«МОЯ МОЛОДОСТЬ ПРОШЛА ПОД ВЫСОКИМИ ЗВЕЗДАМИ» (Б.ПЛЮХАНОВ)
Я начал учиться в русской школе в том здании, где была до революции учительская семинария (между прочим, ее закончил когда-то латышский поэт Райнис). Так как в нашей местности было смешанное население, — первый этаж принадлежал русской школе, на втором этаже была польская школа, на третьем — литовская. Латышская школа уже была в другом здании. Поскольку в эти годы формировалось латышское государство, была тенденция как-то ограничивать национальные меньшинства в деле образования. Поэтому русские школы сначала объединялись, а потом закрывались совсем. Это происходило уже где-то около 1934 года, когда в государстве вместо демократического строя возник авторитарный, когда распустили Сейм и стали сокращать общественные организации.
Школа, где я учился, называлась не начальной, а основной: там было шесть классов, и перед первым классом еще был класс подготовительный, который я тоже прошел. Окончил я эту школу в 1933 году, когда она уже называлась не «Русская школа», а «Правительственная школа».
И все же хочу отметить. При всех случавшихся искажениях, при желании добиться национального самоопределения во всем, в Латвии сохранялась русская культура и укреплялось православие.
После окончания школы я поступил в гимназию. В то время там еще сохранялся старый русский дух. Я почувствовал это буквально с порога. Прихожу в канцелярию, там сидит делопроизводитель Афанасий Лукьянович, в чесучовой рубашке, ворот расстегнут, маленькая бородка, седенькая. Преподаватели тоже были все русские, не эмигранты, а местные. Кто Московский университет закончил, кто в кадетском корпусе преподавал. Гимнастику вел бывший офицер царской армии. Закон Божий преподавал маститый старец, видом сам Господь Саваоф, — протоиерей Иоанн Крампис (латыш по национальности). Был и старообрядческий законоучитель, в поддевке ходил. Для учащихся была обязательна форма: черные брюки, навыпуск черная гимнастерка с блестящими пуговицами, ремешок и темно-синяя фуражка с каймой и особой кокардой. Директор наш — Константин Степанович Кулсев — окончил в свое время Духовную Академию, но сан не принял (был дважды женат).
Утром всегда общая молитва была, потом каждый проходил мимо директора, и он осматривал форму, все ли в порядке. Вечером после семи часов учащаяся молодежь не имела права ходить по улицам. Если хочешь куда-то идти, возьми разрешение в гимназии на посещение кино или театра. Без него тебя могли не пустить или даже задержать на улице. За этим следила полиция. Воспитание было делом общегосударственным. На государственные праздники устраивали парады учащихся учебных заведений. Принимал парад командир дивизии, старый офицер, латыш, генерал Бангерский. Часто получала благодарность русская гимназия, что хорошо прошли военным шагом.
Преподавали нам высокообразованные учителя. Они не только великолепно знали предмет, но были хорошие педагоги.
Хочу еще раз подчеркнуть, что образование было делом общегосударственным. Вечерами гимназисты, я уже не говорю о более младшем возрасте, не имели права праздно шататься по улицам. Если встречал полицейский патруль такого праздношатающегося вечером — это становилось предметом внимания директора гимназии, серьезно спрашивали с родителей.
Молодежь участвовала в разных детских организациях, в основном созданных руководителями Русского Студенческого Христианского Движения: были скауты, была сильная спортивная организация «Сокол», возникшая в русской эмиграции в Чехословакии. Я со своими одноклассниками посещал эти занятия. Они не просто занимали наше время очень полезными спортивными тренировками, здесь нам рассказывали о подвижниках веры, мы занимались церковным пением, весь наш досуг был оцерковлен. У нас были старшие наставники. Например, кого я могу назвать своими наставниками.
Это, конечно, семья — отец, мать, братья, ставшие священниками. Протоиерей о.Савва Трубицын, которому в шесть лет я подавал кадило. В нашей гимназии он преподавал Закон Божий. С 1922 года по 1944 он был священником Свято-Никольской Гривской церкви. Он был арестован 18 января 1945 года, осужден ОСО по 58 статье п.3 на пять лет.(9) После ареста вернулся в Латвию больным человеком. Служил в рижских храмах — Александро-Невском, Троицком в Задвинье и Троицком соборе. Учась в Ленинградской Духовной Академии, я приезжал к нему в Ригу.
