Франсуа де Ларошфуко 15/9/1613-17/3/1680
Франсуа де Ларошфуко принадлежал к одному из самых знатных дворянских родов Франции. Военная и придворная карьера, к которой его предназначали, не требовала обучения в коллеже. Свои обширные знания Ларошфуко приобрел уже в зрелом возрасте путем самостоятельного чтения. Попав в 1630г. ко двору, он сразу оказался в гуще политических интриг. Происхождение и семейные традиции определили его ориентацию - он принял сторону королевы Анны Австрийской против кардинала Ришелье, который был ему ненавистен как гонитель старинной аристократии. Участие в борьбе этих далеко не равных сил навлекло на него опалу, высылку в свои владения и кратковременное заключение в Бастилию. После смерти Ришелье (1642) и Людовика XIII (1643) у власти оказался кардинал Мазарини, весьма непопулярный во всех слоях населения. Феодальная знать пыталась вернуть свои утраченные права и влияние. Недовольство правлением Мазарини вылилось в 1648г. в открытое восстание против королевской власти - Фронду. Ларошфуко принял в ней активное участие. Он был тесно связан с самыми высокопоставленными фрондерами - принцем Конде, герцогом де Бофором и другими и мог вблизи наблюдать их нравы, эгоизм, властолюбие, зависть, корысть и вероломство, которые проявились на разных этапах движения. В 1652г. Фронда потерпела окончательное поражение, авторитет королевской власти был восстановлен, а участники Фронды частично куплены уступками и подачками, частично подвергнутые опале и наказанию. Ларошфуко, в числе последних, вынужден был отправиться в свои владения в Ангумуа. Именно там, вдали от политических интриг и страстей, он начал писать свои "Мемуары", которые первоначально не предназначал для печати. В них он дал неприкрытую картину событий Фронды и характеристику ее участников. В конце 1650-х гг. он вернулся в Париж, был благосклонно принят при дворе, но полностью отошел от политической жизни. В эти годы его все более начинает привлекать литература. В 1662г. вышли без его ведома "Мемуары" в фальсифицированном виде, он опротестовал это издание и выпустил в том же году подлинный текст. Вторая книга Ларошфуко, принесшая ему мировую славу - "Максимы и моральные размышления", - была, как и "Мемуары", издана сначала в искаженном виде помимо воли автора в 1664г. В 1665г. Ларошфуко выпустил первое авторское издание, за которым последовали при его жизни еще четыре. Ларошфуко исправлял и дополнял текст от издания к изданию. Последнее прижизненное издание 1678г. содержало 504 максимы. В посмертных изданиях к ним были добавлены многочисленные неопубликованные, а также исключенные из предыдущих. На русский язык "Максимы" переводились неоднократно.
То, что мы принимаем за добродетель, нередко оказывается сочетанием корыстных желаний и поступков, искусно подобранных судьбой или нашей собственной хитростью; так, например, женщины бывают целомудренны, а мужчины - доблестны совсем не потому, что им действительно свойственны целомудрие и доблесть.
Ни один льстец не льстит так искусно, как себялюбие.
Страстям присущи такая несправедливость и такое своекорыстие, что доверять им опасно и следует их остерегаться даже тогда, когда они кажутся вполне разумными.
Наше самолюбие больше страдает, когда порицают наши вкусы, чем когда осуждают наши взгляды.
Люди не только забывают благодеяния и обиды, но даже склонны ненавидеть своих благодетелей и прощать обидчиков. Необходимость отблагодарить за добро и отмстить за зло кажется им рабством, которому они не желают покоряться.
Хотя все считают милосердие добродетелью, оно порождено иногда тщеславием, нередко ленью, часто страхом, а почти всегда - и тем, и другом, и третьим.
Немногим людям дано постичь, что такое смерть; в большинстве случаев на нее идут не по обдуманному намерению, а по глупости и по заведенному обычаю, и люди чаще всего умирают потому, что не могут воспротивиться смерти.
Достойно вести себя, когда судьба благоприятствует, труднее, чем когда она враждебна.
Зло, которое мы причиняем, навлекает на нас меньше ненависти и преследований, чем наши достоинства.
Чтобы оправдаться в собственных глазах, мы нередко убеждаем себя, что не в силах достичь цели; на самом же деле мы не бессильны, а безвольны.
