1/I-1955 г.

Моя милая, родная Иринушка!

Сейчас новогодняя ночь. Ровно 12 часов. Кремлевские куранты по радио отбивают 12. Сердечно поздравляю тебя и детей с Новым годом и крепко, крепко целую!

 

Мысленно обращаюсь к Богу с молитвою даровать нам здоровье, благоденствие и радость семейного счастья во взаимной любви. Да благословит Господь наступившее новое лето Своею милостью к нам и щедротами!

 

Вчера, т.е. 31/ХII, отправил тебе заказное письмо с нашими фотографиями и мысленно вме­сте с нашими новыми друзьями в 10 часов вечера встречал тебя в Москве. Сегодня целый день ждал от тебя телеграмму из Москвы, но так и не дождал­ся. В 5 часов вечера ходил на почту и сам послал на имя друзей новогоднюю поздравительную теле­грамму, которая придет в Москву, наверно, только завтра к вечеру, так как у телеграфного окошка была большая очередь и, говорят, так было целый день. Конечно, и в Москве, наверно, очереди, вот почему и от тебя я не получил телеграмму. Буду ждать завтра.

 

Новый год встречаю в абсолютном одиночестве, даже мышка не появляется. Впрочем, я не один, а мы вдвоем... с будильником, который своим тиканьем твердит мне, что он живой и движется. Вообще же, это второй Новый год в моей жизни, когда я встречаюсь с ним один на один. Первый был в 1945-м, но разница между ними огромная...

 

Грусть и тоска по тебе меня не оставляют, но я начинаю любить эту грусть и уже не плачу, только иногда больно-больно защемит сердце. Перебираю мысленно в памяти все дни, проведенные нами вместе, и этим живу. Утешаюсь тем, что рано или позд­но дождусь от тебя письма, в котором ты мне много-много обо всем напишешь.

 

Уже 10 минут второго. Пойду спать, так как сегодня очень рано проснулся и набегался за день. Крепко целую мою любимую Иринушку! Спокой­ной новогодней ночи!

Милая Иринушка!

Кончился первый день но­вого года — уже 12 часов ночи.

 

Отчитываюсь перед тобою за проведенный день. С утра ходил в больницу для проверки — всё ли там в порядке. Пробыл там около часу, на обратном пу­ти зашел к Агнаевым, поздравил с Новым годом. Все вместе пообедали. От выпитых за обедом двух рюмок водки очень захотелось спать, и я пошел до­мой. В 6 часов вечера пришел за мной Мурат от Аг-наевых звать меня на ужин. Пришлось пойти и про­сидеть до двух часов ночи. Целый день ждал от тебя телеграмму, но не дождался. Успокаиваю себя тем, что сегодня, кажется, почта не работает, а ес­ли и работает, то почтальон, наверно, гуляет. Если не получу завтра, то это вызовет во мне сильную тревогу за тебя. Буду посылать московским друзь­ям телеграммный запрос о тебе. Как ты доехала до Москвы, не заболела ли в дороге, не случилось ли что, встретили ли тебя и прочее? Все эти вопросы начинают превращаться в дамоклов меч.

 

Погода у нас после твоего отъезда стоит доволь­но хорошая: небольшой мороз, выпал снег. В ком­нате у меня тепло. Почти круглосуточно греет элек­трическая печка. Однако это тепло не способно согреть похолодевшую и опустевшую после разлу­ки с тобой душу. При мне осталась только ее часть, а все остальное — там, с тобою. Итак, хватит на се­годня, а то опять впаду в сентиментализм.

 

Спокойной ночи, милая моя Иринушка!

----------------------------------

2/I-55 г., 9 часов вечера

 

В 12 часов почтальон наконец принес твою телеграмму, посланную тобой 31/XII в 11 час. 15 мин. Значит, шла она ровно двое суток! Очень рад, что ты благополучно добралась до Москвы. Интересно, когда была получена моя телеграмма? Наверно, то­же только сегодня? Собирался сделать обед, ко мне пришли Галя с Марусей поздравить меня с Новым годом. Принесли угощение. Сидели почти до семи часов вечера. После их ухода я поставил себе чай. А завтра — опять в больницу, и все то же и то же, что было вчера, на прошлой неделе и т. д. Таким об­разом, едва начался новый год, а два дня уже кану­ли в вечность...

