Митрополит Вильнюсский и Литовский,
Патриарший экзарх Прибалтики
Сергий (Воскресенский)
Патриарший экзарх Прибалтики
Сергий (Воскресенский)
Русский, родился 9 ноября 1897 года в Москве, в семье протоиерея Николая Воскресенского, и при крещении получил имя Димитрий. С ранних лет прислуживал в храме, читал. Получив среднее образование, поступил в Московскую Духовную Академию. В 1920 году, когда он учился на втором курсе, Академию закрыли большевики. Поступил на историко-философский факультет Московского Университета, но был отчислен как ‘‘сын служителя культа’‘. Тогда Дмитрий становится иподиаконом последнего ректора МДА, епископа Феодора (Поздеевского), к тому времени возглавлявшего Московский Св.Данилов монастырь, – человека высокой духовности и образованности. В 1925 году под влиянием владыки Феодора Дмитрий принимает монашество с именем Сергий (в честь преподобного Сергия Радонежского). Его посвящают во иеродиакона, затем в иеромонаха.(2) В одно время он был арестован, находился в тюрьме и был приговорён к ссылке.
В это трудное для Церкви время заместитель Патриаршего Местоблюстителя и фактический глава Русской Церкви митрополит Сергий (Страгородский) ищет себе надёжных помощников, на кого он может опереться. Главной задачей митрополита Сергия (Страгородского) было установить легальное существование Православной Церкви в безбожном государстве и хоть как-то нормализовать отношения между Церковью и государством. Митрополит Сергий приближает к себе иеромонаха Сергия, а в 1933 году рукополагает архимандрита Сергия (Воскресенского) во епископа Коломенского.
В следующем году, 27 апреля, на расширенном заседании Временного Патриаршего Синода было решено перевести митрополита Сергия (Страгородского) из г.Горького (Нижний Новгород) на Московскую кафедру с присвоением ему титула Блаженнейшего Митрополита Московского и Коломенского – по сути, ‘‘первого епископа страны’‘.(5) Этот, 1934, год явился годом обострения сталинской террористической политики. После арестов 1934 – 1935 годов епископат страшно поредел. В 1935 году уже митрополит Сергий был вынужден распустить Временный Патриарший Синод. После этого управление всеми епархиями Русской Церкви он осуществлял с помощью своего викария, епископа Дмитровского Сергия (Воскресенского) и маленькой канцелярии в составе двух человек. В этот страшный, но ещё не последний год террора против Церкви викарий Сергий говорил монаху Леонтию: ‘‘Доживаем последние годы. Вопрос нескольких лет – и всё уничтожат по выработанному плану. Вам нет смысла устраиваться на церковном поприще... Лучше перейти на другое положение, подальше от взоров большевиков’‘.
В 1937 году погибла в результате репрессий большая часть архиереев. К 1940 году в СССР на своих кафедрах оставались только 4 правящих епископа(7), и действовало около 500 церквей. Господь судил им быть как бы приговорёнными к смерти, но ещё живыми. Владыка Сергий (Воскресенский) сравнивал их положение с положением кур в садке повара. Приходит день, и из садка выхватывается следующая жертва.
В Риге архиепископ ознакомился с положением Церкви в Прибалтике. Со дня создания Рижской епархии (1850г.) и до 1936 года Латвийская Православная Церковь находилась в подчинении Русской Церкви, имея в то же время автономию, дарованную Ей решением РПЦ № 1026 от 19.07.1921г. В 1936 году под давлением Латвийского Правительства ЛПЦ перешла в подчинение Константинопольского Патриархата (Томос от 4.02.1936) без согласия РПЦ, что являлось каноническим нарушением.Настало время решить задачу воссоединения отошедших от Русской Церкви Эстонской (в 1923г.) и Латвийской (в 1936г.) Церквей, которые перешли в Константинопольский Патриархат. Указом митрополита Сергия (Страгородского) от 24 февраля 1941 года(10), после смерти главы Литовской Православной Церкви митрополита Елевферия († 1 января 1941 года), владыка Сергий (Воскресенский) назначается митрополитом Вильнюсским и Литовским, одновременно создаётся экзархат, включающий Латвию и Эстонию, а владыка Сергий назначается экзархом этой области.
Митрополит Августин (Петерсон) становится епископом Рижским, а митрополит Александр (Паулус) – епископом Таллинским, подчинёнными владыке экзарху. Так была решена задача воссоединения Церквей Прибалтики с Русской Православной Церковью!
