ГОДЫ УЧЕБЫ
Был реабилитирован в 1957-м году.
В 1956-м поступил в Ленинградскую Духовную семинарию, затем учился в Духовной Академии, учеба моя завершилась н 1963-м году.
Вспоминается мне случай.
- Когда я учился в Духовной школе, из командировки возвратился наш студент-священник. Он был на Святой Земле. Студент подарил мне среди прочих святынь, которые там получил, икону «Покрова Божией Матери». Стал я рассматривать подарок. Иконка сделана на бумаге. На обороте овальная печать, на ней надпись: «Благословение Святого Града Иерусалима». Кроме того, мой знакомый сказал, что эта икона освящена 6 августа 1959 года на горе Фавор, в день праздника Преображения Господня.
Эту икону я поместил в книгу молебных пений. Там она так и лежала долгое время.
Прошли годы, я окончил Духовную Академию, был преподавателем. Потом меня послали на приход. Пребывание на должности приходского священника было очень сложным. Потому что за первые почти десять лет с 1965 по 1976 годы у меня было восемь мест служения. И последнее место служения на приходе было в Гатчине — Мариенбург, Покровская церковь. Перевели меня туда в 1976 году. Там я прослужил до 1988 года.
И вот как-то невзначай открываю я книгу молебных пений и вижу давно подаренную мне иконку, привезенную из Иерусалима. Начинаю вспоминать, рассматривать. Икона «Покрова Божией Матери», освещена в день праздника Преображения Господня... И вдруг возникает такая мысль: «Я служу в храме Покрова Божией Матери, а переведен сюда я из Выборга, из Преображенского собора». И я спрашиваю себя, имеет ли все это какую-то связь?
***
Или еще вот такой случай, которому я был свидетелем. Я был близок к архиепископу Роману, который служение свое начинал как священник в Пюхтицком монастыре. Потом его поставили в епископы, он был таллиннским епископом и одновременно викарием ленинградского митрополита Григория. Ему приходилось часто переезжать и бывать по долгу службы в Иванове, Курске. Последнее место служения было в городе Вильнюсе.
Он часто болел. Последнее заболевание было довольно серьезным. Его парализовало. После болезни он немного оправился, но пострадала левая нога.
И вот, в 1961 году его вызвали на Архиерейский собор в Москву. Этот Собор вынес решение (под давлением, конечно), которое ограничивало финансовую деятельность церковных организаций.
Это происходило в Троице-Сергиевой Лавре. После богослужения в память Преподобного Сергия Радонежского архиерей возвращался к месту своего отдыха. Чувствуя себя усталым и торопясь, он снял панагию, чтобы его не останавливали богомольцы. Но однако богомольцы увидали, что идет священник, но не зная, что это архиерей, они обратились к нему с просьбой: «Батюшка, благословите!». Поскольку он спешил, — оглянулся, видит, за ним невдалеке идет какой-то архиерей, — и говорит: «Вот там идет Владыка, идите к нему, а я пойду». Сделал несколько поспешных шагов. Вдруг раздался треск.
Он обернулся: видит, там, где его останавливали люди, лежит обрушившийся громадный сук. На этом месте никого не было: он уже отошел вперед, сделав несколько шагов, а люди, посланные им к архиерею, прошли назад. С этого опасного пространства все успели уйти.
Когда он возвратился через некоторое время в Вильнюс, вечером по приезде рассказал об этом происшествии и закончил такими словами: «Завтра утром надо идти в храм монастыря и совершить благодарственный молебен».
Но Архиерей не пришел ни на полуночницу, ни на литургию, которая оканчивалась около десяти часов утра. А в десять часов готовился завтрак. Собираются на завтрак. Архиерей, наместник монастыря, секретарь епархии и нас двое иеромонахов, бывших там на каникулах.
Готовятся подавать завтрак. А в это время я поднимаю голову и вижу, что на розетке на потолке через всю штукатурку пошла трещина. Вижу, крошка штукатурки упала на тарелку соседу. Смотрю на потолок — размер трещины быстро увеличивается — вот-вот рухнет штукатурка. Даю предупреждение — все успевают отскочить.
С грохотом упала гипсовая розетка. Разбила тарелку архиерея. Архиерей, не потеряв самообладания, велел убрать все и завтракать не в столовой, а в зале. И все пошли совершать благодарственный молебен в храме, поскольку он не был совершен из-за того, что архиерей в дороге устал, был немощен после болезни.
Прошло два года.
Архиепископ Роман заболевает (у него была болезнь поджелудочной железы). Его кладут в больницу. Через некоторое время выписывают. Не помню точно числа. Но хорошо помню день. Это было в понедельник. Утром, в пять утра, его опять настигает болезнь. Диагноз очень серьезный — кровоизлияние в мозг. В четверг он умирает.
Я присутствовал на похоронах. При мне все это случилось. Происшедшее произвело на меня сильное впечатление. Я размышлял о случившемся и начал сопоставлять факты. Оказалось, его настиг инсульт в тот день, когда ровно два года тому назад отломился и упал сук. Умер он через четыре дня в тот же день, когда утром перед завтраком в епархии рухнула штукатурка. Не случайные ли это совпадения?
***
Но вернусь к своей учебе в Духовной Академии. Мое курсовое сочинение на тему «Русско-сербские церковные отношения в XVIII—XIX веках» признано заслуживающим степени кандидата богословия. Еще во время учебы я был посвящен во диакона в 1958-м году, а в 1959-м — посвящен в иереи. В рясофор пострижен в 1960-м году в Свято-Духовом монастыре в Вильнюсе, в мантию — митрополитом Никодимом в 1965-м году.
В архимандриты возведен в 1975-м году. Два года после окончания Академии я оставался в ней преподавателем церковной истории и древнееврейского языка, выполнял разные поручения, работал над богословскими статьями, одна из моих работ этого периода опубликована в ЖМП о взаимных связях русской и шведской церквей. Затем был определен в дальний приход Ленинградской области Лужского района, в деревню Петрова Горка в храм Воскресения Словущего. Там я прослужил с 1965-го по 1968-й год.
Это мой самый первый приход. Приехав, я застал там полное запустение, настороженное отношение прихожан, недоброжелательство со стороны разного церковного начальства, какого тогда над приходским священником было много — уполномоченный, заведующий по религиозным делам из районного совета и прочие.
В бедственном состоянии было само здание храма, церковного домика; отсутствие всякого расположения со стороны местного начальства, которое было запугано и не вмешивалось в церковные дела. Помощи от них ждать не приходилось.(57)
