СНОВА ДОМА
10/XII-1955 г.
Дорогая Леля!
«Откуду начну плакати окаяннаго моего жития деяний...» (Покаянный канон прп.Андрея Критского). Совесть замучила... Наобещал Вам целый короб всего и даже телеграмму, и это, к великому прискорбию, не только Вам, и вот, обманул всех... Горе мне! Простите! Изо всех сил попытаюсь выполнить самый минимум своих обещаний и постараюсь описать все подробнее.
Итак, в Зилупе я прибыл благополучно, около пяти часов утра 23/ХI. Встретила меня непроглядная тьма. На вокзале горела тусклая лампа и сидели три мужика, ожидавшие приезжих, но они не приехали. У одного из них оказалась лошадь (колхозник), и он меня повез к Антиповым (в семью сестры Марии, которая была замужем за досточтимым протоиереем Владимиром Антиповым). Так как ни он, ни я не знали точного адреса, а к тому же еще и тьма с туманом, то мы ездили с ним более часу по окраинам Зилупе, стучались в ставни, будили и пугали сонных жителей и наконец с трудом нашли Антипо-вых, которые и не думали меня встречать, потому что ждали от меня предварительную телеграмму, которую я им обещал послать из Москвы, о чем писал, оказывается, еще из Печоры... Мое появление в доме Антиповых напомнило мне крыловскую басню «Волк на псарне»: «Бегут: иной с дубьем, иной с ружьем. "Огня! — кричат. — Огня!"»
Немедленно была вызвана из Лудзы Фрося (сестра), которая и явилась в 9 часов утра. Весь день прошел в разговорах, расспросах, рассказах, перемежавшихся порой то слезами радости, то слезами скорби... На следующее утро я, Маня и Фрося поехали в Лудзу, а оттуда в Михалово, к отцу. С отцом я встретился у кладбища, и мы разделили радость встречи на могиле мамы... Отец произвел на меня печальное впечатление. В моем воображении он был жизнерадостным, крепким, остроумным, самобытным русским священником, и вместо этого предо мной стоял сгорбленный отшельник, держащий в дрожащей руке кий, одетый в длинный залатанный тулуп, в засаленной ветхой скуфье... Его тихая, медленная речь мешалась со вздохами, слезами и молитвенными возгласами...
Хотя ему еще 80 лет, но выглядит он 100-летним старцем. Отслужили на могиле мамы панихиду (мама умерла в 1946 году) и пошли в его келью, находящуюся в домике, который он когда-то сам построил. Жилище ужасное. Холодно, мрачно, все покрыто паутиной, пылью; все носит на себе печать бывшей жизни, былого, но уже увядшего, пришедшего в древность, негодность... Это не помещение живого человека, а скорей всего — вестибюль могильного склепа... Старец живет совершенно одиноким. Аскетическая строгость к себе и упрямство — его стихия, его болезнь, с которой его разлучит только смерть. Никому из сестер или близких не разрешается навести порядок в келье или изменить режим. На все один ответ: «Преподобные жили не так, а я живу как барин!..» К немалому удивлению сестер, я все-таки навел у него минимальный порядок и не встретил особых возражений, хотя старец и просил меня, по возможности, класть каждую вещь на привычное для него место.
Распорядился я также о том, чтобы женщина убирала у него в комнате, колола дрова и приготовляла чай. Обещал не препятствовать этому распоряжению. Однако от приготовления обедов наотрез отказался, так как питается только чаем, а обедает 2-3 раза в неделю у своих духовных чад — прихожан, соседей. Я пробыл у отца два дня. Вместе молились и много беседовали. Слух, зрение и память у него очень слабы. Был очень счастлив, что Господь судил повидать старшего сына и теперь он может спокойно умирать.
В Лудзе я пробыл одни сутки у сестры Фроси. Она живет с тремя детьми-девочками и псаломществует в Лудзенской церкви, а муж живет «на курорте». Ее жизнь трудная и горькая. Она же обслуживает и отца, еженедельно навещает его (Михалово от Лудзы в 18-ти километрах).
26/ХI, в 6 час. вечера, я наконец прибыл в Ригу. Встречала меня Ирина. Но, дорогая Леля, тут я предоставляю слово самой Ирине, чтобы не повторилась известная история с Добчинским и Бобчинским, а кроме того, у меня к тому же и «зуб со свистом», ибо вчера я клещами для гвоздей вырвал себе зуб, который меня очень долго беспокоил, и сейчас я беззубый.