За митрополитом Сергием органами НКВД была установлена непрерывная слежка.
В период оккупации Латвии большевиками с 17 июня 1940 года по июнь 1941 года органами НКВД было арестовано или под их давлением отстранено от служения около 20 священников, одновременно ими велось активное наблюдение за Церковью.(12) При приближении гитлеровских войск митрополиту Сергию приказано было эвакуироваться; большевики искали его, но не могли найти: он скрылся в крипте рижского Христорождественского Собора. Как мы предполагаем, он так поступил для того, чтобы обеспечить будущее Русской Церкви по эту сторону фронта. Было ли на это благословение Патриаршего Местоблюстителя Сергия (Страгородского)? Неизвестно. Но как видно из его последующей деятельности, поступил он так в интересах Церкви.
С приходом немцев, вдруг, митрополит Августин (Петерсон) 20 июля 1941 года объявил прежний Синод (состава до 1940 года) Латвийской Православной Церкви действующим и направил просьбу к оккупационным властям выслать из Латвии экзарха Сергия и разрешить восстановить подчинение ЛПЦ Константинопольской Патриархии. Это действие было направлено на раскол Церкви.
Германские оккупационные власти выжидали. На сторону митрополита Сергия (Воскресенского) перешли викарные епископы Александр (Витолс) и Иаков (Карп) и почти все приходы. А митрополит Августин вместе со священником Иоанном Эзерлицисом и другими, объединив вокруг себя пять приходов в Видземе (Косе, Нитауре, Заубе, Дзербене, Эжи), ушёл в раскол, отказываясь подчиниться главе экзархата и возносить в молитвах имя ‘‘ставленника коммунистов’‘.
Митрополит Сергий несколько раз обращался к раскольникам с требованием подчиниться, но конверты с обращениями возвращались обратно нераспечатанными. Раскол был урегулирован в 1942 году после того, как священник эзерлицис умер в начале 1942 года и митрополит Сергий 15.06.1942г. запретил в священнослужении митрополита Августина.
Обстоятельства военного времени поставили перед Церковью в Прибалтике новые задачи. Уже в первые месяцы войны, в Риге и её окрестностях стали скапливаться военнопленные, в том числе раненые, которые размещались в лагерях и больницах. По инициативе митрополита Сергия и протоиерея Кирилла Зайца, обратившихся к немецкому командованию, православным священникам было разрешено совершать богослужения в лагерях и военных госпиталях. И они совершались: как в помещениях, так и под открытым небом ввиду многочисленности молящихся в нескольких лагерях и госпиталях Риги и за её пределами. Исповедовались и причащались тысячи человек одновременно. Измученные, истомлённые, потерявшие веру и надежду, русские люди опять обретали её в Православной Церкви. Здесь, в плену у фашистов, воистину не было у них ни на кого надежды, а только на Господа Бога. Здесь начиналось возрождение веры, возрождение человека, у которого была отнята вера. Так образовалась Внутренняя Миссия по окормлению военных и беженцев.
Обратимся вновь к воспоминаниям священника-миссионера о.Георгия Бенигсена:
‘‘Нам с огромными трудностями удалось организовать богослужения в лагерях военнопленных в Риге. это были самые страшные литургии в моей жизни. Посередине лагеря, под открытым небом, совершается таинство Евхаристии. Кругом тысячи мужчин, несчастных, измученных, бесконечно усталых, голодных. Лиц не различаешь: вся толпа смотрит на тебя одними огромными глазами, полными бездонной скорби, такими глазами, как пишут на изображениях Христа в терновом венце. И из этих глаз неудержимым потоком льются слёзы, текут по неумытым, заскорузлым щекам. Пятидесятилетние мужи и шестнадцатилетние юноши стоят, тесно прижавшись друг к другу, и плачут, не стесняясь никого, плачут, чувствуя сердцем, что здесь Тот, перед Кем можно излить все унижения, всю скорбь, всю боль о себе, о Родине, о близких.
Кончается литургия. Подходят целовать крест, целуют руку священника, целуют его ризы, стараются, несмотря на строжайшее запрещение, шепнуть несколько слов, передать записку с адресом, с просьбой разыскать близких. А немцы начинают зверствовать в открытую. Страшные расстрелы евреев. Аресты ‘‘инакомыслящих’‘. И колоссальных масштабов систематическое, продуманное уничтожение русской живой силы – военнопленных.’‘ (конец цитаты о.Г.Б.).