Помню учительницу Антонину Емельяновну Ершову. Преподавала она русский язык и литературу в младших классах, была из старообрядцев. Эта старообрядческая строгость была во всем ее облике, хотя была она еще довольно молодой. Помню ее прическу — тоже типичную для старообрядцев, волосы, очень гладко зачесанные на прямой пробор и тугим узлом заколотые на затылке. Перед занятиями на утренней молитве она крестилась двуперстием. Антонина Емельяновна очень много занималась с нами, детьми, не жалела на нас времени, и мы любили ее. Она рассказывала о том, что нас интересовало, выдавала в библиотеке книги, читала нам. В моем Свидетельстве об окончании Основной школы в 1933 году, сохранившемся и по сей день, есть и ее роспись — четкий, крупный, красивый, каллиграфический почерк, есть там и роспись о.Саввы Трубицына. Когда вышла книга Бориса Плюханова «РСХД в Латвии и Эстонии»,(10) из нее я узнал о мученической кончине Антонины Емельяновны Ершовой. Там написано: «Мученически закончилась жизнь Константина Романовича Портнова. За организацию помощи военнопленным в годы Второй мировой войны он был немцами расстрелян. Были расстреляны и жена его, Камита Емельяновна, урожденная Ершова, и сестра жены, Антонина Емельяновна Ершова, также посещавшие Русское Студенческое Православное Единение».
Мы, дети и подростки, воспитывались в атмосфере работы Православного Единения в Латвии. Вышеславцев, Пьянов, Плюханов... - это были наши наставники.(11) Нас вовлекало старшее поколение в молодежные христианские организации. Мы изучали под их руководством культуру и историю Руси. Вся атмосфера наших занятий была пронизана православием.
В этих кружках мы получали уроки веры Христовой, любви к своему Отечеству, к своим отцам, веру эту для нас хранившим и передающим молодому поколению; к своим наставникам, учителям, родителям.
Большое значение в Прибалтике имела деятельность РСХД и РСПЕ. РСПЕ — Русское Студенческое Православное Единение было несколько более приближено к условиям жизни в Прибалтике, отличалось, может быть, более углубленным следованием православию. Особенно большое значение имели съезды Движения, проходившие в разных городах Европы: в Пшерове в Чехословакии, в Париже, в разных городах Франции. Большим событием для Латвии было проведение съезда именно в Прибалтике.
Как потом я узнал из книги Бориса Плюханова, в съездах РСХД принимали участие делегаты и из Двинска, они и руководили работой многочисленных детских кружков в городе.
Нас вовсе не завлекали какими-то развлечениями, мы, например, вместе говели в посты. Нас не принуждали. Нам прививалось желание работать над собой, стремление к чистой христианской жизни; эти занятия пробуждали любовь ко Христу и Евангелию, давали понимание спасительности Церкви. Деятели РСХД, руководители Движения, знакомили с жизнью в России и, как уже позже я узнал из книги Плюханова, один из докладов Н.А.Лаговского, например, прочитанных в религиозном кружке, так и назывался: «О борьбе в СССР с религией».
В Двинске большая работа с детьми была организована при церкви Александра Невского. Одни кружки охватывали детей шести-семи лет. Другие — подростков от двенадцати-тринадцати лет. Занимались церковным пением, проводили беседы на религиозные темы, учили молитве. Рассказывали жития святых, притчи. Про чудеса Господни, про церковные праздники.
В 1933—1934 годах приезжал в Прибалтику и был в нашем городе иеромонах Иоанн (Шаховской).(12)
С его племянником протоиереем Константином Яковлевичем Шаховским(13) мой брат был хорошо знаком, вместе с ним он был в интинских лагерях.
На лекциях иеромонаха Иоанна я, будучи мальчишкой, присутствовал в здании гимназии. Прибалтику он назвал исключительным местом, «где хорошо ему сеять по хорошо вспаханному полю», как написал он матери в Бельгию(14). Он выступал с лекцией, которая называлась «О духовной жизни».