Дети отнеслись ко мне по-разному, по-своему. Котя — суховато. Она не спешит проявлять свои чувства и, видимо, определила: «поживем — увидим...» Во всяком случае, я для нее больше жилец-квартирант, чем папа... Однако она начинает все более и более привыкать ко мне и делается смелее. Димик «вплотную» подошел к папе и сразу же установил контакт. Держит себя свободно, хотя еще не проявляет откровенности, но смело вступает в разговоры и не чуждается руководства и вмешательства в его дела.
Ларочка очень переживает новую для себя перемену. Она держит себя «тише воды и ниже травы». Молчалива и наблюдательна. В ее психологии происходит революция. Ведь она так прочно держалась за мамину юбку, но вот явился папа, отнял у нее маму, и она оказалась сироткой... Ведь это настоящая драма. Но уже начинает привыкать, так как, наверно, смиряется в своих мыслях с создавшимся положением. Вчера мне заявил Димик, что он был уверен, что папа, как и все папы, будет злой и сердитый, что он будет наказывать и лупить за каждый неверный шаг, за каждую мелочь, но вышло совсем наоборот. Когда я спросил у Ларочки, как она думала о папе, то она в присутствии всех, и даже посторонних, заявила, несколько покраснев, волнуясь: «Я тоже думала, что ты будешь злой и сердитый, а ты совсем не злой и не сердитый...»
В общем, мы уже «обнюхались» и начинаем постепенно привыкать друг к другу. Есть хорошие предпосылки, что мы очень скоро превратимся в крепких друзей, что «пришелец и квартирант» станет настоящим папой. Во всяком случае, я чрезвычайно доволен детьми и думаю, что из них выйдет толк, хотя для этого и придется потрудиться. А пока я с ними очень осторожен и применяю к ним отцовство в детских терапевтических дозах, всячески опасаясь передозировки.
Квартиру я нашел в страшном беспорядке, и это вполне естественно, ибо силами Ирины там немыслимо было что-либо сделать. С первых же шагов своей домашней деятельности я привел в порядок иконы и сделал себе божницу. Затем принялся за библиотеку: выделил все ненужное и иностранное, упорядочил и скомплектовал три большие полки с книгами, а часть предназначил для сожжения. Затем принялся за электротехнические работы: наладил нормальное освещение, исправил лампы и люстры, заставил работать звонок, который уже бездействовал около двух лет.
Каждый день хожу по комнатам то с молотком, то с пилой, то с другими инструментами, а работы, кажется, не уменьшается, и всё мы с Ириной что-то передвигаем, что-то переставляем, что-то освобождаем и нагромождаем и т. д. и т. д. Каждый день идут посетители, визитеры и... паломники со чады и домочадцы (последнее относится главным образом к родственникам). Приходится и самому делать необходимые визиты, хотя я их ограничил до минимума.
Первый визит мною был сделан Преосвященному (Речь идет об архиепископе Филарете (Лебедеве), который был преемником митрополита Вениамина (Федченкова) и находился на кафедре Рижской епархии с 1951 по 1958 год.). Принял весьма ласково. Беседовали около двух часов. Говорил главным образом он сам — делился воспоминаниями... Хотя я и не заикнулся о предстоящей моей деятельности, но он сам сказал, что устроит меня, и намекнул, что устроит в Риге, в скором времени, а пока предложил отдыхать, и до тех пор пока не устроит Ирина будет получать свое жалованье из собора. Затем был с визитом у игуменьи. Приняла и беседовала со мной также очень ласково. Встретился почти со всеми собратьями, пришедшими в собор для встречи гостей из Дании. Посетил еще трех глубоких стариков — наших друзей и доброжелателей — и на этом пока ограничиваюсь.
Поступила слезная просьба моих двух старших сестер приехать к ним в Кулдыгу. Придется съездить после 19/ХП. Получено также письмо из Эстонии от жены моего друга, о.Константина Шаховского, которая просит быть дома 17/ХП, так как она едет с визитом. Этот пример привожу наравне для того, чтобы показать, как трудно и даже невозможно утаиться от людей, которые всё знают.
С паспортной пропиской вышло все очень хорошо, без всяких волнений и затруднений. 16/ХII пойду на военную комиссию в связи со взятием на учет, а после определения Преосвященного придется встать еще на один учет и сделать соответствующий визит...
Новизна обстановки, нагромождение событий, калейдоскопическая смена впечатлений и проч. и проч. — все это меня сильно измучило. По мнению Ирины, я даже похудел. Правда, этому содействовал и грипп, которым я уже успел переболеть, но переносил его на ногах.
