После отъезда Ирины Ивановны наша переписка с отцом Николаем продолжилась.
г.Печора, 11/1-1955 г.
Дорогая Ольга Александровна!
Только что, придя с работы, я получил Ваше письмо, которое меня очень растрогало. Спасибо Вам за Ваши добрые, сердечные пожелания! Ваши святые молитвы и твердая вера в светлое будущее меня нравственно укрепляют и умиротворяют.
После разлуки с Ириной я очень горько тосковал, но пришлось взять себя крепко в руки и войти в «нормальную колею» одиночества, с которым я за долгие годы сросся, но... не свыкся. В моей жизни — в недалеком прошлом — были случаи, когда Господь посылал мне как утешение в скорбях искренних друзей и братьев по духу, но это были отдельные, редкие и короткие моменты. В моей теперешней обстановке в отношении сего ощущается небывалая скудость и даже не скудость, а просто, выражаясь бюрократическим языком современности, — «наличие полного отсутствия»...
Посещение Иринушки меня как-то всего встряхнуло, перевернуло всю мою психику (ведь все 10 лет мы жили надеждой на эту встречу!), вывело из состояния нирваны, но увы! — это было мимолетно, и после ее отъезда я снова пребываю в ежедневной толкотне и шуме базара житейской суеты, среди «товарищей» и «граждан» всех пород и мастей, и эта «атмосферка» еще резче подчеркивает чувство одиночества и отчужденности... Но не примите сие, милая Леля, за сетование на «судьбу» или нечто подобное. Нет, нет! В моей молитвенной практике тропарь «Благодарни суще...» никогда еще не исключался, ибо я, как Вам хорошо известно, не одинок, не отчужден! Я просто несколько увлекся темой «сетования», и только для того, чтобы Вы правильно меня поняли, насколько я ценю наши дружеские взаимоотношения, насколько я искренно радуюсь и благодарю Вас за хорошие, ласковые строки Вашего письма. Они умягчают мое огрубевшее сердце (прости, Господи, мне сей тяжкий грех) и согревают окружающую холодную атмосферу человеческой вражды и злобы. Еще раз спасибо!
В своем письме Вы так восторженно отзываетесь об Ирине и наших детях, что мне даже неловко делается. Возможно, что Вы и правы, но я пока соглашаюсь с Вами только на три четверти, и то с натяжкой... В отношении Иринушки должен Вам сказать, что за нашу 20-летнюю супружескую жизнь, а фактически — за 10-летнюю, она была и остается для меня как «не имущая скверны, или порока, или нечто от таковых», и это, наверно, только потому, что двадцать лет тому назад я ее вымолил себе в супружество. Это было осенью 1935 года, в Псково-Печорском монастыре, у чудотворного образа Богородицы... В отношении Димика и особенно Ларочки приходится только с болью в сердце сказать: «Ах, как жалко, что мне не пришлось видеть их детство!» Бог знает, увижу ли я хотя бы юность? Из всего потерянного я больше всего об этом сожалею. Теперь о последней четверти — о Коте. Жалуюсь Вам на нее. Она меня очень огорчила! 9/1 я получил от нее письмо, в котором она, между прочим, пишет о том, что ради затеянного школьной администрацией елки-маскарада (!) она специально добывала себе из оперной костюмерной костюм Зибеля («Фауст»), а далее вот что говорит: «Для этого маскарада пришлось пожертвовать своими волосами. Так как Зибель с длинными волосами не годится, то мне тетя Марта (Марта — жена Ария, брата Ирины Ивановны) их крутила по-всякому, а время осталось мало до начала, так я, с большим удовольствием, чикнула себе волосы». Какое безобразие! Будучи шестилетним ребенком, она жила мечтой о косичках, а тут, ради того чтобы повертеться пару часов у елки, без сожаления «чикнула себе волосы». Какое выражение! Да еще «с большим удовольствием». Вот что значит побыть без материнского надзора один месяц! В своем письме к Ирине я просил ее выразить Коте со всей строгостью мое возмущение ее легкомысленным, сумасбродным поступком. Не могу понять, откуда у нее эта одержимость театром и актерством? И все это делается в ущерб школьным занятиям. Она мне еще не рапортовала о своих школьных успехах, но Ларочка, жалуясь в письме на Котю за то, что Котя не выводит ее в «свет», т. е. в кино, — тоже хороша! — как бы в отместку выдает ее, заявляя: «А у Кэт есть двойка. Я видела у нее в дневнике...» Как видите, Леля, я прав, соглашаясь с Вами только на три четверти, с натяжкой.
