«Дух уныния не даждь ми...» Письма из заключения. 1946 год - Латвия - Православие. Личности. ХХ-XXI вв. - Каталог статей

Последнее письмо, которое я от тебя получил две недели назад, датировано 30/V. Прекрасно знаю, что ты мне не могла не писать это время, а потому стараюсь уверять себя, что твои письма задерживаются на почте. Весьма тяжелой была для меня несть о кончине о.К. Много пострадал он в жизни сей, а посему кончина для него явилась избавлением от скорбей. Твои мысли о нем, высказанные в последнем письме, и вообще все письмо вместе с припиской Фатера я читаю, читаю без конца, и минувшее проходит предо мною. Ведь самая лучшая пора и моей жизни очень тесно связана с Костей. Но такова о нас воля Божия.

Работаю очень много. Здоровье хорошее. Погода стоит очень холодная. Было несколько дней теплых, но, видимо, больше их и не будет, так как лето у нас скоро кончается и начинается снова жуткая пора. 12 июля, в день Петра и Павла, мысленно и молитвенно был неразлучно со всеми находящимися в Михалове. Очень давно уже не имею вестей о папе и моих родных.

Как вы там размещаетесь в квартире, особенно когда вернется жилец с семьей. Какие же он занимает комнаты? С детьми и с тобой, моя родная, я не расстаюсь в своих мыслях ни на минуту. Вы все живыми, яркими красками рисуетесь в моем воображении. По вечерам перед сном накрываюсь одеялом сголовой и тихо беседую о вас с Богом, моля Его о сохранении вас и о встрече со всеми вами. В этом все мое утешение.

Испытание за испытанием посылает Господь нам, слабым и немощным... Перестало биться еще одно любящее всех и за всех всегда болевшее сердце... Осиротели наши бедные детки, и никто и никогда не заменит им доброй, любимой «бабиньки»... Не имею сил выразить словом мое душевное состояние, в котором я пребываю с момента получения этой печальной вести. Неоднократно брался за перо, чтобы написать тебе, моя родная, слово утешения, но, признаюсь, сам нуждаюсь в нем, а потому бессилен утешить тебя. Весь я со всеми моими мыслями и чувствами, в самой тесной духовной связи, как никогда, пребываю с тобой в эти тяжкие дни печали. Но возложим на Господа печаль нашу, и да утешит Он нас, а мы с тобою, чтобы быть достойными Его утешения, перенесем и этот удар мужественно, безропотно, прося Его прибавить нам сил и веры для преодоления скорбей наших. Ей, Господи, да будут уши Твои внемлюще гласу моления нашего!

Нашего милого осиротевшего папу, крепко лобзая, приветствую с Божиим посещением и не дерзаю присоединять к сему ничего более, так как достаточно хорошо знаю его силу веры и крепость духа. Будем утешаться тем, что Господь часто бьет и наказывает тех, кого любит и милует.

Милая Цыпинька! Здесь мне пришлось прервать мои мысли, а с ними и письмо по случаю некоторого утешения: я только что получил от тебя открытку от 20/V и письмо от 17/VI — вот как поступают письма, — из которых я теперь имею кое-какие подробности о скорбном событии. Не случайно Маня оказалась с тобою в тяжелые для тебя дни и заботы, Домника (Мария и Домника — сестры отца Николая.) тоже. Радуюсь за все эти милости Божии к нам всем! Буду ждать от тебя сведений о последних днях мамы. Очень знаменательно, что в 40-й день кончины я видел маму во сне. Она приходила со мной прощаться... Твой сон обо мне тоже интересен. Будем верить, что я действительно буду распоряжаться на кухне и гвозди вбивать, как это ты видела.

22/VII отправил тебе письмо по поводу общего нашего горя, в связи со смертью Ольги Михайловны, о чем я узнал из последнего твоего письма. После 22/VII я получил целый ряд писем: Котину открытку, твои три открытки, письмо от Мани с подробностями похорон Ольги Михайловны и письмо от Ария. Бесконечно радуюсь всем известиям от вас. Сегодня неожиданно узнал о том, что в Ригу едет наш зав.амбулаторией Горшков, с которым спешу передать эту весточку от меня. Это хороший парень, прими его и, если понадобится, окажи ему приют. Он пробудет в Риге несколько дней. Ты, конечно, будешь волноваться и придумывать, что бы мне послать. Заранее предупреждаю не делать этого. Всё, что я хотел бы иметь, — это следующее: 1) образок Спасителя, 2) крестик, 3) иерейский молитвослов, 4) Библию такого же формата, как ты мне уже присылала, 5) конверты, 6) шерстяные носки. Больше мне, кажется, ничего не нужно.