Гордость всегда возмещает свои убытки и ничего не теряет, даже когда отказывается от тщеславия.
Если бы нас не одолевала гордость, мы бы не жаловались на гордость других.
Не доброта, а гордость (в смысле - гордыня, прим. Warrax) побуждает нас читать наставления людям, совершившим проступки; мы укоряем их не столько для того, чтобы исправить, сколько для того, чтобы убедить в нашей собственной непогрешимости.
Кто слишком усерден в малом, тот обычно становится неспособным к великому.
Не так благотворна истина, как зловредна ее видимость.
Дальновидный человек должен определить место для каждого из своих желаний и затем осуществлять их по порядку. Наша жадность часто нарушает этот порядок и заставляет нас преследовать одновременно такое множество целей, что в погоне за пустяками мы упускаем существенное.
У большинства людей любовь к справедливости - это просто боязнь подвергнуться несправедливости.
Тому, кто не доверяет себе, разумнее всего молчать.
Примирение с врагами говорит лишь об усталости от борьбы, о боязни поражения и о желании занять более выгодную позицию.
Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой разум.
Старики потому так любят давать хорошие советы, что уже не способны подавать дурные примеры.
Громкое имя не возвеличивает, а лишь унижает того, кто сумел заслужить похвалцу своих завистников.
Поистине необычайными достоинствами обладает тот, кто сумел заслужить похвалу своих завистников.
Не прав тот, кто считает, будто ум и проницательность - различные качества. Проницательность - это просто особенная ясность ума, благодаря которой он добирается до сути вещей, отмечает все, достойное внимания, и видит невидимое другим. Таким образом, все, приписываемое проницательности, является лишь следствием необычайной ясности ума.
Умен не тот, кого случай делает умным, а тот, кто понимает, что такое ум, умеет его распознать и любуется им.
Юность меняет свои вкусы из-за пылкости чувств, а старость сохраняет их неизменными по привычке.
Люди безутешны, когда их обманывают враги или предают друзья, но они нередко испытывают удовольствие, когда обманывают или предают себя сами.
Сколько лицемерия в людском обычае советоваться! Тот, кто просит совета, делает вид, что относится к мнению своего друга с почтительным вниманием, хотя в действительности ему нужно лишь, чтобы кто-то одобрил его поступки и взял на себя ответственность за них. Тот же, кто дает советы, притворяется, будто платит за оказанное доверие пылкой и бескорыстной жаждой услужить, тогда как на самом деле обычно рассчитывает извлечь таким путем какую-либо выгоду или снискать почет.
Если мы решим никогда не обманывать других, они то и дело будут обманывать нас.
Мы так привыкли притворяться перед другими, что под конец начинаем притворяться перед собой.
Предательства совершаются чаще всего не по обдуманному намерению, а по слабости характера.
Люди делают добро часто лишь для того, чтобы обрести возможность безнаказанно творить зло.
Мы сопротивляемся нашим страстям не потому, что мы сильны, а потому, что они слабы.
Иногда достаточно быть грубым, чтобы избежать ловушки хитреца.
Проявить мудрость в чужих делах куда легче, нежели в своих собственных.
В людях не так смешны те качества, которыми они обладают, как те, на которые они претендуют.
Люди скорее согласятся себя чернить, чем молчать о себе.
В то время как люди умные умеют выразить многое в немногих словах, люди ограниченные, напротив, обладают способностью много говорить - и ничего не сказать.
Преувеличивая чужие добродетели, мы отдаем дань не столько им, сколько нашим собственным чувствам; мы ищем похвал себе, делая вид, что хвалим других.
Люди редко бывают достаточно разумны, чтобы предпочесть полезное порицание опасной похвале.
Уклонение от похвалы - это просьба повторить ее.
Нам легче управлять людьми, чем помешать им управлять нами.
Если бы не льстили себе сами, нас не портила бы чужая лесть.
Мало обладать выдающимися качествами, надо еще уметь ими пользоваться.
В очень многих случаях поведение людей только потому кажется смешным, что причины его, вполне разумные и основательные, скрыты от окружающих.
Человеку легче казаться достойным той должности, которой он не занимает, нежели той, в которой состоит.
Порядочные люди уважают нас за наши достоинства, а толпа - за благосклонность судьбы.
