История христианской церкви представляет немало примеров тому, что мирные торговые сношения были одним из важнейших средств распространения учения Христова. Торговые люди, как в первые века христианства, так и в последующие затем времена, нередко являлись первыми провозвестниками Евангельского учения в самых отдаленных концах мира. Этим именно путем проникло впервые христианство в Прибалтийский край, по всей вероятности, уже при первых русских князьях – христианах, а может быть еще и ранее. Здесь, по реке Западной Двине, пролегал торговый путь между Византией и Скандинавским полуостровом. Если на берегу Днепра, лежавшем на этом же водном пути, была в Киеве, еще до крещения Руси Владимиром, Православная соборная церковь, то нет ничего удивительного в том, что около этого же времени первые семена христианства могли быть занесены и далее на север, на берега Западной Двины. Известно, что по этому, пролегавшему через Ливонию, пути велись с незапамятных времен торговые сношения русских с немцами и вместе с тем постепенно совершалась колонизация края русскими. Об успехах этого мирного колонизационного движения русских ясно свидетельствуют бывшие на Западной Двине русские княжества – колонии Герцик и Кукейнос (Кокенгузен).
Русские князья вообще чужды были средневекового принципа – cujus region – ejus religio, которому тогда следовали владетельные князья на западе. Целью русских князей было культурное завоевание страны, находившейся под властью соседнего Полоцкого княжества. К сожалению, исторические сведения о упомянутых княжествах–колониях очень скудны, а об отношениях полоцких князей к подчиненной ими Ливонии мы не знаем почти ничего. Не нужно быть особенно дальновидным и проницательным, чтобы видеть, к чему привело бы это культурное влияние русских на туземцев, в особенности латышей, племя родственное русскому по происхождению и языку. Результатом его могла быть только ассимиляция племени, политически зависимого и сравнительно малочисленного, с мирными колонизаторами. Но это культурное объединение родственных племен было прервано на целые сотни лет появлением в XII в., совершенно чуждых туземцам, германских выходцев.
В течение 700-летнего господства их над туземцами последние сохранили свою национальность, свой язык, нравы и обычаи. Германская культура во все это время их, можно сказать, почти не коснулась, если не считать образования во второй половине текущего столетия из туземцев горсти так называемой латышской и эстонской интеллигенции, окрещенной ироническим прозвищем полунемцы. Но вместе с тем из среды той же предназначенной к онемечиванию интеллигенции выделились так называемые младо-латыши и младо-эсты, выдвинувшие вопрос о сближении и культурном объединении туземцев с русскими. К сожалению, первые попытки этих пионеров русского дела в крае из среды самих же туземцев встретили в то время сильное противодействие со стороны местных правящих классов, сильных своими сословными привилегиями и якобы ненарушимыми исконными местными правами.
Только в царствование блаженной памяти Императора Александра III раз и навсегда покончено было с мнимыми местными правами и привилегиями, категорически и бесповоротно решен вопрос о культурном объединении края с остальной Россией. Принятые правительством с этой целью энергичные меры ведут неуклонно по намеченному пути, теперь едва ли может быть сомнение в том, что возобновленное, по прошествии более чем 100 лет, культурное объединение, идущее вперед быстрыми и твердыми шагами, будет достигнуто в недалеком будущем. Столь продолжительное сохранение туземцами своих национальных особенностей можно объяснить себе лишь тем, что пришлая господствующая нация держалась совершенно особняком, называя туземцев не-немцами, то есть людьми, долженствующими отличаться от них по языку, религии и общественному положению. Вот почему простолюдин латыш и эст всегда сторонился и по настоящее время сторонится немцев и немецкой культуры – такое отношение между пришлыми немцами и туземным населением не создано сегодня и вчера, а вырабатывалось и складывалось постепенно в течение 700-летнего господства в крае германских выходцев и имеет за собой горький и весьма поучительный опыт.
Отличая себя от туземцев, пришельцы, однако, хитростью и силою оружия обратили их в католичество, испросив предварительно у полоцкого князя Владимира разрешение открыто исповедовать здесь христианство.
