Как была создана Псковская миссия
О том, как была создана Псковская Миссия и как начиналась ее работа, хорошо написал священник Алексий Ионов. Приведу несколько цитат из его воспоминаний, поскольку я приступил к работе в Миссии не с самого начала, а он описывает первые дни миссионерской деятельности:
«Это были дни августа 1941 года, когда группа православных священников из Риги только что прибыла в Псков для организации церковной жизни в северо-западных областях России, оккупированных германскими дивизиями. Необходимость в Псковской Миссии была осознана митрополитом Сергием, Экзархом Латвии и Эстонии, сразу же, как только стали поступать первые просьбы из Пскова и других городов о присылке священнослужителей в эти места.
Громадный край от станции Сиверской, что под Петроградом, до Опочки был давно превращен советской властью в церковную пустыню. Некогда прекрасные храмы были разрушены, поруганы, превращены в склады, мастерские, танцевальные клубы, кино и архивы. Репрессированное духовенство в основной своей массе погибло в концлагерях Сибири. А духовный голод, жажда церковной молитвы, таинств и проповеди остро ощущались в этих местах.
Немецкие власти долго не соглашались на организацию Псковской Миссии; в конце концов, они дали свое согласие на поездку 15 православных священников из Прибалтики в страну «за чертополохом». «За чертополохом» — термин, родившийся в среде русской эмиграции, означавший Россию под советской властью, огражденную от всех «чертополохом». Более поздний синоним — «железный занавес».
Получив согласие соответствующих властей на посылку миссионеров в Псковский и Новгородский край, митрополит Сергий предписал целому ряду священников, тем, кто помоложе, отправиться в Псков, без каких бы то ни было предварительных разговоров с ними. О нашем личном согласии никто не справлялся. Все делалось в рамках церковной дисциплины. Церковного послушания. Это первое, что необходимо отметить. К чести нашего духовенства, никто не отказался от участия в Миссии, от церковной работы в тех местах, где годами не звучало слово Божие, не совершались богослужения, где народ молился лишь «про себя», сокровенно. Всем было ясно, что здесь нечто экстраординарное. И, хотя поездка в Псков неизбежно была связана со всеми трудностями и опасностями военного положения, она, тем не менее, состоялась. Следует указать и на тот факт, что со стороны немецких властей никаких инструкций специального или специфического характера Миссия не получила. Если бы эти инструкции были даны или навязаны, вряд ли наша Миссия состоялась. Ни у кого из нас не было, конечно, никаких симпатий к завоевателям «жизненного пространства» нашей родины. Глубокое сострадание и сочувствие к бедствующему народу, нашим братьям по Вере и по крови, — вот что наполняло наши сердца.
Итак, мы тронулись в путь. Направление - Псков - Новгород. Единственная цель — помочь народу, впавшему «в разбойники» (Лк. 10). Некоторые из нас предполагали встретить в России пустое поле в религиозном отношении. Они очень ошиблись. Там мы нашли такую напряженную духовную жизнь, о которой за рубежом и не догадывались. Но все это — при полном отсутствии, конечно, нормальной церковной жизни. Устроить, организовать Приходскую жизнь и стало нашей задачей.
...Троицкий собор — самая великая святыня всего Псковского края. Там хранились мощи св. благоверных князей Псковских Всеволода-Гавриила (1138), Довмонта-Тимофея (1299), тут же висел Довмонтов меч. Стояли гробницы местночтимых псковских архипастырей, еще не прославленных Церковью.
Большевики осквернили собор при первой возможности. Чудный храм стал антирелигиозным музеем. В Мирожском монастыре, что стоит на берегу Великой - на Завеличьи, - изумительные фрески XII века. Даже большевики называли этот монастырь — музейный объект № 1. Он давно пустует, конечно, как и другой, Иоанновский женский монастырь. Прелестные церкви особой, неповторимой псковской архитектуры, наполняющие улицы города, разрушены, осквернены. Город Русской Славы, город великого благочестия стоит молчаливым укором новому времени, новым его поработителям.
Мы прибыли в Псков к вечеру 18 августа 1941 года, в канун праздника Преображения. В Троицком соборе только что окончилась служба; ее совершал на неделю раньше нас приехавший из Латвии же протоиерей отец Сергей Ефимов. Народ, переполнявший громадный храм, молча, уже в полной темноте (все светильники погаснут от порывов ветра в разбитые окна собора) подходит к амвону. Там заканчивается помазание освященным елеем. Нормально это делается, как известно, в середине всенощного бдения, но сейчас такая масса людей, что этот обряд продолжается и по окончании службы.