Так как я чувствую себя очень усталым, а впереди еще очень много забот и хлопот, то предполагавшийся мною в конце декабря визит в Москву приходится отложить на более благоприятное время, а вместо этого Вам, Леля, придется навестить нас, посмотреть на устройство нашей жизни на новых началах и порадоваться с нами. Для этого Вам нужно будет применить «дипломатическую» болезнь и приехать к нам на несколько дней. Для всех нас это будет самым приятным и радостным событием. Ведь Вашей заведующей Вы можете сказать, что должны съездить в Ригу, например, на консультацию к какому-либо врачу-специалисту или подобное сему. Мы с Ириной предполагаем, что устроить такой выезд — не такая уж сложная проблема. Очень просим Вас обдумать это и порадовать нас. Мне кажется, что для Вашего здоровья эта поездка была бы даже полезной. Было бы очень хорошо, если бы Вы приехали вместе с Таней.
Об Александре Андреевиче и Маргарите Евгеньевне мы не смеем заикнуться, ибо сейчас это для них в тягость, а осуществим это летом, где-либо на берегу моря, если, по милости Божией, доживем до этого счастливого момента. Очень хотелось бы знать о здоровье о.А. и М.Е. Их чарующая обаятельность греет и ласкает мою душу. В своих разговорах с Ириной мы постоянно витаем в среде Вашего очаровательного семейства, ощущаем на себе взоры чистых и голубых, как небо, очей милой Маргариты Евгеньевны и ласкающую теплоту любящего сердца дорогого отца Александра. Господи, помилуй и сохрани сию Твою малую Церковь от всякого злого обстояния.
Прошу принять от меня искреннюю сердечную благодарность за проведенные у вас приятнейшие дни в моей жизни, которые останутся в моей душе неизгладимыми, а также за все ваши заботы обо мне.
Прошу передать сердечный привет любезной Варваре Федоровне и Тане.
Да хранит нас Господь от всех бед и напастей по молитвам Богородицы и всех святых!
С любовью, преданный Вам Николай
------------------------------
Наша семья с нетерпением ждала от Трубецких писем, в которых они поочередно рассказывали нам о том, как постепенно устраивалась их дальнейшая жизнь.
10/ХII-1955 г.
Милая Леля!
Наконец-то я присела, чтобы ответить и написать Вам. Вы уж не сердитесь на меня за то, что так давно не писала.
Такое большое и долгожданное событие, как приезд и перед тем ожидание Н.Н., конечно, перевернуло у нас все. Теперь начинается новая жизнь, и мы всей семьей принялись за устройство наших комнат.
Я с детьми хотя и сделали перестановку к приезду Николая Никаноровича, но теперь всё еще улучшаем, а главное, он разделался с лишними и ненужными папиными иностранными книгами и выставил их в ящике в коридор. В общем, дел много. Когда приедете, Леля, к нам, то и не узнаете нашей квартиры.
Теперь напишу Вам, как приехал Николай Никанорович домой.
В день выезда его сестра дала телеграмму, которую мы получили в 2 часа дня, а поезд прибывает в 6 час. 26 мин. вечера. Я ожидала телеграмму дня на два позже. Ну вот и представьте, какое волнение поднялось! Дима ушел в школу, но к приезду папы уже был дома; Ларочка еще обедала, когда пришла телеграмма. Ручки у нее задрожали, поперхнулась едой и больше, от волнения, не могла ни есть, ни пить. Я оставляла ее дома и уговаривала не ходить в школу, но она решила лучше прийти, когда папа уже будет дома, однако вернулась из школы еще до нашего прихода.
Котя пришла, и я ее погнала за покупками и цветами и сама тоже побежала. Квартира была уже прибрана. И вот, когда мы всё приготовили, то я побежала на вокзал, а дети, Ксения Антониновна и Марта остались ожидать.
Прибежала я прямо к приходу поезда, и встретились мы. Наняли носильщика с тележкой, взяли еще чемодан из багажного отделения, который прибыл из Печоры, и пошли домой.
Поздоровался и познакомился папа со своими большими детками.
Все дети ему показались иначе, чем на фотографиях. Например, Котю представлял выше ростом, Ларочку — полнее и Димика иначе.
Затем Николай Никанорович отслужил благодарственный молебен, и мы сели к столу и очень долго сидели и слушали его рассказ о жизни вдали от нас.
Владыка Филарет принял Николая Никаноровича ласково и велел отдыхать, пока он надумает для него что-нибудь. Обещал непременно в городе. Пока мы не представляем, что будет предложено, но там видно будет. Вместо того чтобы отдыхать, Н.Н. все время работает и совсем не посидит спокойно.