Свет часто награждает видимость достоинств, чем сами достоинства.
Скупость дальше от бережливости, чем даже расточительность.
Хотя мы храним верность долгу нередко лишь из лени и трусости, все лавры за это достаются на долю наших добродетелей.
Нелегко разглядеть, чем вызван честный, искренний, благородный поступок - порядочностью или дальновидным расчетом.
Постоянство в любви бывает двух родов: мы постоянны или потому, что все время находим в любимом человеке новые качества, достойные любви, или же потому, что считаем постоянство долгом чести.
К новым знакомствам нас обычно толкает не столько усталость от старых или любовь к переменам, сколько недовольство тем, что люди хорошо знакомые недостаточно нами восхищаются, и надежда на то, что люди малознакомые будут восхищаться больше.
Наше раскаяние - это обычно не столько сожаление о зле, которое совершили мы, сколько боязнь зла, которое могут причинить нам в ответ.
Зло, как и добро, имеет своих героев.
Только у великих людей бывают великие пороки.
Когда пороки покидают нас, мы стараемся уверить себя, что это мы покинули их.
Всецело предаться одному пороку нам обычно мешает лишь то, что у нас их несколько.
Добродетель не достигала бы таких высот, если бы ей в пути не помогало тщеславие.
Люди мнимо благородные скрывают свои недостатки и от других и от себя, а люди истинно благородные прекрасно из осознают и открыто о них заявляют.
Иные люди похожи на песенки: они быстро выходят из моды.
Большинство людей судит о ближних по их богатству или светским успехам.
Жажда славы, боязнь позора, погоня за богатством, желание устроить жизнь удобно и приятно, стремление унизить других - вот что нередко лежит в основе области, столь превозносимой людьми.
Высшая доблесть состоит в том, чтобы совершать в одиночестве то, на что люди обычно отваживаются лишь в присутствии многих свидетелей.
Благодарность подобна честности купца: она поддерживает коммерцию. Часто мы оплачиваем ее счета не потому, что стремимся поступать справедливо, а для того, чтобы впредь люди охотнее давали нам взаймы.
Не всякий, кто платит долги благодарности, имеет право считать себя на этом основании благодарным человеком.
Чрезмерная поспешность в расплате за оказанную услугу есть своего рода неблагодарность.
Чем бы мы не объясняли наши огорчения, чаще всего в их основе лежит обманутое своекорыстие или уязвленное тщеславие.
Люди упрямо не соглашаются с самыми здравыми суждениями не по недостатку проницательности, а из-за избытка гордости: они видят, что первые ряды в правом деле разобраны, а последние им не хочется занимать.
Горе друзей печалит нас недолго, если оно доставляет нам случай проявить на виду у всех наше участие к ним.
Похвалы за доброту достоин лишь человек, у которого хватает твердости характера на то, чтобы иной раз быть злым; в противном случае доброта чаще всего говорит лишь о бездеятельности зла или о недостатке воли.
Причинять людям зло большей частью не так опасно, как делать им слишком много добра.
Чаще всего тяготят окружающих те люди, которые считают, что они никому не могут быть в тягость.
То, что мы принимаем за благородство, нередко оказывается переряженным честолюбием, которое, презирая мелкие выгоды, прямо идет к крупным.
Преданность - это в большинстве случаев уловка самолюбия, цель которой - завоевать доверие; это способ возвыситься над другими людьми и проникнуть в важнейшие тайны.
Истинное красноречие - это сказать все, что нужно, и не больше, чем нужно.
Каждый человек, кем бы он не был, старается напустить на себя такой вид и надеть такую личину, чтобы его приняли за того, кем он хочет казаться; поэтому можно сказать, что общество состоит из одних только личин.
В основе так называемой щедрости обычно лежит тщеславие, которое дороже всего, что мы дарим.
Чаще всего сострадание - это способность увидеть в чужих несчастьях свои собственные, это - предчувствие бедствий, которые могут постигнуть и нас. Мы помогаем людям, чтобы они, в свою очередь, помогали нам; таким образом, наши услуги сводятся просто к благодеяниям, которые мы загодя оказываем сами себе.
Упрямство рождено ограниченностью нашего ума: мы неохотно верим тому, что выходит за пределы нашего кругозора.