Этот исторически засвидетельствованный факт служит неопровержимым доказательством политической зависимости тогдашней Ливонии от русских князей. Но с наступлением смутного периода в нашей истории, Ливония была забыта русскими князьями и, подчиненная в религиозном отношении римской империи, признала политическую зависимость от германского императора. Власть папы и императора была только номинально: на самом деле страной распоряжались епископы и орден, обращаясь к папе и императору лишь тогда, когда находили это выгодным, и исполняя их волю опять-таки по своему усмотрению. В таком положении оставалась Ливония вплоть до обращения ее в протестантство, когда она, разложившись внутренне, принуждена была искать оплота и поддержки извне. Правда, по прошествии смутного времени и освобождении Руси от татарского ига, русские цари опять вспомнили о своей исконной вотчине – Ливонии и неоднократно пытались вернуть ее обратно, однако, только Петру Великому, завоевавшему Лифляндию и Эстляндию, и Екатерине Великой, присоединившей Курляндию, удалось закрепить их навсегда и окончательно за Россией. Но, присоединив страну политически к России, Петр I и Екатерина II обратили слишком мало внимания на ее культурное объединение на началах русской народности и в лоне Православия, прерванное, как замечено выше, появлением воинственных католических миссионеров.
Несомненно, что уже до появления меченосцев, ливонцы были знакомы с христианством в форме Православия, занесенного сюда, главным образом, приезжавшими по своим торговым делам русскими купцами. «Верно то, - говорит д-р Гутцейт в своей статье о православных церквях в г.Риге, - что православные были первыми провозвестниками и распространителями христианства в Лифляндии; неверно то, что Православие было распространено повсюду между туземцами». Первый Ливонский летописец Генрих Латыш свидетельствует, что русские князья, подчиняя себе Ливонских туземцев, не принуждали их к принятию христианской веры, а только требовали дани.
Гутцейт, оспаривая указанное свидетельство Генриха Латыша, говорил, однако, что «древнее этого стремления приобрести господство и распространить веру были торговые сношения между русскими и немцами чрез Лифляндию. Хотя Рига, продолжает он, с самого возникновения своего стала главным промежуточным торговым пунктом между Россией и Германией, хотя русские, по договору 1229 года, получили право свободной торговли в Риге, хотя в так называемой долговой книге (Schuldbuch) уже между 1286 и 1339 годами встречается много имен русских торговых людей, приезжавших в Ригу и остававшихся здесь по торговым делам и даже имевших свои дома, как например, Семен в 1289 году, но впервые только памятная книга (Denkelbuch) рижской думы, в XIV и XV столетиях, содержит первые сведения о русской (православной) церкви св. Николы, под 1453 годом. Она построена, вероятно, гораздо раньше, так как первое поселение обыкновенно совпадает с началом устройства церкви»).
Рельефное доказательство значения торговых сношений для распространения христианства в Ливонии представляет нам история появления Православия в Риге вообще и, в частности, история Рижской Троице-Задвинской церкви, начиная с момента ее возникновения и кончая постройкой теперешней новой каменной церкви.
Единственно более удобным торговым путем, по которому русские люди проникали в Прибалтийский край, и особенно в Ригу, была Западная Двина, которая в те отдаленные времена была гораздо многоводнее, чем теперь, а ближайшим крепким колонизационным пунктом на этом пути и центром, откуда проникало к нам христианство, было Полоцкое княжество. Первая известная нам в Риге церковь св. Николы была подведомственна архиепископу Полоцкому, и из Полоцкой же епархии посылались сюда священники и церковная утварь. Но дошедшие до нас исторические сведения о церкви св.Николы очень скудны; последнее из них относится к 1618 году.
Известия о ней, по словам Гутцейта, частью разбросаны в разных местах, частью собраны в одном томе дворянской библиотеки и в двух связках – с надписью Ruthenica - во внешнем архиве рижской думы. Документы последнего сборника частью подлинные, частью списки на немецком, латинском, русском и польских языках. Русские, отличающиеся, большею частью, ясным почерком, состоят, преимущественно, из писем полоцких архиепископов рижской думе - до 1549 г. только просьбы о принятии нового священника, а с 1589 по 1618 год, напротив, напоминания, увещания и жалобы относительно захвата церкви. Польские содержат просьбы короля Сапеги и Сигизмунда III о возвращении русской церкви, вследствие поступивших к ним просьб Полоцкого архиепископа. Напиерский в своих «Russ – livl Urkunden» напечатал только некоторые из указанных актов. Гутцейт приводит в хронологическом порядке важнейшие из имеющихся об этой церкви известий. Эти известия весьма любопытны и наглядно рисуют нам положение в то время Православия в Риге.
Поэтому, приведем их здесь, следуя Гутцейту.
