Начало миссионерского служения
В Выборе началось наше священническое служение. Церковь там сохранилась, приход был старым, крепким. Настоятельствовал там о.Роман Берзинын, из Риги. Община была активная. В действительности, в селении было (числилось) два прихода. У первого прихода храм, — во имя Успения Пресвятой Богородицы, — был огромным и стоял на горе, посреди валов старинной крепости, представляя собой величественное церковное сооружение, большое даже по кубатуре. Вокруг храма возвышались земляные валы — искусственные фортификационные сооружения старой русской крепости, помнившей еще времена осады короля Стефана Батория в XVI веке. В центре стоял кирпичный храм, который полностью сохранился, хотя перед войной в нем некоторое время не служили. При немецком наступлении летом 1941 г., во время боя за село, по колокольне храма выстрелило немецкое орудие, и над окном западного фасада храма снарядом было пробито отверстие.
Богослужения начались здесь задолго до нашего приезда. В храме сохранился великолепный иконостас и были даже церковные сосуды. Возможно, первые полгода своего миссионерского служения брат и бывал в Выборе, — не знаю, прежде сюда постоянно приезжал священник из Новоржева, о.Иоанн Троицкий. Активную роль в поддержании храма в хорошем состоянии играла его сторожиха, Марфа, и ее семья. Другой, деревянный, низенький храм, стоявший в том же селе, был в очень запущенном состоянии и имел неприглядный вид. Исторически сложилось так, что часть окрестных деревень относилась к первому, а часть — ко второму приходу.
В церковном плане как все было? Храмы и церковный народ. Народ жаждал молиться, жаждал покаяния. И стали молиться... Верующих, церковных людей не так много оставалось, молодежи тоже не много было — шла война. Но было много человеческой боли, и нужно было ее преодолеть. И храмы были переполнены народом: слезы, молитвы, плач. Так проходили службы. За богослужениями в храме молились истово. Требы все тоже служились в храме.
Также там была своя, особенная, организация немецкой оккупационной администрации. В селе была немецкая комендатура и опорный пункт: стояла небольшая группа, вроде гарнизона — мобильные части, иногда решавшие какие-то текущие вопросы с населением. Все вопросы они решали через переводчика — у немцев был переводчиком русский молодой человек, брат о.Константина Шаховского, из Печор. Брат общался с ним, как с церковным человеком. Русские жители составляли общину, и немцы во внутренние дела не вмешивались. Немецкая политика заключалась в том, чтобы русские сами управлялись, и из местного населения, преимущественно молодежи, были набраны добровольцы, из которых были составлены вооруженные группы с целью оказания помощи немцам по несению охраны. По-немецки эта охрана, — военное объединение, состоявшее из местных жителей, называлась «Einheimischen Kamppf Abteilung», сокращенно «ЕКА», что в переводе с немецкого означало «Местная военная часть». Жили они на казарменном положении и на рукавах носили повязки с буквами «ЕКА». Немцы наделили их определенными правами, поддерживалась какая-то дисциплина. У них была своя кухня. Из этой кухни сторожиха храма подкармливала нас, приносила щи, суп, другую еду. В народе эти части по надписи на рукаве стали называть «ЕКАшниками»... Спрашивали: «Кто же они такие, — эти ЕКА?» — и сами объясняли, — «Европейский Карательный Атряд». Вот такие были ЕКАшники... Потом, когда появились партизаны, и между ними и этими частями происходили бои, их стали называть «ЕКИстами»... Но это было уже гораздо позже, сначала (первый год) в крае, где мы служили, никого, никаких партизан не было. Старосты были деревенские, потому что немцы стремились под их управлением объединить население. Так, староста отвечал за деревню, и все управление шло через него. Зимой старосты были обязаны обеспечивать расчистку от снега дорог для прохождения по ним немецкой техники.