Вдруг, спустя всего лишь 5 месяцев с начала войны, деятельность миссионеров среди военнопленных была запрещена германским командованием.(16) Возможно, немцы были напуганы масштабами обращения советских людей в Православную веру. Церковь была им нужна только как помощница в их политике порабощения (как они лгали – ‘‘освобождения’‘) России. Когда же они увидели реальную силу Церкви, объединяющей тысячи военнопленных в вере, они испугались и запретили посещения священниками военнопленных. Возможно, и потому, что не хотели открыть Церкви своей цели – уничтожения военнопленных. В дальнейшем Внутренняя Миссия в Прибалтике окормляла только беженцев. К началу войны относится организация ‘‘Внешней Миссии’‘, как она называлась, ‘‘в освобождённых областях России’‘. Политика Германии поначалу заключалась в том, чтобы разрешить открывать церкви на захваченной территории и тем заслужить благодарность и помощь со стороны русских людей, чтобы с тем большим успехом уничтожить, поработить Россию. Поэтому оккупационные власти предложили митрополиту Сергию организовать церковное управление на огромной, захваченной немцами территории, куда входили Псковская, Новгородская, Ленинградская и другие области России на восток. Что представляла собой эта территория? Несколько храмов и несколько уцелевших от большевистского террора священников. Например, из 431 церквей и 487 священников, бывших в 1917 году в Псковской и Петроградской губерниях, оставалось в июле 1941 года 5 церквей и 5 священников.
Митрополит Сергий направляет на служение в эти области 17 августа 1941 года ‘‘Псковскую Миссию’‘: миссионеров в количестве 8 священников и 7 диаконов (псаломщиков)(18). В декабре 1941 года для работы в Миссии были назначены: протоиерей Кирилл Зайц – начальник Псковской Миссии; священники Константин Шаховской, Георгий Бенигсен, Роман Берзиньш; служащие Константин Кравчёнок, Игорь Булгак; псаломщик Перминов, Ободнев. В составе Миссии в течение 3-х лет её деятельности были и другие священники: зам.начальника Миссии протоиерей Николай Шенрок, священник Фёдор Ягодкин, протоиерей Николай Колиберский (умер в 1941 году), священники: Алексей Цепурдеев, А.Дрибинцев, Н.Миронович, Н.Закревский, Виктор Першин, иеромонах Андрей (Тишко).
‘‘Наша жизнь и работа (Православной Церкви – авт.) при немецкой оккупации (свидетельство о.Георгия Бенигсена)были непрерывной борьбой с немцами за душу русского человека, за наше право служить этой душе, служить нашему родному народу, из-под ига подпавшему под иго другое. Сегодня нашу борьбу хотят изобразить как сотрудничество с фашистами. Бог судья тем, кто хочет запятнать наше святое и светлое дело, за которое одни из наших работников, в том числе священники и епископы, погибали от пуль большевистских агентов, других арестовывало и убивало гитлеровское Гестапо.
Наконец исполнился предел наших чаяний: нам удалось отправить в оккупированные немцами русские области первую группу священников-миссионеров. Собственно, эта победа была нашей только в очень незначительной степени. Её одержали сотни тысяч русских людей, истосковавшихся по Богу, по Церкви, по благовестию, тех, к кому мы отправляли наших священнослужителей. Эти люди вдребезги разбили надежды немцев на успех советской антирелигиозной пропаганды и воспитания. Они требовали церкви, священников, богослужения. Немцам, нехотя, пришлось уступить. С этой миссионерской группой отправился и я...
Пожилые люди и старики встречают нас со слезами радости на глазах. На сотни километров вокруг все храмы закрыты, священники сосланы или убиты(21). В тех редчайших местах, где сохранились незакрытыми крошечные, главным образом кладбищенские церкви, посещение богослужений было сопряжено с постоянной опасностью лишиться работы, получить строгий выговор по службе с соответствующим предупреждением на будущее. Прихожане этих последних сохранившихся храмов совершали героические подвиги для их дальнейшего существования. Просматривая отчётность кладбищенской церкви в городе Т., последний настоятель которой был сослан в Сибирь за полгода до германской оккупации, я установил, что прихожане этого храма в 1940 году уплатили налог за священника в размере 245.000 рублей!(22) В тех советских условиях это была колоссальная сумма, и уплата её свидетельствует, как велика в сердце русского человека любовь, жертвенная любовь к Церкви. эту любовь и жертвенность мы с полной ясностью увидели в дальнейшей нашей работе. Молодёжь и дети поначалу смотрели на нас изумлёнными глазами. Большинство из них впервые в жизни видели фигуру священника, встречая её до тех пор только на карикатурах и шаржах антирелигиозных изданий.