Люди потому так охотно верят дурному, не стараясь вникнуть в суть дела, что они тщеславны и ленивы. Им хочется найти виновных, но они не желают утруждать себя разбором совершенного поступка.
Мы по самым ничтожным поводам обвиняем судей в незнании дела и тем не менее охотно отдаем свою честь и доброе имя на их суд, хотя они все враждебны - одни из зависти, другие по ограниченности, третьи просто по занятости. Надеясь на то, что эти люди выскажутся в нашу пользу, мы рискуем своим покоем и даже жизнью.
В свете иной раз высоко ценят людей, все достоинства которых сводятся к порокам, приятным в повседневной жизни.
Для того, чтобы воспользоваться хорошим советом со стороны, подчас требуется не меньше ума, чем для того, чтобы подать хороший совет самому себе.
Мы всегда любим тех, кто восхищается нами, но не всегда любим тех, кем восхищаемся мы.
Мы редко до конца понимаем, чего в действительности хотим.
Признательность большинства людей порождена скрытым желанием добиться еще больших благодеяний.
Почти все люди охотно расплачиваются за мелкие одолжения, большинство бывает признательно за немаловажные, но почти никто не чувствует благодарности за крупные.
Многие презирают жизненные блага, но почти никто не способен ими поделиться.
Умеренность провозгласили добродетелью для того, чтобы обуздать честолюбие великих людей и утешить людей незначительных, обладающих лишь скромным достоянием и скромными достоинствами.
Люди слабохарактерные не способны быть искренними.
Можно излечить от безрассудства, но нельзя выпрямить кривой ум.
Боится презрения лишь тот, кто его заслуживает.
В ревности больше самолюбия, чем любви.
Слабость характера нередко утешает нас в таких несчастьях, в каких бессилен утешить разум.
Признаваясь в маленьких недостатках, мы тем самым стараемся убедить окружающих в том, что у нас нет крупных.
Зависть еще непримиримее, чем ненависть.
Иногда людям кажется, что они ненавидят лесть, в то время как им ненавистна лишь та или иная ее форма.
Иные достоинства подобны зрению или слуху: люди, лишенные этих достоинств, не способны увидеть и оценить их в окружающих.
Мы считаем здравомыслящими лишь тех людей, которые во всем с нами согласны.
Человек истинно достойный может быть влюблен как безумец, но не как глупец.
Чистосердечной похвалой мы обычно награждаем лишь тех, кто нами восхищается.
Люди мелкого ума чувствительны ко многим обидам; люди большого ума все замечают и ни на что не обижаются. (Однако, это не обозначает, что они все прощают - прим.Warrax)
На свете мало порядочных женщин, которым не опостылела бы их добродетель.
Почти все порядочные женщины - это нетронутые сокровища, которые потому и в неприкосновенности, что их никто не ищет.
Тот, кого разлюбили, обычно сам виноват, что вовремя этого не заметил.
Юношам часто кажется, что они естественны, тогда как на самом деле они просто невоспитанны и грубы.
Люди недалекие обычно осуждают все, что выходит за пределы их понимания.
Настоящая дружба не знает зависти, а любовь - кокетства.
Лишены прозорливости не те люди, которые не достигают цели, а те, которые прошли мимо нее.
Можно дать другому разумный совет, но нельзя научить его разумному поведению.
Глупец не может быть добрым: для этого у него слишком мало мозгов.
Легче пренебречь выгодой, чем отказаться от прихоти.
Судьбу считают слепой главным образом те, кому она не дарует удачи.
Нередко нам пришлось бы стыдиться своих самых благородных поступков, если бы окружающим были известны наши побуждения.
Величайший подвиг дружбы не в том, чтобы показать другу наши недостатки, а в том, чтобы открыть ему глаза на его собственные.
Не может долго нравиться тот, кто умен всегда на один лад.
Любая страсть толкает на ошибки, но на самые глупые толкает любовь.
Мы охотно прощаем друзьям недостатки, которые нас не задевают.
Ничто так не мешает естественности, как желание казаться естественным.
Легче познать людей вообще, чем одного человека в частности.
О достоинствах человека нужно судить не по его хорошим качествам, а по тому, как он ими пользуется.
Слабохарактерность еще дальше от добродетели, чем порок.
Приличие - это наименее важный из всех законов общества и наиболее чтимый.