Как Ваше здоровье, поправились ли? Вместе с Вашим письмом я получил письмо от Ирины, написанное по дороге в Зилупе. В нем она рассказывает о тех хлопотах, которые причинила и внесла своим приездом в Вашу семью. О, как много и многим мы обязаны Вам лично, Александру Андреевичу и Маргарите Евгеньевне! Но об этом еще будем говорить потом и много... Дорогим Александру Андреевичу и Маргарите Евгеньевне свидетельствую мой сердечный привет и любовь!
Всех приветствую с наступающим праздником Крещения Господня! Если хотите порадовать меня — пишите!
Да сохранит нас Господь от всяких бед и напастей по молитвам Богородицы и всех святых!
С любовью, ваш Николай
------------------------------
З/Ш-1955 г.
Дорогая Леля!
Совершенно машинально я написал к Вам это обращение и остановился в замешательстве, поймав и упрекнув себя в допущенной фамильярности. Хотел вырвать лист и начать с нового обращения: «Ольга Александровна», но, поразмыслив, оставляю так, как есть. Решил, что так будет естественнее, сердечнее, проще, а согласно народной мудрости — «где просто, там ангелов со сто...». Кроме сего, когда мы были вместе с Ириной, а также в наглей взаимной переписке мы всегда только так именовали и именуем Вас, т. е. так, как наших детей, как родных, как самых близких. Если Вы не протестуете против включения Вас в этот сонм, то, верю, и не обидитесь, тем более что допущенная мною фамильярность нисколько не умаляет Ваших достоинств и качеств.
Я пока живу на прежних правах и условиях. Работаю очень много. Работа, конечно, не по сердцу, но я очень доволен тем, что наконец могу не только самостоятельно существовать, но и оказывать некоторую помощь Ирине. В свободное время, главным образом по вечерам, занимаюсь рисованием и с большим увлечением читаю «Историю России» С.М.Соловьева. Эту замечательную библиографическую редкость в семи томах мне с большими трудностями случайно удалось приобрести здесь. С Ириной переписываюсь постоянно и регулярно. Дома, слава Богу, пока все обстоит благополучно.
Жду от Вас, Леля, скорых вестей. Всегда вспоминаю Вас и Ваших дорогих родителей в молитвах.
Да хранит нас Господь от всяких бед и скорбей по молитвам Владычицы Богородицы и всех святых!
С любовью, преданный Вам Николай
------------------------------
16/V-1955r.
Дорогая Леля!
Ваше письмо от 7/V я получил 11/V. Сердечное спасибо! Высказанные Вами в нем добрые советы — «планы касательно моего семейного благоус-троения» — трогательны, а Ваша готовность принять деятельное участие в реализации этих планов меня до слез умиляет.
Но у меня давно уже созрел более скромный план, а именно: ограничиться на сей раз приездом ко мне Ирины, хотя бы на один месяц. Я уже дважды ей писал об этом и вчера получил от нее письмо, где она одобряет мои предложения и говорит, что если ей удастся «разбросать наших ребят, как кукушке, по чужим гнездам», то она приедет ко мне, причем она уже предположительно и наметила эти гнезда, только по вопросу о квартире ничего не сообщает, но я думаю, что и сторожиха найдется. Везти сюда кого-либо из детей, она считает, не стоит, с чем я тоже соглашаюсь, ибо для детей во всех отношениях будет гораздо полезнее провести летний месяц где-либо в деревне, среди сверстников и родных, чем в этой отверженной Богом Печоре, где даже солнышко выдает свои лучи по норме... А удовлетворение своих личных, «эгоистических» желаний — повидать за одиннадцать лет своих детей — переношу на более благоприятное время, которое — глубоко верю — уже близко. Полагаю, что наша встреча с Ириной может осуществиться в июле месяце. Может быть, к тому времени выяснится вообще вопрос о моем возвращении домой, и тогда, конечно, все примет совершенно другой оборот. Всецело и во всем полагаюсь на волю Божию и постоянно молю о Его милости к нам, недостойным.
Теперь несколько слов о Вас. Почему Вы ничего не написали о себе? Как Ваше здоровье и самочувствие? Как и где предполагаете провести летний отдых? Если у Вас еще нет определенного плана на этот счет, то было бы очень хорошо, если бы Вы, после того как Ирина погостит у меня, поехали вместе с ней в Ригу и провели хотя бы месяц вместе. Для купания в море самым лучшим месяцем является август. Пользуясь хорошим сообщением между Ригой и взморьем, Вы ежедневно могли бы ездить на пляж с Котей, а Ваше руководство и влияние принесли бы ей благотворные результаты. Очень прошу Вас, Леля, подумать над этим и, если это не будет Вам в ущерб и не будет противоречить какому-либо иному плану — осуществите этот проект. Я был бы этому чрезвычайно рад, а также и Ирина, и дети. Кстати, я вчера написал ей об этом. О Маргарите Евгеньевне я не смею даже заикнуться, ибо знаю, что она, как ангел-хранитель, должна быть около Александра Андреевича, а он, будучи обременен трудами многими, по всей вероятности, нуждается в неподвижном отдыхе, и поблизости от библиотеки и, стало быть, от Москвы. Кстати, на днях я получил от Ирины «Журнал Московской Патриархии», который прочел с большим интересом. Статья Александра Андреевича о покаянии мне очень понравилась.