А мы росли не по дням, а по часам. Мы шли в народ, несли ему слово Христовой любви и правды, слово утешения и надежды. Мы дружили с молодёжью, захватывали церковно-просветительской работой подростков и детей. Мы всей душой переживали великую трагедию нашего несчастного великого народа. Два десятилетия власть отнимала у него то (веру в Бога – авт.), чем строилась и двигалась государственная, нравственная и культурная жизнь его предков на протяжении тысячелетий.
Немцы уступили нам часть храмов. И вот совершилось буквальное чудо. Почти во мгновение ока эти храмы были очищены, восстановлены и устроены для богослужений. Из рук этих полунищих людей к нам потекли пожертвования, предложения помощи, материалы для ремонта, богослужебные предметы, утварь, облачения, книги и ноты, хранившиеся долгие годы закопанными в земле, замурованными в стенах. Создались превосходные хоры певчих, уцелевшие колокола были водружены на колокольни, выбитые стёкла вновь вставлены, вместо сорванных безбожными руками образов написаны новые. И ... полился мягкий, чарующий русский колокольный благовест, затеплились сотни свечей и лампад перед старыми и новыми образами, раскрылись ещё недавно заколоченные двери, и потёк народ сотнями, тысячами, десятками тысяч, переполняя свои воскресшие храмы до отказа. Раздались возгласы священников, ответили на них стройными аккордами трогательных православных молитвенных напевов хоры, заполняя согласными звуками древние своды храмов. Дрогнули старые своды, дрогнули сердца человеческие, и полились из глаз потоки чистых слёз молитвенной скорби и умиления. Старики, старухи, мужчины, юноши, девушки, подростки, дети – все утратили ложный стыд друг перед другом, сердца раскрылись, и в эти истерзанные скорбью сердца полился целебный елей молитвенной благодати.
А скорбь была велика. Ибо не было ни одной семьи, не лишившейся кого-либо из своих родных, если не в первые годы большевизма, то в ‘‘славные’‘ времена великой ежовской чистки (1938-1939гг.). Война унесла детей в ряды Красной армии... Немцы мало в чём отставали от своих предшественников, хватая людей без разбора, по первому подозрению, лишая их свободы и жизни, отсылая на рабский труд в Германию. Несчастный страдалец народ русский!
Мы делали всё, что могли. Открыли сотни приходов, окрестили десятки тысяч некрещёных детей, подростков и взрослых. Открывали церковные приюты, детские сады и приходские школы. Вели огромных размеров катехизацию. Несли проповедь Евангелия в каждый доступный нам уголок. Посильно несли труд социальной помощи. Вели подпольную работу с детьми и молодёжью, организуя церковные союзы, содружества, сестричества и братства.
Мы уже давно видели надвигавшийся крах Германии, но это нас не касалось. Мы отовсюду уходили последними, делая до конца своё дело с неослабевающим упорством, зная, что наше дело – дело Христовой победы.
Уходя, немцы увеличивали масштабы своих безумных зверств. Горели деревни, горели города, и несчастное население, которому и так нечего было выбирать, принудительно гналось перед отступающими в панике немецкими войсками...’‘ (конец цитаты о.Г.Б.).
Поразительные результаты были достигнуты миссионерами. Уже через год восстановлены и действуют 221 церковь на огромной территории Псковской, Новгородской и Ленинградской областей, и уже 84 священника преподают Закон Божий в окрестных школах и непрерывно служат, крестят, венчают.(24) Было такое ощущение, как-будто остановилась война: не обращая внимания на голод, холод и страх военного времени, народ русский в короткое время почти наполовину восстановил то Церковное наследство, которое было разрушено, отнято большевиками за 23 года богоборческой власти!