Уже много что починил в квартире, и сегодня даже давно заржавевшие и не работавшие краны в ванной комнате заработали. Приходят понемножку знакомые повидать приехавшего.
Приехал недавно отец Сергий Виноградов и будет служить в пустыньке около Елгавы.
Братья Н.Н. пока еще не приезжали и ожидают решения своей судьбы (Речь идет о протоиерее Иоанне и диаконе Павле Трубецких, находившихся в ссылке.).
Владимир Андреевич тоже что-то застрял и, несмотря на свое слабое здоровье, все еще задерживается.
А мы-то как счастливы — дождались!
Как там у Вас, Леля, теперь? Здоровы ли вы все? Слушаем по радио о сильных морозах в Москве, и, кажется, они и к нам уже подбираются.
Будем ждать опять от Вас весточку и сами будем писать о наших дальнейших событиях.
Кланяюсь дорогим Александру Андреевичу, Маргарите Евгеньевне и Тане.
Крепко целую.
Очень любящая Вас Ирина
P.S. Милая Леля! Прикладываю одно устарелое Ларочкино письмецо, которое по моей вине не было вовремя отправлено. Ларочка очень исправилась, писать стала лучше, прилежно учится и послушная.
------------------------------
28/ХII-1955 г.
Наши милые, дорогие!
Мысленно кланяюсь в землю вам и благодарствую за столь добрые поздравительные пожелания по случаю нашего семейного юбилея и дня моего Ангела. Сердечное спасибо и за денежный подарок, хотя и очень стыдно принимать ваши постоянные дары, которые так обнажают пред совестью нашу плотскую немощь и нравственное недостоинство, но с Христовой благодарностью приемлем сие, да не огорчим премногую вашу любовь к нам, недостойным, и да приведут нас сия щедроты к нравственному исправлению! Спасибо, спасибо!
Милая Леля, Ваши оба письма нами получены — спасибо, и в свою очередь 11/XII посланы Вам три письма в одном конверте: мое, Ирины и Ларочкино. Ждем от Вас согласия на нашу просьбу приехать к нам, хотя бы на несколько дней.
Сердечное спасибо Вам, дорогой о.Александр Андреевич, за Вашу отеческую заботу обо мне и рекомендации пред Преосвященными Михаилом и Сергием, но я думаю, что пока мне нужно воздержаться от деловых сношений с ними. Дело в том, что Преосвященный Филарет меня почти обнадежил на предоставление чего-то в Риге, что он, наверно, и не замедлит сделать после своего выхода из больницы (10/XII он лег на 2-3 недели в больницу сбавить увеличившийся в организме процент сахара). Об этом как будто свидетельствует следующий факт: в день святителя Николая я был в соборе. Стоял службу на клиросе, так как не имею еще распоряжения о совершении богослужения или сослужении, вследствие, очевидно, «карантина», и, по окончании литургии и молебна, ключарь собора с солеи публично приветствовал меня с днем Ангела от имени болящего владыки, с поднесением от него праздничной просфоры и конверта со сторублевым билетом от имени церковного совета Кафедрального собора, что сделано, конечно, также по его указанию. Все это было для меня очень неожиданно. Некоторые собратья открыто высказывают мне свои мнения, что Преосвященный предоставит мне место именно в Риге, во всяком случае временно вблизи Риги, а затем последует непременный перевод и в Ригу. Это его обычная практика. Исходя из подобных соображений, мне и не хочется пока ничего предпринимать, а следует немного повременить, а там видно будет.
В доме у нас всё, слава Богу, хорошо и ладно. Ежедневно посещает кто-либо из старых наших друзей, однако сам я никуда не хожу, сижу дома и постепенно привожу в порядок всю домашнюю рухлядь и мелочь.
Завтра в 7 час. 20 мин. утра еду в Кулдыгу на свидание с сестрами. По приезде домой буду вставлять фарфоровый зуб, который уже изготовляет для меня зубной техник.
Дети очень хорошо привыкают ко мне. В день моего Ангела, в качестве подарка, принесли пятерки: Котя — одну, по химии (это вообще ее первая пятерка по химии — какое достижение!), Димик — две, а Ларочка — три пятерки. В общем, всё пока, по милости Божией, идет очень хорошо.
Леля, не ленитесь, пожалуйста, каждый раз что-либо написать и о себе, и о милой «Муле», и вообще о Вашем доме, ибо он мне стал таким же близким и родным, как и собственный дом. С какой радостью я пишу это слово: «собственный»!
Дети шлют вам свои приветы. Крепко целуем вас, да хранит нас всех Господь по молитвам Богородицы, святителя Николая и всех святых!
Ваш Николай
|