Ирина мне писала, что А[лександр] А[ндреевич] полетел к архиепископу Луке — это, наверно, Войно-Ясенецкий, которого я знаю по его научным трудам в области гнойной хирургии.
Итак, еще раз благодарю Вас, Леля, за Ваше добросердечие и дружбу. Желаю Вам от Господа доброго здоровья и душевного спокойствия. Прошу передать мой сердечный привет с пожеланием здоровья дорогим Александру Андреевичу и Маргарите Евгеньевне. Жду от Вас письмо.
Да хранит нас Господь от бед и скорбей по молитвам Владычицы Богородицы и всех святых!
С любовью, Николай
------------------------------
В июле 1955 года Ирина Ивановна, как и предполагал и надеялся отец Николай, во второй раз приехала в Печору. Через некоторое время от нее пришло письмо.
20/VII-1955г.
Дорогие Маргарита Евгеньевна, о.Александр Андреевич и Леля!
Простите, что, приехав, сразу не написала Вам, это уж моя старая слабость. Телеграмму мы послали на следующий день после моего приезда и надеемся, что Вы получили ее.
Вот уже идет вторая неделя моего пребывания в Печоре. Время уходит быстро, и незаметно придет опять печальный день разлуки на неизвестное время.
Когда я сюда приехала, то была очень прохладная и сырая погода. Мы топили плиту и грелись. Потом прохладная погода сменилась сильной жарой, а теперь два дня идет дождь и гремит гром, то удаляясь, то опять возвращаясь.
Н.Н. имеет в том же доме другую маленькую комнатку с такой же маленькой кухней, но все это отдельно от других, и потому мы чувствуем себя хорошо и уютно.
Прошлое воскресенье мы с Н.Н. поехали на автобусе в местечко Канен, расположенное ближе к берегу р.Печоры, чем сам г.Печора. Посидели на крутом берегу, смотрели на изгиб реки вдалеке, на медленно плывущие баржи, на бесконечную тайгу и чуть виднеющиеся Уральские горы. Город Печора теперь, летом, очень непривлекателен, и я бы сказала, что зимой здесь даже лучше: чище воздух и меньше виднеется грязь и паровозная копоть. В городе нет ни одного кустика, ни одного дерева, а только кусочки картофельных огородиков около домов без заборов и даже травы очень мало. Когда жарко и ветрено, то в воздухе кружится грязный и закоптевший песок, и, придя домой, надо мыться с головы до ног. С питанием тоже здесь люди очень мучаются и мало что имеют.
Милая Леля! Как Вы себя чувствуете? Ездите ли на дачу?
Шлем Вам ко дню Вашего Ангела самые сердечные и искренние приветствия и дорогих Александра Андреевича и Маргариту Евгеньевну поздравляем с дорогой именинницей.
От Котеньки получили письмо, она, как мы условились, после Праздника песни приедет к Вам; а обратно мы уже вместе поедем.
Крепко целую Вас!
Очень любящая Вас Ирина. Пишите!
------------------------------
Отец Николай с нетерпением ждал дня своего освобождения. Он полагал, что в праздник преподобного Сергия сможет уже сам поклониться мощам святого. Однако, как замечает он в письме, человеку свойственно планировать, а осуществление — у Господа...
7/Х-1955г. Канун памяти прп.Сергия
Дорогая Леля!
Сердечно благодарю Вас за Ваше письмо из Батуми, за Иверские и Афонские лепестки растений, снимок парохода и телеграмму. Простите, что задержался с ответом. Я предполагал очень скоро увидеться с Вами и устно выразить мою благодарность за Ваше внимание. Я также предполагал побывать сегодня у прп.Сергия с молитвенным поклоном. Я предполагал... Но, как видите, человеку свойственно очень много предполагать и планировать, а осуществление — у Господа. Эту истину я, очевидно, легкомысленно не учел, когда составлял свои планы, и вот теперь, как бы в наказание, сижу на мели и все еще не знаю, когда подуют благотворные ветры и когда наконец придет момент поднять паруса... Хотя с момента опубликования Указа прошло уже три недели, однако в спецкомендатуре упорно твердят, что они всё еще не имеют никаких указаний и проч. и что эти указания могут последовать еще не скоро... К просьбам, настойчивым требованиям, обиванию порогов — они не чувствительны. Справедливы или ложны их утверждения — трудно сказать, хотя у меня определенно сложилось впечатление, что они всеми способами будут оттягивать осуществление Указа, и, из-за этого, мое радостное, светлое настроение сменилось на мрачное. С работой в больнице, по всей вероятности, вскоре расстанусь, так как не хочу приниматься за капитальный ремонт здания и этим самым — ввязнуть в противную работу, рассчитанную на длинный срок. Пусть этот ремонт производит другое лицо, а я сяду на чемодан и буду ждать — ждать с терпением и покорностью воле Божией.