В этой истории мы видим поразительное действие Промысла Божия! В самом деле, приглядись, читатель! Русская Церковь к 1941 году уже почти была уничтожена большевиками: оставался митрополит Сергий (Страгородский) с тремя правящими епископами (один из которых – Сергий (Воскресенский)) и всего лишь около 500 последних церквей с несколькими сотнями священников на всей необъятной территории безбожного СССР. Казалось, оставался только ещё один последний удар нанести по Церкви для Её видимой гибели. Здесь Промысл Божий творит чудо. Церковь начинает возрождение. Для первого импульса к возрождению Русской Церкви Господь избирает исконную ветвь Русской Церкви – маленькую Латвийскую Православную Церковь, которая усилиями выдающегося иерарха, архиепископа Рижского и всея Латвии Иоанна (Поммера) – сподвижника святого Патриарха Тихона, была качественно и количественно укреплена с 1921 по 1934 годы.(25) Господь готовил Её к великой миссии. ‘‘Имеющий уши да слышит’‘.
Вот что пишет 7 октября 1942 года сам экзарх Прибалтики и ‘‘освобождённых’‘ областей России митрополит Сергий (Воскресенский): ‘‘В нашу область (помимо Литовской, Латвийской и эстонской епархии) входит обширная русская территория, прилегающая к названным странам и ограниченная с востока линией фронта, который идёт от окрестностей Ленинграда и берегов Ладоги к Ильменю и дальше на юго-восток. На этой территории проживает несколько миллионов православных русских людей, среди которых уцелело всего лишь около ста священников, но нет ни одного епископа (погибли в лагерях – авт.). Таковы плоды большевистского владычества! Мы сочли долгом своим на время принять эту территорию под своё архипастырское покровительство, чтобы немедленно приступить на ней к восстановлению церковной жизни и для этой цели отправили туда миссионеров из экзархата (в основном, из Латвии – авт.), духовенство которого большевики за краткое время владычества своего в прибалтийских странах не успели уничтожить’‘.
И вот, митрополит Сергий далее пишет, что ‘‘Германские власти отнюдь не посягают на нарушение канонического порядка, обеспечивают полную возможность развития Церкви и даже облегчают Её служение.’‘ и далее: ‘‘германские власти возвращают нам церкви, отобранные у нас большевиками... в этих церквах были склады, клубы, театры – теперь они вновь освящены и в них раздаётся слово Божие... а народ, религиозность которого никакой большевизм не был в силах истребить, валом валит в церкви, исповедуется и причащается, тысячами крестит детей... и вновь утешается возможностью свободно молиться в свободной церкви... нам не препятствуют ни в обучении школьников Закону Божию, ни в учреждении духовного училища, ни в издании церковной газеты и книг’‘.
Потрясающая картина истинного состояния души русского народа, несмотря на истребление Церкви большевиками: народ с верой, с Богом. эта картина, доложенная московскому диктатору, произвела на него впечатление разорвавшейся бомбы. ‘‘Народ, оказавшийся на оккупированных немцами территориях, совершает церковное возрождение, и Германия это использует в своих политических целях. это опасно! Теперь немцы могут выиграть войну, потому что они правильно поняли настроение народа – его религиозность’‘. (28) И вот тут-то, на этом именно рубеже, и произошёл коренной перелом в политике Сталина по отношению к Церкви. Нет, ‘‘великий вождь’‘ не стал крокодиловыми слезами плакать о состоянии Церкви, нет, не проснулись в нём семинаристские мистические чувства, а просто он испугался, что терпит поражение, т.к. народ может оказаться не на его стороне. Митрополит Сергий (Воскресенский) говорил иронически о перемене политики Сталиным по отношению к Церкви: ‘‘Сталин никогда не был Савлом и никогда не станет Павлом’‘.
Перелом в отношении советского правительства к Церкви произошёл именно на рубеже 1942 – 1943 годов. это подтверждается отношением к Церкви советских партизан, действовавших на оккупированных немцами территориях и в начале войны враждебно относившихся к Церкви. Миссионер Псковской Миссии священник Владимир Толстоухов в феврале 1943 года сообщает, что ‘‘начальник партизан побуждал крестьян к усердному посещению церкви, говоря, что в Советской России Церкви дана теперь полная свобода...’‘,(30) об этом же сообщал священник Иаков Начис.
Теперь, используя все возможности, как при перетягивании каната Германия и СССР старались использовать Церковь в своих политических интересах. Начиная с конца 1942 года Советское правительство изменило церковную политику, начали открываться закрытые в 30-е годы приходы, многие из оставшихся в живых священников были освобождены из лагерей, возобновились архиерейские хиротонии. В это время был закрыт ‘‘Союз воинствующих безбожников’‘ и многие антирелигиозные музеи.