Нет глупцов более несносных, чем те, которые не совсем лишены ума.
Глупые люди смогут иной раз проявить ум, но к здравому суждению они не способны.
Суждения наших врагов о нас ближе к истине, чем наши собственные.
Сочувствие врагам, попавшим в беду, чаще всего бывает вызвано не столько добротой, сколько гордостью: мы соболезнуем им для того, чтобы они поняли наше превосходство над ними.
Как ни редко встречается настоящая любовь, настоящая дружба встречается еще реже.
Истинно мягкими могут быть только люди с твердым характером, у остальных же кажущаяся мягкость - это чаще всего просто слабость, которая легко превращается в озлобленность.
Нет качества более редкого, чем истинная доброта: большинство людей, считающих себя добрыми, только снисходительны и слабы.
Люди злословят обычно не столько из желания навредить, сколько из тщеславия.
Есть люди столь ветреные и легковесные, что у них не может быть ни крупных недостатков, ни подлинных достоинств.
Свет полон горошин, которые издеваются над бобами.
Мы потому готовы поверить любым рассказам о недостатках наших ближних, что всего легче верить желаемому.
Не следует обижаться на людей, утаивших от нас правду: мы и сами постоянно утаиваем ее от себя.
Мы часто клеймим чужие недостатки, но редко, пользуясь их примером, исправляем свои.
Мы расточаем похвалы только затем, чтобы извлечь потом из них выгоду.
Люди хвалят и бранят чаще всего то, что принято хвалить или бранить.
Легче убить желание в зародыше, чем потом ублаготворять все вожделения, им рожденные.
Ясный разум дает душе то, что здоровье - телу.
Прежде чем что-то пожелать, надо осведомиться, очень ли счастлив нынешний обладатель желаемого.
Говорить всего труднее как раз тогда, когда стыдно молчать.
Мы любим осуждать людей за то, за что они осуждают нас.
Тайное удовольствие от того, что люди видят, до чего мы несчастны, нередко примиряют нас с нашими несчастьями.
Как мы можем требовать, чтобы кто-то сохранил нашу тайну, если мы сами не можем ее сохранить?
Не замечать охлаждения друзей - значит мало ценить их дружбу.
Даже самые разумные люди разумны лишь в несущественном; в делах значительных разум обычно им изменяет.
Воздержанность в еде рождена или заботой о здоровье, или неспособностью много съесть.
Когда люди уклоняются от похвал, это говорит не столько об их скромности, сколько о желании услышать более утонченную похвалу.
Люди порицают порок и превозносят добродетель только из-за своекорыстия.
Величием духа отличаются не те люди, у которых меньше страстей и больше добродетелей, чем у людей необыкновенных, а лишь те, у кого поистине великие замыслы.
Короли чеканят людей, как монету; они назначают им цену, какую заблагорассудится, и все вынуждены принимать этих людей не по их истинной стоимости, а по назначенному курсу.
Иные преступления столь громкогласны и грандиозны, что мы оправдываем их и даже прославляем: так, обкрадывание казны мы зовем ловкостью, а несправедливый захват чужих земель именуем завоеванием.
Человек, неспособный на большое преступление, с трудом верит, что другие вполне на него способны.
Пышность погребальных обрядов не столько увековечивает достоинства мертвых, сколько ублажает тщеславие живых.
Неизменно творить добро нашим ближним мы можем лишь в том случае, когда они полагают, что не смогут безнаказанно причинить нам зло.
Все любят разгадывать других, но никто не любит быть разгаданным.
Какая это скучная болезнь - оберегать свое здоровье чересчур скучным режимом!
Высшее здравомыслие наименее здравомыслящих людей состоит в умении покорно следовать разумной указке других.
...А по телику "Наше кино" транслирует старый фильм, который не смотрел лет двадцать - "Живой труп" с Баталовым. Какие там взлёты мысли! "Это не свобода, это воля!" А какие цыганские песни, тоскливые и рвущие душу... А одна фраза Феди Протасова буквально поразила своей исповедальностью и правдой: "Мы любим людей за то добро, которое причиням им, и не любим за причиняемое им зло..." Как это всё таки верно!..
...А ощущения окружающих к кому-либо? Мне приходилось наблюдать, как человек, делающий гадости ближнему своему, начинал его же жутко ненавидеть...
|