Очень сожалею, что мне не придется насладиться красотами золотой осени, о которой я всегда тоскливо мечтаю и поэтическую грусть которой я так сильно люблю.
Ваши восторженные замечания о красоте южной природы мне так близки, так понятны. Они меня перенесли в те далекие, счастливые времена юности, когда я беззаботно наслаждался красотами побережья Средиземного моря, Савойи, Швейцарии и других мест.
Верю, что этот великий дар Божий — созерцание величия красоты Его творения — еще будет доступен для меня в будущем.
Как здоровье Александра Андреевича? Приступил ли он уже к работе? Очень печально, что его неожиданная болезнь лишила и его, и Маргариту Евгеньевну возможности провести летний отдых где-либо в тигли, вдали от шума и треволнений городской жизни, ибо мне думается, что ваши Березки немногим отличаются от Масловского тупика, впрочем, приеду — увижу.
Ирина, после своего последнего письма от 25/IX, умолкла и ничего мне не пишет. Из ее последнего письма я узнал, что она совсем извелась от волнения и ожидания меня. Дети тоже волнуются и вместе с мамой планируют перемещение и размещение в квартире в ожидании нового жильца.
Итак, еще раз благодарю Вас, Леля, за Ваше теплое внимание и искреннее соучастие в ожидающейся перемене нашего бытия.
Сердечно приветствую дорогих Александра Андреевича и Маргариту Евгеньевну и молю Бога о ниспослании здравия и благополучия Александру Андреевичу.
Да сохранит нас Господь от всяких бед и напастей и помилует по молитвам Владычицы Богородицы, преподобного отца нашего Сергия, игумена Радонежского, и всех святых.
С любовию и братским целованием, Ваш Николай
------------------------------
Наконец случилось то, чего мы все так долго ждали: отец Николай получил долгожданную свободу. Слава Богу!
1 ноября ему начали оформлять документы об освобождении. Так что мы стали ждать со дня на день его телеграмму. Но отец Николай не захотел, чтобы его встречали в Москве на вокзале, а прямо как снег на голову заявился к нам на квартиру.
В чудесном настроении он вступил на московскую землю. Ему вдруг захотелось меня разыграть, и он позвонил мне на работу. Подошла одна из сотрудниц. Слышу — говорит: «Одну минуточку», — и зовет меня. Я беру трубку.
— Здравствуйте, Леля!
Услышав незнакомый мужской голос, сухо отвечаю:
— Простите. Я Вас не знаю. Вы ошиблись.
— Нет, не ошибся! Я тот самый гость, которого ждет Ваша семья.
— Николай Никанорович?!. Ой, как это я не догадалась, что это Вы! Я сейчас приеду.
Тут же оформила отпуск на четыре дня. Приехав быстренько домой, я попала в общую кутерьму радостной встречи...
Очень скоро пришло письмо от Ирины Ивановны. (Авиапочта в то время работала быстро.)
18/Х1-1955г.
Милая Леля!
Значит, Николай Никанорович уже у Вас! Как радостно, радостно!
Теперь я пишу это письмецо и вкладываю маленькое для Н.Н.
Как Вы там теперь беседуете?
Как теперь сердце и здоровье Александра Андреевича? Не разволновался ли он очень?
Пусть Николай Никанорович пробудет у Вас несколько дней, как мы с Вами решили. В Загорск он тоже хотел съездить.
Мое здоровье, слава Богу, поправляется, и, к счастью, флюс пошел на убыль. Завтра пойду к врачу показаться со своим больным зубом.
Домой Николай Никанорович, наверное, прибудет не раньше 28 ноября, так как еще к своим сестрам и отцу заедет.
Теперь уже многие возвращаются, а некоторые еще в дороге. Отец Сергий Виноградов — Вы ведь помните его? — тоже едет.
Итак, Леля, пока кончу. Хотелось бы мне одним глазком сейчас взглянуть на всех Вас!
Мой сердечный привет Александру Андреевичу, Маргарите Евгеньевне и Тане. Крепко целую.
Очень любящая Вас Ирина!
------------------------------
Пробыв у нас четыре дня, отец Николай поехал домой, но еще не в Ригу. По дороге он сошел на станции Зилупе, где жили его отец и другие родственники, и тоже без предупреждения явился поздней ночью.
Через некоторое время я получила письмо от отца Николая, в котором он подробно описал свое посещение родных в Зилупе и свою встречу с детьми дома.
|
