МОЛЧАЛИВОСТЬ И СДЕРЖАННОСТЬ В СЛОВАХ

...сокровенный сердца человек в нетленной красоте
кроткого и молчаливого духа... (1 Пет. 3, 4).

...буду обуздывать уста мои... (Пс. 38, 2).

В течение всякого дня христианину надо стремиться и к проявлению молчаливости — заботливого ограничения себя в словах, не вызванных действительной необходимостью. Вместе с другими добродетелями молчаливость украшает человеческую душу. Эта сокровенная красота не бьет в глаза, от многих закрыта и не просто распознается. Главными признаками для нее служат, по словам апостола Петра, наличие в человеке кротости и молчаливости.

Однако не всегда молчаливость и сдержанность в словах соединены с кротостью. Бывает иногда молчаливость, соединенная с ограниченностью — скудостью душевного содержания и нелюдимостью.

Но есть другая молчаливость, когда сердце человека отображает красоту Христову; тогда вместе со смирением и кротостью человек проявляет и молчаливость. Она как бы дополняет ту гармонию добродетелей, которая расцветает в душе истинного христианина.

Чаще всего молчаливость является природной чертой характера. Но ее можно и развить в себе, хотя это и нелегко. Так, древнегреческая школа пифагорийцев для начала обучения мудрости налагала на уста своих учеников длительное молчание.

И всегда мудрецы всех веков одобряли молчаливость. Премудрый Соломон пишет: «Кто хранит уста свои, тот бережет душу свою» (Притч. 13, 3); «При многословии не миновать греха» (Притч. 10, 19); «Голос глупого познается при множестве слов» (Еккл. 2, 2). Один святой отец говорил: «Я никогда не раскаивался в том, что смолчал, и очень часто сожалел о том, когда говорил». Преп.Варсонуфий считал, что «многоглаголание оскверняет человека». А преп.Антоний Великий пишет: «Умен тот, кто Богу угождает и больше молчит, или если говорит, то говорит немного и только нужное и угодное Богу». «В раю много покаявшихся грешников, а говорливого нет ни одного», — говорил старец Зосима из Троице-Сергиевой Лавры. А авва Агафон Египетский своим ученикам заповедал: «Не давать себе воли говорить и вмешиваться в такие дела, которые тебя не касаются».

Недаром народная мудрость говорит: «Речь — серебро, а молчание — золото».

Итак, при многословии трудно не согрешить. Тогда в душе появляется грусть, что является, по словам святителя Феофана Затворника, признаком «того, что мы через разговор удалились от Господа».

Молчаливость — это, вместе с тем, исполнение заповеди Христа: «И если правая рука твоя соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Мф. 5, 30). На основе этих слов Господа при желании совершенно обезопасить себя от греха в слове некоторые подвижники брали на себя подвиг молчания. Последний, вместе с тем, имеет и еще положительные стороны: он дает возможность молчальникам все свое время посвятить молитве и вниманию к внутренней жизни, ничем не отвлекаясь от нее, никакими разговорами и беседами с людьми.

Преп.Иоанн Лествичник так говорит про связь молчаливости с преуспеванием в молитве: «Благоразумное молчание есть матерь молитвы... любитель молчания приближается к Богу и тайно беседует с Ним, просвещается от Него». А преп.Исаак Сирианин пишет: «Сперва будем принуждать себя к молчанию, и тогда от молчания родится в нас нечто приводящее к самому молчанию. Да подаст тебе Бог ощутить нечто, рождаемое молчанием. Если же начнешь молчаливым житием, то не умею и сказать, сколько света воссияет тебе отсюда... Если сохранишь язык свой, то от Бога дастся тебе, брат, благодать сердечного умиления, чтобы при помощи ее увидеть тебе душу свою и благодатию умиления войти в радость Духа».

Для тех же, кто думает о душе, ищет ее спасения, знает цену уединения, стремится жить внутренней жизнью и быть близким к Богу, для тех говорливые друзья или близкие являются помехой в их работе над собой, препятствием на пути к исканию внутри себя Царствия Небесного.

«Между духовным ростом и многословием — обратная пропорциональность», — говорит о.Александр Ельчанинов. Если произвести анализ тех основ души человеческой, которые сообщают ей свойство говорливости, то мы найдем нижеследующее.

Говорливость прежде всего свидетельствует о самомнении, т.е. гордости человека. Такой человек, находясь в обществе, считает себя наиболее достойным, чтобы говорить и чтобы его слушали все остальные. Он думает, что затронутый в разговоре вопрос он может осветить лучше всех, и потому спешит взять слово и говорит долго, не давая места другим.