В 1942 году Московской Патриархии было разрешено издать книгу ‘‘Правда о религии в России’‘. В ней Глава Русской Церкви митрополит Сергий (Страгородский) пишет: ‘‘Фашистский ‘‘крестовый поход’‘ уже разразился над нашей страною, уже заливает её кровью... Ясно, что мы, представители Русской Церкви, не можем допустить мысли о возможности принять из рук врага какие-либо льготы и выгоды’‘.(31) 22 сентября 1942 года митрополит Сергий (Страгородский) в ‘‘Определении по делу митрополита Сергия (Воскресенского)’‘ предупредил экзарха и других епископов Прибалтики о недопустимости сотрудничества с фашистами.
Но не переходил и не собирался переходить на сторону фашизма экзарх Прибалтики – он боролся за возрождение Церкви, но в то же время боролся против большевизма – страшной болезни русского народа! Церкви, открытые по благословению экзарха для спасения душ народа на оккупированной немцами территории (а их было более 200!), в послевоенное время большей частью так и остались действующими. Но восстановление уничтоженной было большевиками Церкви далось дорогой ценой – пришлось принести в жертву своё честное имя, своё архиерейское достоинство и даже саму жизнь!
Обольщён ли был экзарх Сергий германской политикой по отношению к Церкви? Возможно, он в самом деле верил в то, что писал: ‘‘победа (Германии) над большевиками может открыть перед Церковью новую эру свободного и мирного роста’‘.(33) Неужели владыка не видел варварских злодеяний фашистов: уничтожения евреев, лагерей смерти; может быть, он не знал об уничтожении немцами многих церквей в районе военных действий, о преступлениях фашистов против Христа – ведь в годы войны погибло более 25 миллионов сыновей и дочерей России. По-видимому, о многом владыка знал, но ещё страшнее стояло в его памяти то, что сделали с народом русским большевики: ‘‘духовно оскопили его’‘, убили душу его – веру, уничтожили церкви, монастыри и духовенство. Теперь мы знаем, что количество жертв большевизма огромно. Во всяком случае, имеем ли мы моральное право судить владыку экзарха, который всем подвигом своей жизни способствовал возрождению веры Христовой и её добродетелей в русском народе, о чём и говорит Сам Господь Иисус Христос, что это есть ‘‘единое на потребу’‘.
Советское правительство продолжило политику уступок Церкви. 4 сентября 1943 года состоялась встреча митрополита Сергия (Страгородского) со Сталиным, в ходе которой было решено о выборах патриарха, дальнейшем возвращении закрытых церквей, восстановлении Семинарий. 8 сентября на архиерейском соборе в Москве митрополит Сергий (Страгородский) был избран Патриархом и обратился с воззванием ко всем православным объединиться для победы над фашистской Германией. В ответ на это под давлением нацистов в Вене был собран съезд православных зарубежных епископов в составе, так называемого, ‘‘Карловацкого Синода, который оспаривал законность избрания патриарха Сергия. Германские власти потребовали осуждения выборов патриарха и у экзарха Прибалтики Сергия (Воскресенского)!
Владыка был принципиален и канонически точен, он отказался присоединиться к резолюции съезда епископов в Вене. По сути он всегда считал себя продолжателем дела объединителя Русской Церкви Патриарха Сергия. Неуступчивость митрополита Сергия не нравилась оккупационным властям, за ним непрерывно осуществляли слежку службы СД и гестапо.
Предчувствуя свою скорую кончину, 28 февраля 1943 года Владыка Экзарх совершает хиротонию латышского целибатного священника Иоанна (Гарклавса) во епископа(37), которого назначает епископом Рижским, в октябре 1943 года пишет завещание с назначением своих преемников, даёт распоряжения о своём погребении.
Угрозы смерти по отношению к Владыке экзарху начались с 1941 года. Но особенно предчувствия смерти не оставляли его в последний год. На Страстной неделе он видел сон, поразивший его: во сне он совершал службу в сослужении с рядом архиереев, уже умерших, и как-то странно: как тень, но невидимо присутствовал при этом и Патриарх Московский Сергий. Сон этот он пережил как предзнаменование своего близкого перехода в потустороннюю жизнь.
| <К началу |