1. За 1508 год. Русский (православный) священник умоляет польского короля вступиться за него, прося, чтобы ему была отдана русская церковь.
2. За 1521 год. О назначении русского священника в Николаевской церкви.
3. За 1531, 1532, 1542, 1549 годы. О назначении священников и наследстве одного умершего духовного лица.
4. За 1544 год, 2 октября: «Которая церковь святого Николы у Ризе (чит. в Риге) есть у тое церкви частокроть попы умирают, и завжды съ замку нашого Полоцька владыка первшие Полоцкие священников там давали.»
5. Два известия за 1548 год в записках Jurgen’a Padel’я. Первое гласит: «11 апреля 1548 года я был послан рижской думой к настоятелю русской православной церкви св.Николая. 9 июня я закрыл эту церковь, по приказанию думы, по причине случившейся там кражи, и священник с диаконом и дьячком должны были отправиться в Полоцк к архиепископу». Второе: «в мае 1549 года церковь была открыта для русских (православных) священников и ключ передан через Tolk’a».
6. За 1549 год, 5 января. Полоцкий архиепископ просит думу, которая не терпит священника русской церкви о.Михаила за него нерадение, принять другого, поставленного им священника, о.Иоанна.
7. За 1549 год. Бургомистр Jurgen Padel, по приказанию думы, описывает имущество церкви. В числе описанных вещей упоминаются: большая и малая серебряные чаши, серебряная ложка, серебряный ковчег, Евангелие в серебряном окладе, два креста и т.д.
8. За 1551 год. Приказ Рижского архиепископа, маркграфа Вильгельма, немедленно открыть русскую (православную) церковь.
9. За 1554 год. Русский священник просит от думы содержания, так как город взял в свое пользование принадлежащие церкви дома.
10. За 1556 год, в среду, после Вербного воскресенья. Приказ рижского архиепископа, маркграфа Вильгельма, думе: «мы неоднократно приказывали снова немедленно восстановить русскую церковь (т.е. устроить и возвратить), а комиссарам поручено было наблюдать за нею; но на такое приказание мало было обращено внимания и во время теперешнего крестного целования московские послы настойчиво напирали на это, выставляя закрытие церкви в числе других важнейших жалоб, поэтому мы еще раз приказываем снова тщательно устроить церковь, и то, что взято из нее, возвратить обратно.
11. За 1558 год сохранились так называемые вольмарские договоры. Из них видно, что великий князь московский Иоанн долгое время тщетно выставлял требования относительно русской церкви в Риге, что церковь все еще существовала, хотя Богослужение в ней больше и не совершалось; что польский король приписывал себе высшую власть и право покровительства не только над католическими церквами, но и над русскими (православными), считаясь и губернатором и управителем страны (Лифляндии); и что, наконец, город без согласия короля не хотел возвратить взятой церкви. В вольмарских договорах значится: «магистрат хотел возвратить русским их церковь, если только магистр и архиепископ защитят вследствие этого город пред Польшей»; и несколько ниже: «относительно церкви магистр не может упускать из виду права (на церковь) польского короля. Город, согласно обещанию, будет строить новую церковь (русскую), если великий князь Иоанн войдет в соглашение с Польшей относительно этого».
12. Обнимающий 1560 – 1571 годы счет Jasper’a vam Haue о доходах русской (православной) церкви. Они состояли большею частью из квартирных денег и доходили за указанные 10 лет до 627 марок. (Ruhenica. Napiersky в russ – livl. Urkunden, s.365, замечает, что этот счет составлен немецким бюргером. Это объясняется тем, что церковь в это время была в ведении города, и доходы, поэтому, получал и заведовал ими город.).
13. За 1582 и 1583 годы. После перехода церкви к городу, дума поручила Ратсгеру Luloff’y Holler’y взять церковное имущество и обратить в пользу (лютеранской) Иоанновской церкви. Имущество составляли: два колокола, медная люстра, другая поперечная люстра, четыре подсвечника, деревянный ящик с заржавевшими медными стенками, два деревянных креста, тонко обитых серебром, искривленный кусок серебра с заклепкой, несколько русских (чит. славянских) книг, несколько огарков восковых свечей. Иконы в алтаре были попорчены от непогоды и потрескались. 22-го марта 1583 года Holler нашел несколько фунтов воска, который, вследствие долгого лежания, трудно было заметить. Еще найдено несколько икон в посеребреной железно-жестяной оправе; чурбан с несколькими монетами и медная наковальня, разбитая пополам, которая была продана меднику за 33 марки.
