Народ жаждал молиться, жаждал покаяния
В отношении церковных дел было так: из Выбора нас стали приглашать в окрестные деревни и села, соседние приходы, мол, там или там надо послужить, и мы стали ездить по окрестностям. Все дальше и дальше налаживалась церковная жизнь. За Выбором — Новоржев, под Новоржевом — Турово, — и там мы потом побывали. Неподалеку от Выбора в погосте Владимирец сохранился храм, — там церковь старинная была. Жили там дочь прежнего священника, — она работала акушеркой, и его племянница, — учительница. Когда мы к ним приезжали, они нас всегда принимали, по-доброму опекали. Очень внимательно к нам относились. В Новоржеве служил о.Иоанн Троицкий — старый священник, рассказывавший, как до войны складывались его отношения с властями. Вызывают его (или во время ареста), спрашивают: «Поминаете ли вы в церкви советскую власть?» «Нет, — отвечает он, — не поминаю». «Почему? Вы против советской власти?» «Да нет, — это советская власть против нас. Потому, как если мы вас, советскую власть, будем поминать в церкви, — вам противно будет...» Так он говорил. Ходил он всегда в рясе и шляпе, плохо слышал. Много лет ему было...
Службы в Новоржеве проходили в полутемноте, — стекла в храме были выбиты и закрыты чем придется.
Новоржев был основным приходом о.Иоанна, хорошо помню летние службы в этом храме. Народу много собиралось на службу. Кроме того, родственник его, человек очень благочестивый, — диакон, служил в селе Вехно, под Новоржевом. Там было красивое озеро, каменный храм. Люди съезжались и туда. Жила там одна старая монахиня, хорошо помнила церковную службу, пела. Священника в приходе не было, служил диакон. Однажды о.Иоанн, узнав, что этот диакон в Страстную пятницу за богослужением выносил плащаницу, сказал ему: «Что же это ты плащаницу выносишь, когда есть я?» Однако возможностей часто выезжать из своего прихода у него не было. Мы в Вехно бывали не раз. Хорошо помню, на этом приходе, это была приходская церковь. Были крепкие христиане. Был еще приход в селе Гривино, - церковь, отдельный храм, - располагалось оно от Новоржева дальше на восток.
Неподалеку от нас, не доезжая Острова, был приход Маршавицы. Через него как раз проходила дорога на Псков. Псаломщиком здесь, а также в соседних приходах Сигорицы и Владимирец, где не было духовенства, служил Василий, фамилии его не помню, он же был и регентом, - управлял хором. В селе был значительный церковный центр, певчие были. Они держались его, вместе ходили по окрестным селам. Экзарх митрополит Сергий предполагал поставить его кандидатом на место священника, благословил ему готовиться к принятию священного сана. Уже была назначена хиротония, когда пришло известие о том, что он убит партизанами...
В Сигорицах был церковный староста Георгий, очень благочестивый человек, — он тоже был убит партизанами. Народ его любил, до войны он был председателем колхоза, народ его сам избрал в председатели при советской власти. В годы войны он был старостой села и церковным старостой. Убили его по принципу: «Раз с немцами работает», — а он с немцами должен был по роду своей должности общаться, — и туда, и сюда поехать, какие-то дела решить. И в церковные старосты его люди выбрали...
Маршавицы, на восток от него — Сигорицы. Дальше, за Маршавицами, на юго-запад лежало село Воронцово. Там сохранился деревянный храм, — в целом жизнь на том приходе была не богатой. Староста из Воронцова сам нас принимал: когда приглашал нас, приезжал на лошади за нами в Выбор, привозил на службу в село и сам отвозил обратно.
Шоссейную дорогу возле этого села пересекала железная дорога, шедшая из Пскова на Пушкинские (Святые) Горы, где служил также один из священников-миссионеров, — о.Владимир Толстоухов. Поезда по ней не ходили: в это время, при немцах, ее стали разбирать, и сейчас эта железная дорога не существует.
Погода, зимой в особенности, стояла разная: то мороз, то оттепель, грязь. Вопрос с обувью народ в селах и деревнях решал так: носили валенки, их валяли по деревням всю зиму, - зима была долгая. На валенки делали резиновые колодки из автомобильных камер, — иначе валенки протекут, намочишь ноги, а в грязных мокрых валенках даже в дом не зайдешь... Вот так и ходили...