Живу я сейчас в самых прекрасных условиях, какие только вообще могут быть в лагере. Живу, как и все, сегодняшним днем, не зная, что с нами может случиться завтра... Но на все воля Божия. Крепко верю, что не сегодня-завтра наши страдания кончатся и мы снова увидимся и заживем с тобою радостной и счастливой жизнью... Никто, как Бог... Работы у меня достаточно, а иногда, особенно в отчетное время, и больше чем надо, но ничего не сделаешь: лучше сидеть в конторе сутками, чем часами на земляных работах или на лесоповале. Бывает, конечно, что находит и страшная тоска, и уныние. Ты представляешь состояние человека, над которым совершили насилие, отняли все, что он имел: свободу, семью, дом; надругались неслыханно и сделали преступником, каторжником. И ведь я не один, нас миллионы... Христос терпел и нам велел. Самое главное сейчас для нас — это сберечь здоровье и сохранить чистоту души и тела, и тогда вся эта мерзость, окружающая нас, не страшна для нас.

Снова представилась возможность передать тебе весточку через людей, едущих в Ригу, но опять беда: только что об этом узнал и срок для написания тебе письма имею очень малый: 3 часа, причем в рабочее время. Очень жалею, что за такое короткое время не могу написать тебе то, что хотелось бы.

Твои последние письма очень меня радуют тем, что не чувствуется в них упадка духа в тебе после пережитого горя, за что я очень опасался. Держись и крепись также и впредь. Всё нужно пережить. Очень меня радуют и твои рассказы о поведении детей. Фотоснимок деток и тебя все время со мною, — не ложусь и не встаю с постели, чтобы не перецеловать вас всех мысленно, глядя на снимок, который храню в Библии под подушкой. Да, поздравь моего милого сыночка Димика с днем рождения — ведь 22 августа ему исполняется четыре годика! Я постараюсь ему и Котеньке прислать открыточки с рисуночками. Из твоей последней открытки видно, что Димик с Эльзой уехали. Конечно, для них это хорошо, но и ты теперь стала более одинокой. Арию я несколько раз писал, но почему-то он не получает моих писем.

Я живу хорошо, но сильно тоскую по тебе и деткам. У начальства я на хорошем счету. Должность моя ненадежная, из-за моей статьи (58, пункт 1-а) и срока (10 лет). По существу, с такой статьей не должны бы были меня допускать до той работы, на которой я нахожусь — учетная статистика, — но пока держусь, а чтобы не попасть в будущем на кубатурные земляные или лесоповальные работы, я, при благожелательстве начальства, собираюсь переквалифицироваться в медицинского фельдшера, для чего сейчас прохожу организованные здесь курсы для фельдшеров и потом, если будет угодно Господу, выдержу экзамен и буду фельдшером.

Очень жду результатов проходящей конференции, может быть, она что-либо даст, а если и здесь ничего не выйдет, намереваюсь подать прошение о пересмотре моего дела в порядке так называемого прокурорского надзора, т. е. жалобу на то, что меня безо всякой вины осудили. Конечно, будут новые волнения, так как меня опять поместят в ленинградскую тюрьму и начнется новое следствие, которое может дать мне свободу. Правда, одно воспоминание обо всей этой «процедуре» уже бросает меня в пот, но делать что-то нужно, ибо если не удастся вырваться теперь, пока я здоров и силен, то остающиеся 8 лет, конечно, я не перенесу. Мужайся, моя милая, и крепись — ведь никто, как Бог, — а с Его помощью я крепко верю, что выйду из ада невредимым.

Питаюсь я хорошо и не только сам сыт, но и других несчастных, голодных прикармливаю. Покупаю себе только сахар (15 руб. за стакан). Живу я в отдельной просторной комнате вместе с фельдшерами (нас 12 человек), имею отдельную койку со всеми принадлежностями и столиком. В одежде тоже не нуждаюсь. Белья имею четыре пары: одна собственная (ты прислала) и три казенных. Ботинки приобрел себе крепкие, прочные, хватит на 2-3 года. Одним словом, за все благодарю Создателя и совершенно не думаю о себе, полагаясь на Его святую волю. Все мои мысли и думы только о тебе... Храни и береги себя для детей, для меня, не тоскуй и верь в нашу встречу. Я часто вижу тебя во сне. Всегда молюсь о всех вас, очень соболезную милому Фатеру. Как-то он переносит и переживает всё...