Многое из его лекции запомнилось мне на всю жизнь. Говоря о целостности духовного мира, он приводил очень яркие образные примеры и сравнения, благодаря которым довольно глубокие и сложные мысли становились понятными, укоренялись в сознании. Недавно, перебирая бумаги своего брата, я нашел тоненькую, пожелтевшую брошюрку, изданную в Нарве в 1937 году, где опубликована как раз именно эта лекция(15). Брат сумел бережно сохранить ее. Видимо, и для него содержание этого выступления было важным. С большим интересом перечитываю сегодня эту брошюру иеромонаха Иоанна. Какие нужные для юношества мысли, для всех, стремящихся к духовной жизни! Как прийти к духовной жизни, чем она отличается от душевной, какими должны быть первые шаги на этом пути; далее он говорит о том, что такое прозорливость, как и кому она дается. Он доказывает в своей лекции, что человек духовный на всех путях может осуществлять Христову правду. Для этого совсем не обязательно жить отшельником. И в жизни, не выходя из мира сего, человек может сохраняться от зла. Вся лекция о.Иоанна была посвящена чуду рождения духовного человека. Позже у Плюханова(16) я прочел отзыв именно на это выступление иеромонаха Иоанна Н.П.Буковской, которая, побывав на этой лекции, оставила запись в своем дневнике. «27 ноября 1933 г. На прошлой неделе мы имели радость снова принимать у себя в Двинске иеромонаха о.Иоанна (Шаховского). Его публичная лекция прошла при переполненном зале и многих заставила присмотреться к себе, обратить внимание на свою жизнь и стараться ее исправить; со многими прямо духовное перерождение...».
И я хорошо помню, что иеромонах Иоанн выступал у нас в 1-м классе гимназии именно в ноябре.
В 1938 году, когда я окончил гимназию, мы, восемь человек выпускников, приняли участие в съезде РСХД в Эстонии. Съезд проходил в маленьком городке Карэпере, под Таллинном, в помещении школы. Путь к Таллинну был длинен, с пересадками, да и дорог, поэтому мы выбрали очень экономичный маршрут, намного срезав дорогу. Добирались через Печоры, какой то отрезок прошли пешком. Будучи в Изборске, мы видели Псковский Свято-Троицкий собор. В этот погожий, ясный день он был виден отчетливо издалека.
В Печорах было общежитие РСХД. Это было замечательное общежитие. Вела его Татьяна Евгеньевна Дэзен.
Она была мудрой наставницей молодежи, человеком огромной эрудиции. Как мать заботилась она о каждом своем питомце. Вопросы питания, здоровья — во все вникала она. Она, и Иван Аркадьевич Лаговский, руководили нашей группой в поездке на съезд и на самом съезде.
Это были выдающиеся люди по своим дарованиям, деятельности, образу жизни. Позже они были расстреляны, такая трагическая участь постигла многих участников РСХД. «Они не занимали высоких постов, были простыми, но очень хорошими, настоящими людьми, каких, к сожалению, в мире бывает не так уж много. Их величие не в звании или должности, а в их высокой нравственной культуре, в богатой эрудиции, в подлинном человеколюбии и в патриотизме, в их духовности, к которой мы с таким опозданием взываем», — вспоминал о них в своей книге Плюханов.(17) Зернов писал о Лаговском:
«Он всецело принадлежал России... Он сам жил только родиной и болел ею. Он внимательно следил за всем, что случалось на антирелигиозном фронте, и был лучшим экспертом эмиграции по этому вопросу. Его статьи регулярно появлялись в «Вестнике РСХД», давая исчерпывающую информацию на эту тему.
Приехав в Эстонию, он вел успешную работу среди молодежи Прибалтики. Кончил он свою плодотворную жизнь мучеником».(18) Погиб тогда и член нарвского Движения, талантливый писатель Никифоров-Волгин.(19) Съезд РСХД в Эстонии, на который мы прибыли из Двинска, продолжался десять дней. Каждый день совершались богослужения, читались доклады, которые живо обсуждались, мы вовлекались в дискуссии на темы религиозной жизни и современности. Все завершалось исповедью и причастием. Сколько новых знакомств, интересных людей, какое важное общение, через которое мы входили в церковную жизнь. Один мой знакомый тех лет, окончивший нашу школу, стал архиепископом Сильвестром(20) (Иван Антонович Харун). Впоследствии он был редактором журнала «Вестник Русского Христианского движения», который издавался в Париже. (Скончался он недавно, в июне 2000-го года, в Канаде, в возрасте 86 лет.) Я пошел по пути церковной деятельности именно благодаря этим связям с церковной молодежью в Двинске, на съезде в Эстонии. Эта организация продолжала существовать в Эстонии до 40-го года. Из этого Движения вышли многие и многие священнослужители. Некоторые до войны имели возможность поехать в Париж и закончить Сергиевский Богословский институт.