Подошли к амвону и мы... Светлый праздник Преображения встречали мы уже на Русской Земле, на родине своих отцов и прадедов, но в темноте... В этом было что-то символическое. Катакомбы все еще оставались катакомбами. Троицкий собор — вчера еще антирелигиозный музей, как бы мог сразу преобразиться, «прийти в себя», просветиться. Такие контрасты! Вчера — насмешки, хула и поругание. Сегодня - чудные церковные песнопения, веками звучавшие в этих стенах. Лики святых - предмет вчерашних иронических замечаний руководителей антирелигиозных экскурсий, а сегодня перед ними же благоговейно (стоит) коленопреклоненная толпа. Кто видел оскверненные храмы, тот знает, как трудно сразу «войти в себя», забыть то, что было, сосредоточиться. Со сложными чувствами легли мы спать в ту ночь в доме городского головы - русского псковича, - кто на кроватях, кто на полу, почти вповалку...
На следующий день все наши миссионеры приняли участие в праздничной Божественной литургии. Опять многотысячная толпа наполняла Свято-Троицкий собор, но сейчас он весь залит солнечным светом. Праздник Преображения - радостный праздник, и все лица молящихся просветленные. Первая встреча с русским народом. И эта встреча - в храме. Перед Богом, Который все видит, все знает и может многое простить!»(24)
Мы с братом попали в Псков, когда Миссия уже налаживала там церковную жизнь.
Многие участники Миссии были чуть постарше меня. Я всех хорошо знал. С кем-то учился в школе, с кем-то учился в гимнзии. Кого-то хорошо знал по Университету.
Мы служили в храмах. Как сто лет служили. Как и сейчас служим. В оккупации были такие же русские люди, как по другуют сторону фронта. И кому-то ведь надо причащать живых, отпевать мертвых. И храмы были полны народа, стены едва вмещали. Целью Миссии было возродить церковную жизнь. Это была большая работа, закончившаяся трагично для миссионеров. Она мало где освещена, но след оставила: по сегодняшний день действуют вес храмы, которые были открыты Миссией в годы войны. Советская власть так и не решилась их вновь закрыть после войны и во времена хрущевских гонений.
В изданной в 2000 г. «Православной энциклопедии»(25) о Псковской Православной Миссии говорится:
«Митрополиту Сергию (Воскресенскому) принадлежит инициатива учреждения Псковской Миссии, которая с успехом действовала на оккупированных территориях, где церковная жизнь в предвоенные годы была совершенно разрушена. Миссионеры добились у немцев разрешения на повсеместное открытие приходских храмов и самоотверженно окормляли народ, неся ему проповедь Евангелия. Большинство миссионеров были репрессированы после освобождения Псковщины».
Современному читателю, особенно молодому, надо не забывать, что гонения на церковь начались с 1917 года. В последующие годы было расстреляно много архиереев и священников. С 1922 по 1924 гг. закрываются мужские и женские монастыри, приписные и домовые церкви, с 1929 г. (годы коллективизации) происходит массовое закрытие приходских церквей. В 1935 г. во время чистки антисоветского элемента начались массовые аресты и ссылки духовенства. С 1933-35 гг. было закрыто до 30 процентов из существовавших тогда приходских церквей. Еще один период закрытия церквей начался в 1937 г. По всей Петербургской области оставалось открытыми 9 церквей.(26)
В 1939—40 гг. закрыты церкви в Пскове, Порхове, Острове. К моменту прихода немцев в эти области не было ни одной церкви и ни одного священника, который бы совершал богослужение.(27)
Для сравнения: перед революцией в 67 Епархиях России насчитывалось 54174 храма, 130 епископов, 50105 священников и диаконов, 1025 монастырей.(28)
Русская Православная Церковь к 1941 году уже почти была уничтожена большевиками. Оставался митрополит Сергий (Страгородский) с тремя правящими епископами, один из которых Сергий (Воскресенский).