Кстати, пиши мне теперь по прежнему адресу, обязательно указывая почтовый ящик, этого теперь очень требует цензура, а письма без указания почтового ящика просто будут уничтожаться. Адрес такой: Коми АССР, ст. Печора, п/ящик ..., больница ЦПП. К великому сожалению, больше писать не имею возможности, так как истекает срок.

Снова представляется возможность отправить это письмо с едущим в Либаву больным Янсон А.Я., за которым неожиданно приехали его родственники. Узнал я об этом только сейчас (10 часов утра), а потому, имея в своем распоряжении 2-3 часа, между делом-работой хочу наспех написать тебе.

Две недели тому назад вернулся Т-в, который мне от тебя передал пакетик и обещал рассказать более подробно о всех вас позже, так как у него не имелось времени. Очень радуюсь, что он все же успел побывать у вас, хотя и короткое время. От детишек он в восторге, а о тебе сказал, что ты очень худа и имеешь болезненный вид. Это меня сильно печалит и волнует. Кое-что успел рассказать и о Фатере. Очень радуюсь, что имею фотоснимки и реально теперь представляю вас. 20/VIII получил два письма: одно твое (наконец-то!) с фотографией (дети и взрослые у елки) и второе от Фатера с описанием поездки вашей на «пикник» к Меку. Спасибо милому Фатеру за его трогательное письмо! Днем позже получил еще одно письмо от тебя, а вчера — твою открытку и письмо от Мани с фотоснимком умершей мамы. Несмотря на печальные воспоминания, вызванные у меня фотографией мамы (в гробу), все же вести от милых сердцу усугубили для меня праздник Успения Божией Матери. Воочию вижу, что Владычица Своим ходатайством не оставляет меня и всех вас и в нужную минуту приносит утешение велие.

Я живу по-прежнему. Чувствую себя хорошо, как физически, так и духовно. В последнее время испытываю какую-то непонятную радость и полную душевную уравновешенность. К добру ли это или к чему-то худому — не знаю, только внутренний голос мне все время твердит о том, что недалек час нашей встречи, и временами, как бы предвкушая непонятное счастье, я буквально ликую. Не знаю, может быть, это просто обольщение лукавого, чтобы позднее разочаровать меня в моих ожиданиях и причинить боль, но я готов и к этому и все же крепко верую и надеюсь.

Постепенно же пишу и составляю прошение о пересмотре моего дела, но это прошение слабо продвигается, так как мало верю в какие-либо положительные результаты от всей моей затеи, хотя подобные случаи редки. Когда напишу, обязательно пошлю копию тебе, дабы ты была в курсе дел, и ознакомила бы с моим делом и тех, кого нужно. Очень печально, что все мои документы, взятые мною в тот печальный вечер, ухнули, но несомненно они меня весьма выручили во многом и даже спасли жизнь.

Погода и лето у нас своеобразны. За все лето только дней 15 было теплых и даже жарких, потом наступили холода, а сейчас вот уже третий день, как снова засияло солнышко и потеплело, но это уже осеннее солнышко, и погода полностью соответствует нашему «бабьему лету». Уже стал появляться свежий картофель. Собираюсь купить и попробовать его. Есть и ягоды (черника и красная смородина), которые довольно часто достаю. Деньги у меня еще имеются. Одеждою, бельем и обувью тоже обеспечен. Питаюсь хорошо. Крестик моей доченьки Коточка я ношу на шее вместе с образком, ранее присланным. Иконка святителя Николая висит у меня на спинке койки, а в головах — Библия и фотографии, которые я, ложась и просыпаясь, рассматриваю и мысленно беседую со всеми вами, молясь о вашем благополучии.

Милого Димика еще раз поздравляю с четырехлетием. Скоро напишу ему отдельное письмецо, а также и Котеньке, а пока не было времени и возможности. Снимочек детишек очарователен! Ко-точек переменилась до неузнаваемости: очень выросла и похудела. Ларочка пухленькая и, видимо, здоровенькая, а Димик хотя и вырос, но не изменился. Мои коллеги в восторге от наших деток.

Недели две тому назад послал я письмо папе и также получил от него. Арию тоже послал. Отцу Гр[игорию] передай горячий привет. Я был поражен добротой отца Гр[игория], когда узнал, что он ежемесячно субсидирует тебя. Буду писать ему отдельное письмо, но хочу подождать приезда его сына.

Итак, срок писания на исходе, а потому кончаю. Береги себя и свое здоровье, моя милочка, и всегда помни, что ты должна существовать для меня и деток, а потому, повторяю, сведения о твоей исхудалости и болезненности ох как сильно меня тревожат и волнуют! Напиши мне честно о твоем состоянии.

