Германии и Чехословакии, уезжать с родины Владыка Иоанн не хотел, говоря: «Зачем я поеду туда, где и кем я там буду», высказывая желание остаться в Латвии, каким-нибудь образом избежав эвакуации. Владыка хотел спрятать икону и никуда не ехать, тем более, что Курляндия к тому времени была полностью окружена советскими войсками. Однако обстоятельства, судьба святыни и сопровождавших ее сложились иначе. В августе-сентябре чудотворный образ Божией Матери покинул Латвию. Прекрасно помню, как чудотворную Тихвинскую икону Божией Матери вывозили из Либавы, — это происходило на моих глазах. Помню старосту Алексеевского храма в Либаве, куда перед эвакуацией икона была перевезена из Троицкого собора. Он имел какое-то отношение к эвакуации. Отъезд их не афишировался. Увозили икону без нас, — духовенство и причт Троицкого собора в этом участия не принимали. Все время пребывания в Либаве и на момент отъезда икона была в ризе. Прибывшая морем в Либаву из Риги, чудотворная икона и вывезена была Морским путем. Дальнейший путь ее лежал в Германию, позже икона оказалась в Америке.(44)
Осенью 1944 г. оставаться в городе стало беспокойно. Либаву, как и всю окруженную Курляндскую группировку немцев, сильно бомбили. Большинство горожан покинуло город, перебравшись в окрестные селения. Я выехал в сельскую местность. Брат тоже покинул город, проживал на хуторе. В ноябре-декабре немцы дали предписание всему местному населению покинуть Латвию. Началась эвакуация. Оставаться дальше на хуторе было нельзя. Во время эвакуации немцы забирали всех подряд, горожан, хуторян, и, не спрашивая, вывозили в Германию. В число таких сельских жителей, которые оказались в числе изгнанных с хуторов и попавших в эвакуацию, был и я. Вместе с местными жителями в конце декабря 1944 г., — тогда еще ходили какие-то суда, - на немецком пароходе нас вывезли в Германию.