 

С твоим отъездом все меня забыли — я ни от ко­го не получил ни одного письма еще. Первой корреспонденцией была твоя телеграмма. Пиши мне, Пусинька, всё, всё до малейших подробностей. Ты меня ввела в курс твоих жизненных интересов, забот и прочего, и я так же этим стал жить. Хотя ты еще находишься в дороге, но мне кажется, что уже про­шла вечность после того, как мы расстались. Навер­но, ты явишься домой чуть живая, но и там тебе не дадут покоя, а тут еще и я!.. Бедная моя Иринушка, ты не представляешь, какой ты великий подвиг не­сешь на себе!.. О, как мне грустно и тяжко без тебя... Крепко тебя целую. Целую также и деток.

 

Да хранит вас милостивый Господь от всякого зла по молитвам Владычицы Богородицы, святите­ля Николая и всех святых!

 

Горячо любящий Николай

----------------------------------

5/1-1955 г.

Моя милая Иринушка!

Сегодня получил твое письмо из Москвы от 31/ХII-1954 г. Слава Богу, что две трети путеше­ствия ты завершила благополучно! Думаю, что се­годня вечером или завтра утром ты будешь в Риге. Там тебя уже, наверно, ждет мое письмо от 28/ХИ, а за ним, через пару дней, получишь второе от 1/I, а сейчас, как видишь, строчу уже третье.

 

Очень интересуюсь тем, как ты провела три дня в Москве, о чем говорили, что видела и т.д., а так­же о твоей остановке в Зилупе и, наконец, как тебя встречали дети?

 

Я все по-прежнему грустный и скучаю, хотя уже и не так, как в первые дни. Сегодня ездил за продуктами и «достал» одну пачку чая, две свежемороженых трески и буханку хлеба. Только что съел две тарелки супа «утешение», столько же осталось и на завтра, и еще целая треска в за­пасе. В общем, все имею, только не всегда есть аппетит.

 

Завтра канун Рождества. В 5 часов вечера поеду к отцу Димитрию, буду у него ночевать.

----------------------------------

7/I-55 г., 7 часов вечера

 

Сегодня праздник Рождества Христова. Поздравляю с праздником тебя и детей и крепко целую! Вчера целый день бегал по разным учреждениям по хозяйственным делам. Даже некогда было пе­рекусить. В 5 часов вечера поехал к отцу Димит­рию, где заночевал, т. е. поспал часа 3-4, осталь­ное же время провели в бдении, по всем правилам монастырского устава, при полном посте. Сегодня в 8 часов утра приехал, попил чаю и снова отпра­вился по разным делам. Освободился в 4 часа вече­ра. Подойдя к наружным дверям, ахнул! Дверь бы­ла полуоткрыта, замок валялся на земле... Однако, войдя в комнату, успокоился. Продукты не трону­ты, в комнате тоже все в порядке. От волнения, а также вследствие того, что более суток не ел, по­чувствовал сильный голод. Дома было очень хо­лодно. Истопил печь, поставил на плиту суп и по­шел в магазин. По случаю праздника разошелся: купил полтора кило колбасы, полтора кило селе­док, одну банку американских ананасов и громад­ный амбарный замок. Выпил полстакана ананасового сока, съел целую селедку, кусок колбасы, тарелку супа, выпил чаю. Больше не могу. Крепко целую мою Иринушку.

----------------------------------

8/I-55 г. Сейчас 7 часов 30 минут вечера.

Милая, дорогая Иринушка!

Сегодняшний день, как и предыдущий, провел в беготне по учрежде­ниям и хлопотам по больничному хозяйству.

 

Пришел в 5 часов вечера, голодный с девяти часов. Сейчас по радио поют песню «Рябинушка», которая почему-то наводит на меня чувство какой-то особенной грусти. Смотрю на твои фотографии, последний снимок и все время думаю о том, какая ты у меня особенная, хорошая и что-то еще, что нель­зя ни объяснить, ни выразить словами, а только чувствовать!.. О, если бы ты сейчас была бы около меня!.. Ты, безусловно, почувствовала бы весь мой восторг тобою — моей хорошей, уютной, ласковой Пусинькой!..

 

Но вот тебя нет, и сердце ноет, ноет!.. И даже сказать, поделиться об этом не с кем, и приходит­ся эту неизлитую грусть носить молча в сердце.