Несколько дней тому назад я получил твое письмо с фотографией, которое ты посылала с А.Г. Он пытался навестить меня, но его не пропустили, сказав, что такого нет, а поэтому он с записочкой опустил письмо в почтовый ящик. Он находится от меня в 12-15 км, а потому я налажу еще с ним связь и увижусь. Пакетик он довез и пока держит при себе. Сегодня у меня снова радость: только что получил от тебя письмо, датированное 28/VIII, и одновременно узнал, что завтра в Латгалию едет человек (освободившийся), с которым и посылаю письмо.

Как я рад той картинке с натуры, которую ты обрисовала в письме о детках. Имея их ясные фотоизображения, я отчетливо представляю этот букетик шалунишек: Димика и Ларочку и между ними степенную Котю. Ты на фото все та же, но с большим отпечатком пережитого и очень похудела... Но крепись и мужайся, моя родная, милая Цыпинька — все это как дым исчезнет, лишь бы нам встретиться снова.

Погода у нас стоит прохладная, осенняя. Скоро будет зима, но, несмотря на ее весьма близкое наступление, настроение у меня не понижается, а повышается. Чувствую себя бодрым и жизнерадостным. На наше будущее смотрю с верою и отрадою. Все мои мысли и движения души всегда, всегда направлены к тебе, моя родная, любимая. Верю, что Милостивый Господь сохранит нас друг для друга. Горячо всегда молюсь о всех вас. Как легко и отрадно на сердце от сознания, что наши детки под крылом дедушки воспитываются в духе религии и веры. Часто думаю о Ф[атере], его переживаниях и скорбях, но не сомневаюсь в его силе и крепости духа.

Представляется удобный случай для передачи тебе настоящего письма. Передаст письмо очень славный парень Иргенс. Он же тебе может рассказать кое-что обо мне, так как находился почти 6 месяцев в нашей больнице. Сегодня получил письмо от Володи, за что весьма благодарю его. В своем прошлом письме я его поздравлял уже с житейской переменой (Речь идет о двоюродном брате Ирины Ивановны Владимире Янсоне, которого отец Николай поздравляет с женитьбой. В январе 1947 года Владимир будет посвящен в сан диакона, а через два дня — в сан священника. Сведения о протоиерее Владимире Янсоне (1899-fl987) можно найти в книге священника Андрея Голикова: Мартиролог православных священнослужителей Латвии... С. 185-187.) Очень радуюсь за него. Да поможет ему Господь устроить и довершить его жизненные стремления Божественной благодатью, немощная врачующей и оскудевающая восполняющей. Передай ему и его супруге мой искренний привет с наилучшими пожеланиями.

Сегодня узнал довольно неприятную новость, что, согласно соответствующему распоряжению, все мы имеем теперь право получать и писать только два раза в месяц, а все лишние письма будут уничтожаться. Это уже и проводится на деле. Неполучение от тебя писем за последние дни склонен объяснить этим же неприятным распоряжением. Вообще, за последние дни интенсивно проводится ряд ущемлений в отношении так называемых «контриков». Нужно предполагать, что в дальнейшем эти ущемления усилятся. Моя «отставка» с конторской работы объясняется тем же. Кажется, не удастся мне здесь работать и по новой, приобретаемой мною специальности — медработника. Уже были попытки для отправления меня далее, на север. Я совершенно спокойно ожидаю эту отправку, ибо страшного в этом ничего не вижу, а кроме того, это в порядке вещей. Тюрьма и тюремные условия везде одинаковы.

Для улучшения материального положения сбывай всё, без чего можно обойтись. Ты могла бы продать наш тафель-клавир. Ведь ты наверняка переживаешь топливный кризис. Как ты там перезимуешь? Все эти вопросы не дают мне покоя. Я одинок и плыву, плыву, влекомый стихиями житейского моря, не теряя надежды на тихое пристанище. Да хранит вас всех Господь!

Мой протест-прошение о пересмотре дела подвигается медленно, причиной чему отчасти является сомнение: посылать ли его или повременить по известным и понятным причинам? Во всяком случае, я его готовлю, а там видно будет, как и что... Гляжу на возвращающихся домой — и сердце сжимается от боли, и нет терпения от желания видеть тебя и деток.

У меня пока все без изменений: здоров и с приподнятым настроением по непонятным причинам, а также в достаточной мере обеспечен всем необходимым. Все мои мысли и чувства около тебя и с тобою. Как здоровье Фатера, как детки? Вернулся ли Павел? Пиши.