Говорливость свидетельствует, затем, о легкомыслии. Большое количество слов и мыслей болтливого человека не могут быть глубокими и ценными как слишком скороспелые плоды. Мудрым мыслям и решениям надо время, чтобы созреть. Как и во всяком творчестве, так и в творчестве слова, требуется время для достижения совершенства.

Здесь можно вспомнить случай из жизни американского писателя Марка Твена. Он как-то произнес очень интересную речь на одном собрании. Его друзья поздравляли его с успехом и удивлялись его таланту произносить речи «экспромтом» (т.е. без подготовки), как это им казалось. Марк Твен сознался одному из них: «Этот «экспромт» стоил мне нескольких бессонных ночей для того, чтобы его продумать».

В-третьих, болтливость есть проявление эгоизма и ограниченности ума. Говорливый человек, повинуясь склонности к болтливости, обычно не дает себе отчета о цели того, для чего ему надо было говорить то или другое. Он быстро перескакивает от одной мысли к другой и никогда не дает себе труда проверить — надо ли действительно высказывать вслух вновь появившуюся мысль. Он не задается вопросом, чем интересуется собеседник, и эгоистично навязывает ему тот поток мыслей, газетные новости, рассказы из своей жизни и т.п., которые сейчас случайно текут у него в голове. Он, таким образом, чаще всего насилует внимание своего собеседника, заставляя слушать о вещах, не интересующих собеседника.

К сожалению, в обществе обычно считается неприличным молчать со знакомыми при их посещении дома. Между тем не было ли бы иногда более целесообразным при необходимости длительного совместного проведения времени предложить друзьям и знакомым, помимо собеседования, также поинтересоваться хорошими книгами, альбомами и т.п.

Интересно, что в Лондоне имелся клуб «молчальников». Первым параграфом устава этого клуба было запрещение в стенах его каких-либо разговоров. Здесь можно было дать отдых своей нервной системе, переутомленной условиями жизни большого города, и спасаться от знакомых и друзей, больных «логореей» — как в медицине называют болезнь чрезмерной говорливости.

В ряде случаев жизни молчание можно особенно рекомендовать или даже считать его необходимым. Так, нам нужно молчать тогда, когда наши собеседники осуждают кого-либо, и нам следует бояться быть соучастником в осуждении.

Не следует отвечать и при похвалах нас или лести. Здесь отрицание наших заслуг или достоинств может оказаться подчеркиванием в себе скромности и смирения, т.е. рисовкой — «смирением паче гордости». Св.отцы в этих случаях всегда рекомендуют молчание. Оно показывает, что мы отказываемся сами принимать какое-либо участие в обсуждении вопроса о наших достоинствах. При этом надо следить и за своим сердцем, чтобы похвала не дошла до него и не возбудила бы гордости и тщеславия, и мы не почувствовали бы себя действительно достойными похвалы.

Поэтому при похвалах надо в душе сейчас же внутренне уничижить себя пред Богом как недостойнейших и ничего доброго не сделавших. Иначе услышанная похвала окрадет нас и отнимет надежду на воздаяние от Господа в том мире, где мы только и должны «собирать себе сокровища» (Мф. 6, 20).

Следует терпеливо молчать и тогда, когда собеседник еще не кончил своей речи. Перебивать собеседника является, безусловно, предосудительным. Еще Премудрый Соломон писал в своих Притчах: «Кто дает ответ, не выслушав, тот глуп, и стыд ему» (Притч. 18, 14).

Есть и еще одна причина, когда неизбежно молчание. Это, как говорит Н.: «Молчание души, переполненной невыразимым. Его знают поэты: они тщетно борются с бедностью языка, при которой в известные моменты «мысль изреченная есть ложь».

«Лишь в ограниченных пределах возможно выражение Божественной истины человеческим словом», — говорит схиархимандрит Софроний.

«Как беден наш язык: хочу и не могу...
Не передать того ни другу, ни врагу,
Что буйствует в груди прозрачною волной.

Напрасно вечное томление сердец,
И клонит голову маститую мудрец
Пред этой ложью роковой», — пишет Фет.

Говорят, что «дипломатам язык дан для того, чтобы скрывать свои мысли». В испорченном мире некоторые люди являются до известной степени такими дипломатами и, применяя ложь и лицемерие, с помощью языка стараются скрывать свое истинное лицо и свои мысли.

Поэтому не по разговорам только надо постигать иных людей: разговоры иногда скорее могут сбить с толку. Есть возможность постижения людей, их чувствований и их отношения к себе помимо языка. Так, в произведении «Сокровище смиренных» Метерлинк описывает содержание разговора без слов. При встрече двух людей, еще до того, как они произнесли хотя бы одно слово, между ними уже произошел целый обмен мыслей и чувств, заранее решающий в значительной степени все дальнейшие их взаимоотношения.