О том, что такое Русское Студенческое Христианское движение, лучше всего скажут слова архимандрита Софрония. Недавно вышла книга его писем о.Борису Старку и его семье; приведу письмо архимандрита Софрония к съезду Христианской молодежи РСХД, опубликованное в этой книге.(21)
«Дорогие мне о Господе братья и сестры... Общение с Вами для меня всегда большая радость, потому что вы любите Христа, потому что вы, несмотря на молодость вашу, подлинные аристократы духа... He раз мы в наших прошлых встречах говорили о необходимости сознавать, что мы призваны к великому, воистину божественному служению Нового Завета, который заключил Господь наш Иисус Христос Своею кровью... И наше служение состоит в стремлении силой любви преодолеть этот богоборческий мятеж человечества. И когда мы соприкасаемся с миром в порядке нашего служения — видим, как оно безмерно тяжело... Выше я назвал вас аристократами духа. Не с тем, чтобы льстить вам, сделал я это. Я действительно удивляюсь вам, что вы сердцем почувствовали, где правда Христова, и в наши лукавые, полные соблазнов дни, предпочли терпеть с нами многие житейские трудности и поношения... Мы, старшие вас годами, приближаемся к исходу нашему. Мы в меру слабых наших сил передали вам слово истины, принятое нами от отцов наших духовных. И самое глубокое желание наше в том, чтобы и вы пронесли на своем жизненном пути до конца это святое наследство, передав его тем новым, нарождающимся людям, которые способны и достойны будут принять его...»
То есть Архимандрит Софроний считает участников РСХД теми, кто принял духовную эстафету от отцов во времена смуты, рожденной войнами и революцией. Участники Движения, считает Архимандрит Софроний, должны передать эту эстафету духовной жизни последующим поколениям. Кто еще в нашей группе был на съезде?
Четыре юноши и четыре девушки были на съезде РСХД. Кроме меня из нашего класса Костя Кравченок,(22) Игорь Булгак, и еще один юноша, он потом стал военным, сестра Кости Кравченка Мария со своей подругой и еще две девушки из гимназии, мои дальние родственницы, две Вали. Одна живет сейчас в Австралии, а другой уж нет в живых.
Те самые Константин Кравченок, Игорь Булгак, которые несколько лет спустя после Съезда были арестованы за работу в Миссии и репрессированы.
Мы с Игорем Булгаком были арестованы в 1950 году и проходили по одному делу, только он был арестован раньше, в начале сентября. Срок отбывал в Воркуте. Костя Кравченок был арестован в 1945 году. Он являлся казначеем в Псковской Миссии, преподавал Закон Божий в псковской средней школе. После ареста его приговорили к расстрелу, потом расстрел заменили на двадцать пять лет ИТЛ и отправили в Воркутлаг, на северо-востоке Коми АССР. В 1955 году он был освобожден по инвалидности. Скончался в 1973 году. Реабилитирован посмертно.
Но вернусь к 1934 году, когда распустили Сейм.
Национальные гимназии стали закрывать, и нас объединили с польской и белорусской гимназиями и назвали 2-й гимназией. Часть предметов пошла на латышском. Мало того, повесили в гимназии объявление: «Разговаривать по-латышски». Но это, правда, не соблюдалось. Директором назначили католического священника, его костел был в 200 метрах от нашего дома. Он даже оказался родственником моего дедушки — внучатым племянником. Иногда даже вместе в гимназию ходили. Он преподавал у нас обществоведение — что-то вроде основ права. В костеле служил он по-латыни, а проповедь говорил поочередно на языках своих прихожан: по-польски, по-латышски и по-литовски (одно воскресенье — так, другое — эдак). Форму уже другую ввели, но все-таки русские продолжали сохранять свои традиции и держались компактно. И вместе с тем помню чувство, которое прививалось нам с младших классов в школе - гордость за родную землю, любовь к Латвии. Восхищение красотой природы этой маленькой страны, с ее лесами, возделанными полями и полноводными реками; уважение к ее трудолюбивому народу, к вековым традициям - все это было укоренено в наших сердцах, можно сказать, с рождения.
Мы, четырнадцатилетние подростки, с искренним воодушевлением пели «Гимн свободной Латвии». В переводе на русский это звучит приблизительно так:
Пусть звучит песня свободной Латвии.Ты Полуночная ЖемчужинаВ ночном служении Небесных светил.Твой светлый ликМы в сердце своем сохраним.Тебе, Полуночной Звезде, всегдаСверкать как, негасимое Солнце.