 

Как и что у тебя? Все ли нашла в благополучии и порядке? Сгораю от нетерпения получить от тебя все, все новости. Очень много разных вопросов к те­бе, но не хочу тебя обременять, уставшую с пути. Завтра утром хочу отправить тебе это письмо, а по­тому заканчиваю.

 

Крепко, крепко целую тебя, моя Иринушка, и наших деток. Всем, всем привет. Да сохранит и избавит нас Господь от всяких бед и несчастий по молитвам Богородицы, святителя Николая и всех святых.

 

Горячо любящий вас Николай

P.S. 9/I-1955 г. Сегодня — воскресенье.

Проснулся в 11 часов утра, вычистил шлак из печи, принес два ведра воды, сходил в магазин за хлебом и, придя, встретил почтальона, который мне вру­чил письмо от Коти. Поцелуй Котю за письмо. Поправился ли Димик? А как Ларочка? О ней Котя не написала ни слова.

Цыпи! Варил суп из громадной трески в двух кастрюлях на плите. Только что пообедал. Было очень вкусно. Супу хватит еще на 2-3 дня.

Уже 5 часов вечера. Придется, наверно, зай­ти к Агнаевым. Давно у них не был. А заодно опущу в почтовый ящик это мое письмо. Целую!

Твой Н.

----------------------------------

12/I-1955 г.

Моя милая Иринушка!

После твоего отъезда пишу тебе четвертый раз, а в новом году — третий. От тебя получил два пись­ма: первое из Москвы (5/I), а второе вчера. Одновременно получил и письмо от Лели, очень хорошее, ласковое, и сразу ей ответил, а сегодня отправил. Она очень просила прислать ей наш второй снимок. Ее просьбу удовлетворил. Осталось у меня еще три штуки, предназначенные для Ивана, Миши и Павлуши. На днях еще закажу полдюжины и, когда бу­дут готовы, вышлю тебе.

 

Как ты чувствуешь себя после путешествия, здорова ли и отдохнула ли хотя немного? Как вели себя дети и вообще что там и как было в твое отсутствие? Как и кто тебя встретил в Зилупе? Была ли Фрося и папа, и долго ли ты там пробыла?

 

В больнице в связи с появлением нового бюдже­та прибавилось много разных дел. Ежедневно бегаю по всем учреждениям и достаю всякий инвентарь и все то, без чего существовали как-то целый год. К тому же явилась из командировки начальница, которая пытается проявлять инициативу. Думаю, что она скоро успокоится и все будет так, как было. Яковлев притих и сидит спокойно. На меня хотят взвалить продовольственную кладовую.

 

На большом полотне сделал контур детей на са­нях (Б.Вельского). Принес 200-свечовую лампу. На этой неделе начну. Иван Гурьевич еще не при­ехал, наверно, будет числа 15-16. Погода опять по­теплела, и сейчас началась метель. Радио где-то за­мкнулось, и почти ничего не слышно.

 

Посылку с одеждой еще тебе не послал, но скоро это сделаю.

 

Сегодня был у Агнаевых первый раз после Ново­го года. Все у них по-прежнему. Эмма расспрашива­ла о тебе: что пишешь, как доехала и т.д. Самого С[озрыко] С[оетыковича] протянули в местной га­зете за нерадение о больнице, и, конечно, неспра­ведливо. Очень просил сочинить ему ответ, что я и сделал в виде фельетона. Я не записал себе имя-отчество протоиерея Толгского, сообщи, чтобы я при случае мог бы передать ему привет.

 

Уже половина десятого вечера. За день набе­гался, очень устал, клонит ко сну. Завтра придут в больницу печник и трубочист (печи вконец ис­портились и дымят), и мне нужно там быть к вось­ми часам утра.

 

Крепко целую, моя милая, милая Пусинька! Целуй наших деток.

 

Да хранит нас Господь от всякого зла по молит­вам Владычицы Богородицы, святителя Николая и всех святых!

 

Горячо любящий Николай.

----------------------------------

3/II-1955 г.

Моя милая, дорогая Пусинька!