По взгляду встретившегося нам человека, по выражению его лица, позе, по характеру пожатия руки наша душа интуитивно уже в какой-то степени оценила человека и поняла отношение к нам встречного, расшифровала гамму промелькнувших в уме его мыслей и охвативших его чувств и со своей стороны ответила ему многими мыслями, окрашенными соответствующими чувствами, выражая их в своем взгляде, игре черт лица, позе и рукопожатии. BR>
В таком непринужденном разговоре без слов значительно меннее может быть лжи и лицемерия, особенно когда встреча была внезапной, и к ней не готовились. Здесь сердца говорят одно другому: а сердце не умеет лгать, как лгут уста. Поэтому истинное познание сущности человека достигается более интуицией, является познанием сердцем, а не умом. Развитие же способности к подобному постижению достигается посредством предварительного постижения самого себя и очищения своего сердца.

Итак, по мере движения человека к совершенству дается ему способность видеть и понимать души окружающих его, даже не прибегая к посредству слова, постигать их в молчании, когда говорят между людьми их сердца. Кто-то из святых сказал, что «слова — орудия этого века; молчание — таинство будущего века». Если в этом веке уста могут говорить ложь и скрывать за словами состояние своего сердца, то в том веке ложь, вероятно, вообще будет невозможна. Обмен душ мыслями без слов, т.е. разговор сердцами, исключает возможность лжи и обмана.

Предел молчаливости — «священное молчание», которого достигают лишь великие из подвижников. Про последнее так говорит Н. в своей книге «Путь чистоты и священного молчания»: «Когда действием благодати Божией, в результате победы над темной стихией греха, будет достигнуто "умирение помыслов", когда мир и божественная тишина безмолвия низойдут на душу, тогда услышит она, как доносятся до нее голоса иных миров, и начнет познавать тайны неведомые и в слове невыразимые».

Как достичь молчаливости? Она развивается у человека тогда, когда он приучается непрерывному вниманию к внутренней жизни, приучается следить не только за всяким своим поступком, но и за всяким словом, чувством и пожеланием. Иначе говоря, оно есть плод его непрерывного «трезвения» и духовной бодрости. Когда поймет человек полноту ответственности за всякое свое пожелание и слово, когда захочет во всем, в самых малых вещах, творить не свою, а Божью волю, тогда уста его будут не легко и не всегда открываться.

Развивается молчаливость и с возрастанием человека в смирении и кротости. Вместе с тем теряет человек склонность к говорливости и тогда, когда душа его поймет истинную цену житейской суеты и глубоко задумается над смыслом и целью жизни человеческой, постигнет несоизмеримость временных мирских ценностей с тем, что ждет его в вечности. BR>
Но как и во всякой добродетели, и в молчаливости нужна рассудительность, и бывают положения, когда молчание является предосудительным и будет поставлено нам в осуждение. Преп.Серафима спросили: предпочитать ли молчание словам? Он ответил: «Когда надо — не воструби, а когда надо — не премолчи». А преп.Варсонуфий хотя говорит, что «многоглаголание оскверняет человека», но вместе с тем дает такое определение молчаливости: «Не в том состоит молчание, чтобы молчать устами; ибо один человек говорит тысячи слов полезных, а другой скажет одно праздное слово — и оно вменяется ему в попрание учений Спасителя».

Также бывают случаи, когда мы обязаны бываем давать ответ о нашей вере в Иисуса Христа. Для этого случая Господь говорит: «Ибо кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами» (Мк. 8, 38). А ап.Петр пишет: «Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (1 Пет. 3, 15).

Нельзя молчать и уклоняться и тогда, когда мы можем защитить ближних от обиды, нападок, несправедливых укоров, упреков и т.д. Здесь наша совесть укажет нам, что молчание недопустимо, и будет свидетельствовать при молчании лишь о нашем бесчувствии, немилосердии или трусости.

Вместе с тем, молчаливость и сдержанность в словах не должны переходить у христиан, живущих в миру, в нелюдимость, обособленность и неприветливость. Общительность является обязательной добродетелью христианина, и ап.Павел в своих посланиях указывает на это. Он пишет к Тимофею, «чтобы они (богатые — авт.) благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры и общительны» (1 Тим. 6, 18).

Здесь, однако, следует оговориться: и при общительности надо проявлять рассудительность. Так, преп.Исаак Сирианин пишет: «Будь дружен со всеми, а мыслью своею пребывай один». Можно думать, что в этом совете преп.Исаак рекомендует христианам всегда ощущать не только собеседника, но и Бога в своей душе, т.е. непрестанно тайно молиться.

------------------------------------------------------