14. За 1589, 1592, 1599 годы имеются увещания со стороны Польши возвратить церковь Полоцкому Архиепископу.
15. За 1590 – 1618 годы имеются такие же увещания со стороны полоцкого архиепископа. В одном письме 1590 года архиепископ напоминает о прежнем; в другом письме исчисляет понесенный вследствие отнятия церкви убыток в 20000 талеров; в иных письмах указывает на королевский приказ о возвращении церкви; еще просит короля о заступничестве пред городом Ригой.
После 1618 года нигде больше не упоминается об этой церкви, а в настоящее время даже трудно с точностью указать то место, где она находилась. Сделанные до сих пор предложенияя относительно ее местоположения являются лишь более или менее основательными догадками. «Нужно надеяться, заявляет Гуцейт, что дальнейшие исследования откроют последующую судьбу этой церкви и, может быть, будет указан дом, который теперь стоит на месте прежней церкви».
Замечательно, что во всех исторических свидетельствах относительно Троице-Задвинской церкви упоминается, что она была воздвигнута на месте маленькой церкви св.Николы, которую нужно было снести при расширении гласиса. Лучший из новейших знатоков древней Риги Бротце, во втором томе своих " Denkmaler”, говорит, что Троице-Задвинская церковь была назначена для униатов, приплывавших в Ригу по Двине на стругах, и воздвигнута по постройке амбаров за Двиною. «Прежде,- добавляет к этому Бротце, - graeci uniti (униаты) имели небольшую церковь св.Николая на гласисе за Карловскими воротами».
Это вторая николаевская церковь, о времени первоначального построения которой не имеется сведений. Естественно предположить, что она заменила собою первую церковь св.Николы, находившуюся в центральной части города. Название же ее униатское объясняется тем, что, как видно из вышеприведенных известий о первой николаевской церкви, архиепископ полоцкий продолжал хлопотать о Богослужении в ней и после перехода в унию (1599 года) и требовал церковь уже не для православных, а для униатов. Приплывавшие в это время на стругах купцы и работники были преимущественно униаты. Униатскою называется также Троице-Задвинкая церковь, а народ еще несколько десятков лет тому назад считал ее такою. В этом нельзя не видеть нового указания на связь, существующую между церквями: древнейшею св.Николы, второю николаевскою и Троице-Задвинскою. Поэтому, очевидно, Архимадрит Павел и считает Троице-Задвинскую церковь в известном отношении старейшею рижскою православною церковью и говорит, что «прежде она была полотняная, в 1754 году устроена из досок, стояла на правом берегу Двины близ Карловских ворот, в 1780 году вновь построена из бревен на левом берегу Двины в нынешнем ее месте. Хотя, таким образом, от 1618 года и вплоть до присоединения Лифляндии к России Петром Великим о существовании в Риге построенной православной церкви мы не имеем ясных известий, но несомненно, что православное Богослужение в это время совершалось здесь.
Забота о духовных нуждах православных в Риге, после отпадения в унию полоцких владык (1596 г.), перешла на киевскую митрополию и могилевскую епископию, из коих первая была открыта в 1620, а вторая в 1632 году. Так, из первой половины XVII века мы имеем известия о совершении в Риге православного Богослужения за карловскими воротами. «Отступничество полоцких владык, - говорит Архимандрит Павел, - между прочим было причиною того, что оставшиеся в той епархии верными Православию за всеми нуждами стали впоследствии обращаться к могилевскому епископу, в важнейших делах – прямо к митрополитам Киевским. Так, право совершать Литургию и все требы для православных в Риге испросили у митрополита Петра Могилы (1633–1647 г.) – Полоцкий Богоявленский и Витебский Марковский православные монастыри. Это право по просьбе сих монастырей, подтверждено а) Белорусским епископом Феодосьем Васильевичем 1675 г., по смерти его администратором епископии Белорусской Сильвестром Волчанским 1686 г. июля 8 дня, с исключением от сего права Дисненского, Друйского и прочих по Двине монастырей; - б) митрополитами Киевскими, - Гедеоном Святополком – из князей Четвертинских 1687 г.февраля 18 дня и Варлаамом Ясинским 1690 г. марта 2 дня и в) епископом Могилевским и Мстиславским, наместником митрополии Киевской, Серапионом Полковским 1699 г. Значит, до самого возвращения Ливонии под власть России, во все время шведского управления, не было в Риге ни одной православной церкви (о прочих местах нечего уже и говорить)! Ибо Полоцкий и Витебский монастыри (по очереди: один год из Полоцка, другой из Витебска) каждого дня высылали от себя в Ригу монашествующих походными (из полотна) церквами, книгами, утварями и всеми необходимыми принадлежностями обыкновенно весною, по вскрытии Двины близ нынешних Карловских ворот, и по совершении молебна с водосвятием, кропили святою водою престол, жертвенники и иконостас, и затем по чину отправляли в ней Литургию и всякую службу; осенью опять снимали церковь и со всеми утварями возвращались в свои монастыри и православные в Риге опять оставались без церкви до весны». Имеется также известие о самой попытке названых монахов отправлять здесь Богослужение. По этому известию председатель (Herr President) 22 марта 1639 года докладывал рижскому магистрату, что некоторые русские монахи, по примеру прошлого года, просили разрешения остаться для постройки здесь своей церкви и сбора пожертвований среди своих единоверцев на постройку и содержание церкви. Но магистрат не счел нужным допускать русских монахов проповедывать здесь и собирать милостыню и постановил лишь на этот раз уделить им кое-что ex publico.