«К 1939 г. на всей территории России оставалось около ста соборных и приходских храмов. Намерение властей физически уничтожить носителей религиозного сознания становилось очевидным».(29) Казалось, оставалось только один последний удар нанести по Церкви для ее видимой гибели. «Здесь Промысл Божий творит чудо, — пишет в своей книге о.Андрей Голиков. — Для первого импульса к возрождению Русской Церкви Господь избирает исконную ветвь Русской Церкви — маленькую Латвийскую Православную Церковь, которая усилиями выдающегося иерарха архиепископа Рижского и всея Латвии Иоанна (Поммера), сподвижника святого патриарха Тихона, была качественно и количественно укреплена с 1921 по 1934 гг. Господь готовил ее к великой Миссии».(30)
Вот что пишет 7 октября 1942 г. сам Экзарх Прибалтики митрополит Сергий (Воскресенский): «В нашу область (помимо Литовской, Латвийской, Эстонской епархии) входит обширная русская территория, прилегающая к названным странам и ограниченная с востока линией фронта, который идет от окрестностей Ленинграда и берегов Ладоги к Ильменю и дальше на юго-восток. На этой территории проживает несколько миллионов православных русских людей, среди которых уцелело всего лишь около ста священников, но нет ни одного епископа. Таковы плоды большевистского владычества. Мы сочли своим долгом на время принять эту территорию под свое архипастырское покровительство, чтобы немедленно приступить на ней к восстановлению церковной жизни и для этой цели отправили туда миссионеров из Экзархата (в основном из Латвии. — Прим. А.Голикова), духовенство которого большевики за краткое время своего владычества в прибалтийских странах не успели уничтожить».(31)
Какими дипломатическими способностями, какой мудростью надо было обладать, чтобы суметь добиться разрешения Псковской Миссии действовать не только на оккупированных территориях, но и некоторое время в лагерях советских военнопленных? Как и какой ценой сумел добиться этого митрополит Сергий (Воскресенский), ведомо только Господу.
Германия в отношении церкви на оккупированных территориях проводила свою политику и отнюдь не была освободительницей Православной Церкви. Немецкая политика оккупационных властей основывалась на указании Гитлера: «Мы должны избегать, чтобы одна Церковь удовлетворяла религиозные нужды больших районов, и каждая деревня должна быть превращена в независимую секту. Если некоторые деревни в результате захотят практиковать черную магию, как это делают негры и индейцы, мы не должны ничего делать, чтобы препятствовать им. Коротко говоря, наша политика на широких просторах должна заключаться в поощрении любой и каждой формы разъединения и раскола».(12) Гитлер, Геринг, Розенберг с точки зрения своих интересов закрывали глаза на деятельность Русской Православной Церкви на оккупированной территории.(33) Но Церковь, Православная Миссия, вышла из-под контроля. Заняла свою, не подвластную немецкому командованию, позицию.
Итак, Псковская Миссия действовала. Она противостояла фашизму и самим фактом своего существования — большевизму.
Она возрождала духовную жизнь.
Многие храмы, открытые в тот период на территории, где действовала Псковская Миссия, так и не были закрыты впоследствии в период хрущевских гонений на церковь. Почти за год была восстановлена и стала действовать 221 церковь, 84 священника преподавали Закон Божий. За кратчайшее время было восстановлено то, что разрушалось богоборческой властью 23 года.(34)
Латвийская Православная Церковь, возглавившая Псковскую Православную Миссию, не допустила, чтобы пресеклась деятельность Русской Православной Церкви на обширнейших территориях, оккупированных немцами.(35)
«В бытность мою в гор.Гдове в качестве регента и псаломщика, — сообщал митрополиту Ленинградскому Алексию (Симанскому) 25 января 1944 г. С.Д.Плескач, — я видел, как (...) разрушенные храмы воздвигались, церковную утварь делали, облачения доставали оттуда, где сохранилось. Крестьянки вешали чистые, самими вышитые полотенца на иконы. Появилась одна радость и утешение. Когда все было готово, тогда приглашали священника и освящался храм. Прощали друг другу обиды, крестили детей».(36)
«...В этих церквах были склады, клубы, театры, теперь они вновь освящены, и в них раздается слово Божие..., народ, религиозность которого никакой большевизм не был в силах истребить, валом валит в церкви, исповедуется и причащается, тысячами крестит детей, вновь утешается возможностью свободно молиться в свободной церкви...», — писал митрополит Сергий (Воскресенский).(37)
Так, в составе Миссии нам довелось служить во Пскове, Луге, Порхове, Дно. А эта, самая первая поездка наша была в село Выбор, ставшее первым местом моего служения на Псковщине. Добирались туда мы таким образом: сначала ехали на поезде, тогда еще кое-какие вагоны ходили до Острова. К этому времени там как раз поселился и служил священник Алексий Ионов, вместе с родственником своим по линии матушки, — шурином, отцом Александром Дрибинцевым, также молодым священником из Латвии, продолжавшим еще свое обучение в рижской семинарии. Отец Александр с детства рос церковным человеком, — он был сыном известного в Латвии протоиерея Григория Дрибинцева, благочинного Латгальских единоверческих приходов. В Острове они вместе жили и служили в храмах. Здесь у них, в Острове, — он лежит в 56 километрах от Выбора, по дороге туда мы и останавливались.