30/I получил твое письмо № 5 от 22/I; 31/I получил № 6 от 24/I; сегодня получил письмо от Я[кова] Нач[иса], и только что сейчас (7 часов ве­чера) принесли твою телеграмму. Зачем ты так волнуешься и беспокоишься? Мое последнее к те­бе письмо было от 27/I, которое ты должна будешь получить не сегодня-завтра. Ты просто разволно­валась, моя Цыпинька, и, видимо, скучаешь по мне, — вот все объяснение сему, а кроме того, ты уже привыкла получать от меня каждую неделю по письму, но тут как раз вышел перерыв в 11 дней, а ты и заволновалась.

 

У меня, слава Богу, все благополучно, только прибавилось работы в связи с принятием мною продсклада с 31/XII. Теперь я ухожу из дома в 8 час. 45 мин. и прихожу в 6 часов вечера. В будущем, ког­да налажу все, свой рабочий день сокращу часа на два, а пока приходится поработать, так как прод-склад оказался в ужасающем состоянии: это не склад, а в полном смысле авгиевы конюшни. Одна­ко я не тужу, ибо надеюсь, что затраченные мною труды окупятся... и даже уже начинают окупаться, так как, во-первых, я уже не трачу на питание и из­бавился от стряпни, а во-вторых, будет возможность приработать лишних пару сот в месяц. Кроме того, я перешел на режим максимальной скромности во всем и экономии, в результате чего скопил 300 руб. для тебя, которые завтра же вместе с этим письмом и ответной телеграммой высылаю тебе. Посылаю деньги с большой радостью и чувством полного удовлетворения, ибо это первый раз за 10 лет я посылаю, а не мне высылают. Да поможет мне Господь делать это почаще и побольше. Мое желание — регулярно высылать тебе всю мою получку, а если удаст­ся что-то еще приработать, то и это пойдет тебе.

 

По вечерам, почти ежедневно 3-4 часа рисую. Несмотря на то что лет шесть, как я не держал в ру­ках кисть, картина пишется очень хорошо. Уже на две трети все готово. Если ты ее увидишь — уверен, что придешь прямо в восторг. У меня появилось же­лание подарить ее Леле. Ведь она столько нам сдела­ла и делает, что просто грех не порадовать ее, а та­кой жест будет очень благородным и одновременно выльется в благодарность за ее щедрость к нам.

 

Рублей 500 мне, конечно, дадут за нее, хотя бы Агнаевы, но этот заработок никуда не уйдет: ведь я смогу снова повторить эту картину для них, од­нако этот первый мой труд мне очень хотелось бы преподнести Леле как сюрприз. Обязательно сооб­щи мне свое мнение по этому поводу и посоветуй обстоятельно, а ей пока об этом ничего не пиши.

 

Живу я по-прежнему в грусти по тебе и в одиночестве и все это глушу работой и занятостью — так легче забываешься.

 

Все мои мечты и желания летят к тебе, в се­мью. Хотя бы весной уехать отсюда. Как ты там управляешься с детьми, с домом, хозяйством?

 

По метеорологическим сводкам в Риге все время температура выше нуля, а ты пишешь о морозах. Как у тебя с топливом? Надолго ли хватит? Как учатся дети и каково их поведение в школе и дома?

 

Крепко тебя целую, моя милая Цыпинька, и наших деток.

 

Всем, всем сердечный привет.

 

Да хранит нас Господь от бед и скорбей по молитвам Богородицы и всех святых!

 

Любящий Николай

----------------------------------

г.Печора, 20/III-1955 г. Неделя Крестопоклонная

Милая моя Иринушка!

Сегодня я получил твое письмо от 14/III, а несколько дней тому назад — предыдущее. Мое последнее письмо было от 12/III.

 

Теперь несколько слов по поводу твоих писем. Журнал со статьей-некрологом о Фатере мне обязательно пришли. От Лели я еще не получил ответа на свои два письма. Напомни ей об этом и скажи, что я буду очень рад, если она приедет к тебе с Таней, ибо это и тебе будет приятно, и она немного рассеется, что ей, видимо, необходимо. Я очень надеюсь на то, что Господь пошлет нам радость, и мы уже это лето будем проводить все вместе, а Коте нужно все постороннее бросить и нажать на учебу, чтобы ничто нам не портило бы настроения. Очень давно я не имею сведений об успехах и поведении Ларочки и Димика.

 

Очень радуюсь вместе с тобой по поводу удач­ного выполнения орлецов. Сообщи, как примет их владыка Филарет.