Мы, гимназисты, пели этот гимн на латышском языке. Его запоминающаяся мелодия и слова, наполненные возвышенным духовным смыслом, до сих пор звучат в моем сердце.
Надо сказать, что русских православных в наших краях была треть, а две трети были старообрядцы. Они были сильны, целенаправленны, жили обособленно, строго по уставу, традиций своих держались очень крепко. В каждой школе в то время преподавался Закон Божий, но кроме того, старообрядцы посылали своих детей еще на обучение своей церковности летом к головщику, Или наставнику, из числа самых строгих старообрядцев. У них было, так сказать, три курса: 1 курс — азбучка, 2 — часовник — часослов, по-нашему, и 3 — псалтирь. И вот летом можно было наблюдать такую картину: идет малыш или малышка, несет с собою большую книгу — Псалтирь или Часослов в кожаном переплете с застежками, с указкой, потому что по книгам церковным пальцем водить грешно. Девочки обязательно в платке. Кроме того, дети приходили петь в храм-молельню (там безпоповцы были), девочки с покрытой головой, не в шапочке, а в затянутом под подбородком платке и в сарафане до пят, иначе на клирос не пустят. Вот так проходили школу. По старым традициям учились только до десяти лет, до четвертого класса. Дальше уже шли на работу. И девочки, и мальчики — кто куда. Старшие тоже держались своих порядков, ходили на клирос петь. Кроме того, у них было Общество ревнителей Русской старины, собирались, пели народные песни, устраивали свои концерты. Обязательно выступали в русских рубашках.
На Светлой седмице собирали пожертвования для тюрьмы и в тюрьму возили пасхальные продукты. Посты держали крепко. Если старообрядец приходит куда-то в дом, где старообрядцы, — не здоровается. Идет к иконам, делает с крестным знамением три поклона, поворачивается и только тогда говорит: «Здравствуйте». А когда заканчивается встреча или разговор, тоже подходит к иконам — три поклона, кланяется остающимся и говорит: «Простите», а ему отвечали: «Бог простит», и уходит тогда. Бывало, захочется попить воды. Спросишь у соседского мальчишки: «Шурка, дай попить!» А его мать слышит и говорит: «Александр, дай поганую посуду!» Пить нельзя просто так, только с крестным знамением. Купаться ребятишкам можно было только после Троицы, а до Троицы — грех, и до Ильина дня, а то там уже Илья бросил льдинку в воду. Гуляние устраивали на Светлой седмице, приходили люди солидного возраста. Все они носили бороды, подстриженные в скобку. Надевали русские сапоги. И вот устраивали свои игры. Водили не хоровод, а «заводную щуку». По старшинству: самый старший идет, потом по возрасту младшие и там, в конце, самые младшие ребятишки. И так идут по центробежной силе, закручивают... Вот такие у них были игры. Это вот про старообрядцев мне хотелось сказать. И, конечно, строгое воспитание детей, ревностное отношение к вере, традиции русской культуры, которые они хранили, все это в целом оздоровляло нравственный климат.
Католики тоже держались своего порядка. У нас, в восточной части республики, в основном были католики. Было пятнадцать монастырей, центральный в Аглоне, где находился чудотворный образ Божией Матери. Самым заметным со стороны событием их религиозной жизни была конфирмация, вроде нашего миропомазания. В подготовку к конфирмации вовлекались монахини. Приезжал епископ, и вот, в течение мая были торжественные процессии вокруг католического храма, костела, в которых участвовали дети. Они были всегда одеты подобающим образом: мальчики в белых рубашечках, девочки в белых платьицах. Каждый нес соответствующий освященный предмет. Так держались католики.
Затем евреи; в их руках сосредоточилась торговля, бывали среди них врачи. На государственную службу их не принимали. В городе было пятьдесят две синагоги. Жили они обособленно, Держали субботний покой. Магазины еврейские бывали закрыты в субботу. Свет тоже не зажигали в субботу, еду не варили и огня не разводили. Вызывают: «Мальчик, иди разожги самовар». И вот, идет мальчик, разжигает самовар для еврея, так как им нельзя, и пьют чай. Мальчик получает конфету. Очень строго они держались в этом плане. Если торговали мясом, то отмечалось, какое мясо можно продать еврею, а какое — не еврею. Различали, мясо кошерное и трефное, а уж свинину евреи не употребляли совсем и ею не торговали. У них тоже были традиции свои, свои праздники еврейские. Они, скажем, черный хлеб не ели на Пасху, у них была маца.