Однако, спустя некоторое время, дано было разрешение, и монахи начали совершать Богослужение на так называемом Крузерагге. В одном консисторском протоколе 1670 года мы читаем об этом следующее: «31 мая до сведения обер-ландфохта дошло, что русские священники, которые уже изстари совершали свободно Богослужение на Крузерагге, построили палатку (походную церковь) в предместии, где совершали мессу и католики, и созывают народ публичным трезвоном в колокола, что он (оберландфохт) тотчас же запретил и стал смотреть за тем, чтобы не только палатка была убрана, но и прекращен звон, о чем он долгом считает сообщить консистории». Это известие 1670 года, говорит Гутцейт, показывает, что русские исстари, следовательно уже с давних пор, отправляли свободно свое Богослужение, но что оно должно было совершаться вне тогдашнего предместья, на Крузерагге, и что попытка монахов перевести место Богослужения ближе к городу была остановлена. Но это продолжалось не долго, и Богослужение стало совершаться за прежними Карловскими воротами, как совершалось это Богослужение, мы видели из вышеприведенного свидетельства Архимандрита Павла.
Понятно, что в таком положении дело не могло оставаться долго. С увеличением в Риге русского населения, отсутствие постоянного Православного Богослужения становилось все чувствительнее, и стало, наконец, настоятельною потребностью. Религиозные потребности русского православного населения, ради удовлетворения которых совершалось здесь Богослужение, и причины, вызвавшие закладку Троице-Задвинской церкви, рельефно изображает составитель летописи этой церкви. «С давних пор, - говорит автор летописи, - приезжали русские иногородние купцы по реке Двине на стругах с хлебом и с другими товарами так же, как и теперь приплывают; только теперь, с проведением железных дорог количество приплывающих много, много уменьшилось. По приезде в Ригу, струга в прежнее время останавливались в рукаве реки, отделявшем Киппенгольм от материка. Место это для стоянки стругов было удобное, закрытое от непогоды и, по отсутствию вблизи жилищ, безопасное от огня. Хозяева летом жили на Кливерсгольме; большая часть рабочих, по приезде уходили на заработки в Ригу, а оставшиеся жили на стругах. Нет сомнения, что все эти люди, оторванные от родины, всегда чувствовали нужду в удовлетворении религиозно-нравственных потребностей. Время их прибытия в Ригу только еще сильнее пробуждало их религиозные потребности. Обыкновенно струги приплывали в Ригу к вешнему Николе, день, в который вся Россия ликует, светло празднуя память святителя и чудотворца Николая; приезжие должны были довольствоваться только воспоминаниями, не имея удобств присутствовать при праздничном Богослужении. Обстоятельства их плавания точно также заставляли их чувствовать нужду излить пред Богом свою благодарную душу. Сплавление стругов чрез двинские пороги было всегда очень опасно и часто сопровождалось гибелью и товаров, и людей; благополучное прибытие в Ригу вызывало религиозно настроенную душу русского человека к благодарной молитве Господу Богу. Ради удовлетворения этих потребностей, нужно думать, издавна совершалось Богослужение в палатке на правом берегу Двины, с антиминсом в честь Св.Троицы».