Вместе с твоим письмом получил и открытку из Москвы от знакомого с сообщением, что мое поручение исполнено, т.е. прошение-жалоба передана А-ю. Таким образом, я преисполнен веры и надежды, жду положительных результатов, но если же и не случится этого, то не будем отчаиваться, а возложим печаль нашу на Господа и предадимся Его воле. В прошлом письме я уже поздравлял всех вас с радостями по случаю возвращения П. и женитьбы Владимира. Сердечно приветствую и еще раз всех поздравляю, и особенно виновников радостей.

Сильно печалит меня твое сообщение о квартире. Но что же делать, тебе будет виднее, как поступить... Не имею представления, как ты там устраиваешься с отоплением и всеми прочими хозяйственными вопросами, но чувствую, что все это прямо сверх твоих сил, и, когда начинаю только думать обо всем этом, у меня даже пот выступает от волнения. Не менее волнует меня и вопрос о вашем пропитании, так как и в этом я совершенно не представляю, как ты там устраиваешься с детьми.

Я пока нахожусь в прежнем состоянии. В конторе больше не работаю, так как переключился на медицинскую работу и обслуживаю вместе с другими около 50 человек больных как фельдшер, причем начальник больницы возлагает на меня большие надежды и требует как можно скорей освоить работу фельдшера, однако вопрос о моем двусмысленном положении (т. е. оставят ли меня здесь или отправят...) меня очень тревожит. В отношении питания и бытовых условий я в том же пока хорошем положении. В общем, пока, слава Богу, все у меня благополучно. Не хватает только вас, мои милые, и воли-волюшки.

...Если произойдет некоторый перебой в нашей переписке, не волнуйся, это значит, что меня перебросили в другое место, о чем буду стараться немедленно известить. Вообще, обо мне как можно меньше беспокойся, а больше всего думай о себе, о своем здоровье и деток, а там во всем поможет нам Господь.

И вот несем мы с тобою раздельно наши тяжелые ноши, оба усталые, изо всех сил преодолеваем разные препятствия, сильно стремясь друг к другу, и верим и знаем, что вот-вот буря утихнет, просветлеет, засияет солнышко и мы насладимся в полную меру долгожданным, заслуженным и радостным отдыхом. Я уверен, что в этот момент ты именно так и думаешь о нашей судьбе. Запасемся же терпением и будем крепко уповать на неизреченную к нам милость Божию!

Живу я по-прежнему, пока в полной неуверенности в завтрашнем дне: в любой момент могут снять и отправить куда-либо. Попытки к этому были уже несколько раз. Жду не дождусь ответа из Москвы. Уже прошло ровно два месяца с момента отправки моего дела. О, как хотелось бы быть дома и увидеть вас в Новом году!..

Несколько дней сильно меня мучило воспаление челюсти (нижней), но уже все прошло. В остальном все благополучно. Зубы у меня все целы — от цинги пока усиленно отбиваюсь. Легкие хороши; от бронхита, весьма меня мучившего летом, полностью отделался. Между прочим, ревматизм, который так надоедал мне в Риге, здесь совершенно не дает о себе знать. Зима тоже легче в сравнении с прошлогодней. Таким образом, думаю, что, с Божией помощью, перезимую как-либо без ущерба для здоровья.

В свободное время, которого у меня достаточно, читаю Библию; предаюсь воспоминаниям о прошлом и мечтаю о будущем. Литературы здесь никакой нет, да и нет у меня ни малейшего желания заниматься детскими сказками, которым предпочитаю быль и поучаюсь мудрости жить в будущем... Вот наступают праздники, и так делается тяжело без служб...

Сегодня Ларочке 2 года и 2 месяца — это же срок нашей разлуки. Все время, беспрерывно думаю только о тебе, моя родная, о детках и о Фатере. Очень трудно представляю себе, как вы там существуете и управляетесь во всем. Очень часто вижу вас всех в сновидениях за последнее время, что крайне меня бодрит и утешает в моем одиночестве... 19/ХII — день моего Ангела, а 26/ХП — день рождения: стукнет 39 лет — еще хочется жить и много, много сделать добра. 26-28/I — годовщина моего посвящения — 11 лет. Какая обильная пища для воспоминаний все эти даты! Итак, еще раз поздравляю тебя, моя милая, милая Цыпинька, со всеми знаменательными датами, наступающими праздниками и Новым годом! Целуй от меня наших крошек и милого, милого Фатера. Всем сродникам и друзьям — мой искренний привет и поздравления с праздником! Отдельно приветствуй отца Гр[игория] и матушку.