У каждой конфессии было свое кладбище. Отдельно православное, отдельно католики, отдельно старообрядцы. Смешанных кладбищ не было. Еврейское кладбище было в другом конце населенного пункта. Там хоронили только евреев, и соседняя деревня получила соответствующее название — Иерусалимка.
И жизнь с малых лет среди людей разной веры, национальности создавала с детства особый настрой на уважение к другим культурам и конфессиям. И никакие националистические тенденции, которые время от времени вдруг провозглашались, не могли, да и не стремились ущемить русскую культуру, а среди русских вызвать пренебрежение и нелюбовь к Латвии, которая была родиной.
Теперь хочу еще немного дополнить об особенностях нашей, православной, жизни. В наших местах на Святках и на Рождество священник объезжал всех прихожан своего прихода с крестом. Редко кого не посещал. Обыкновенно посещали всех, а уже на Пасхальной неделе как-то не принято было. Священник приезжал только к отдельным прихожанам.
Неверующих у нас не было. Однако в целом надо сказать, что церковная жизнь в нашей епархии протекала в традиционном русле, то есть, сосредоточена была вокруг храма и в школе.
В это время в России, к началу тридцатых годов, православная церковь была обескровлена - царил разгул атеизма, шло уничтожение храмов, повсеместно совершались расстрелы священников. Пропаганда безбожия была политикой государства, осуществляемой в полной мере.
Архиепископ Иоанн очень много сделал для сохранения Латвийской православной церкви. Я думаю, что он много сделал очень важного и для всего Латвийского государства, для всего народа Латвии.
Он был человеком глубочайшей мудрости, умел так дипломатически построить свою деятельность во взаимоотношениях с правительственными кругами, так был последователен в своей деятельности, что это дало ему возможность приостановить уничтожение Православной Церкви в Латвии. Это ему удалось ценой величайших усилий. У него была масса общественных обязанностей, кроме своего церковного служения, он был депутатом Сейма, постоянно сотрудничал в разных местных и зарубежных изданиях. Владыка Иоанн открыто предостерегал свою паству от «даров» марксизма, обличая безнравственность и развращенность, которую марксисты насаждали в соседней России. Хочу привести одно его выступление 1928 года в Духовном журнале «Вера и жизнь»,(23) предостерегающее от перенесения на Латвийскую почву «достижений» марксистов: «...там (в России) заводят в школах какие-то комитеты и клубы, которые становятся органами шпионажа за педагогами, родителями и вообще старшими. Это щупальцы «партии марксистов», при помощи которых выщупываются в школах и семьях противомарксистские элементы и обрекаются на ликвидацию...». Конечно, в Латвии были свои марксисты, которые стремились провести ту же самую политику, что и в соседней России.
Архиепископ Иоанн все время предостерегал от опасности и старался защитить православие, русскую культуру и латвийские национальные интересы. Он стремился открывать духовные школы, семинарию, заботясь о том, чтобы православные приходы увеличивались, и не было бы недостатка в духовных пастырях.
У Архиепископа Иоанна было много противников, но Воин Христов не знал страха, сражаясь с врагом рода человеческого. Святой Патриарх Тихон называл его «мужем борьбы». У него было много врагов. Но у него было и много друзей. В 1931 году исполнилось 10 лет пребывания Владыки Иоанна на кафедре Православной Церкви в Латвии. Наперекор воле юбиляра состоялись Грандиозные торжества.
Колоссальное количество богомольцев присутствовало на торжественном богослужении в этот день. Его поздравляли разные организации. Приходы церквей разных стран, церковные и государственные деятели Европы и Америки.
12 октября 1934 года Латвию потрясло страшное известие о мученической гибели Архиепископа Иоанна. Страна была в трауре.
Он был злодейски убит на своей даче у Кишозера, под Ригой. Владыка был тяжело ранен, а потом заживо сожжен.
Мне тогда было четырнадцать лет. На чине отпевания и погребения убиенного Архиепископа Иоанна я стоял свеченосцем у его гроба.
Менялись иподиаконы, те, кто стоял с репидами, посошник, я же бессменно стоял со свечой. Потрясало, как мал его гроб, — Владыка был высокого роста, на фотографиях всегда было видно, что он выше многих.
Гроб был неестественно мал, как-то странно укорочен. Туда положили останки, которые не успели сгореть. Вскоре после этих событий был наложен запрет на Русское Студенческое Христианское Движение.