 

Мой «гость» все еще не получил работы, пребывает у меня и спит на полу, на моем бушлате. Он-то отчасти и является причиной того, что я выбит из колеи, ибо в присутствии постороннего лица я ничего не могу делать: ни письма толком написать, ни рисовать. Картина так и стоит еще незаконченной.

 

С бандитом-поваром волынка еще не закончи­лась. По своей тупости он подал в суд на начальни­цу за якобы незаконное его увольнение. Суд будет 25/III, и мне, наверно, придется быть свидетелем, изобличавшим его в воровстве.

 

Уже три дня, как у нас морозы сменились оттепелью — это первый раз за всю зиму. С посылкой пока повремени. Позже сообщу, что именно мне нужно будет как крайне необходимое. С нетерпением жду ответа на свое заявление, ибо по крайней мере буду знать, что предпринять в дальнейшем, какие строить планы.

 

Напиши мне подробно о твоих хозяйственных и денежных делах. У нас в магазинах ничего нет. Чай пью с дешевыми конфетами. Привезенное тобою сало еще сохранилось, но я, слава Богу, не голодаю, так как обедаю в больнице ежедневно. Пиши обо всех своих делах. Всех приветствуй.

 

Крепко целую тебя и детей. Да сохранит нас Господь от всех бед и скорбей по молитвам Владычицы Богородицы, святителя Николая и всех святых!

 

Горячо любящий Николай

----------------------------------

17/V-1955 г.

Моя милая Иринушка!

Вчера я получил твое письмо от 9/V с.г., а сам последний раз писал тебе 12/V. Только что закончил ответное письмо Леле на ее от 7/V, в котором она излагает грандиозный план моей поездки к тебе, а тво­ей ко мне, о чем я, кажется, упомянул тебе в своем прошлом письме. Я благодарил ее за ее отзывчи­вость и сообщил ей свой план, более скромный, ко­торый сообщаю и тебе для сведения и исполнения. Так как мне хочется, чтобы ты знала в точности, как я предполагаю, я просто прилагаю копию письма Леле, чтобы не повторяться. Было бы очень хорошо, если бы ты Лару и Димика определила бы уже в кон­це июня, а сама поехала бы с Котей в Москву, где ее оставила бы, а сама — ко мне. А на обратном пути могла бы забрать с собой и Лелю, и Котю. Август Леля могла бы пробыть у тебя.

 

Весь вопрос в квартире. Конечно, оставлять ее можно только при наличии надежного человека. Удастся ли тебе найти такого человека?

 

Конечно, самое лучшее было бы, если бы осталась Ксения Антониновна, но с ней должен быть и еще кто-то; Люция, мне кажется, не благонадежна, ибо полон дом будет ее друзей-ночлежников.

 

Сообщи мне, как и что ты предполагаешь на этот счет? Я уже давно готовлюсь к твоему приезду и накопил уже 400 рублей. Я думаю, что владыка Филарет не будет препятствовать тебе в этом, а если нужно, я ему напишу письмо или отцу Симеону, как главному там. В общем, из твоего письма я вижу, что ты с радостью ждешь нашей встречи, и я с боль­шой радостью уже жду этого желанного часа. Нуж­но думать, что и Леля материально поможет, и все будет ладно и хорошо.

 

Погода у нас стоит очень хорошая, теплая, прямо на редкость, а сегодня выдался даже жаркий день с температурой 23°, а с 12 часов дня — гроза. В магазинах ничего нет. Сахару, масла и мяса не видим уже 3 месяца, но это, кажется, и не только у нас...

 

Как учатся и ведут себя наши дети? Очень сожалею, что не имею времени ответить Димику на его письмо от 3/V, но как-нибудь соберусь и напи­шу. Что-то давно мне не пишут Лара и Котя.

 

Пиши обо всем подробно и чаще! Всем передай привет. Крепко, крепко целую тебя с детьми! Да хранит нас Господь от бед и скорбей по молитвам Владычицы, святителя Николая и всех святых!

 

Горячо любящий Николай

----------------------------------

21/V-1955 r.

Милая моя Цыпинька!

Только что получил твое письмо от 13/V. Твое предыдущее письмо от 5/V мною было получено 20/V. За этот промежуток времени получил только одно письмо от Павлуши — это первое, а два предшествующих, о которых он упоминает, до меня не дошли.

 

Итак, я очень рад, что ты начинаешь мозговать серьезно о своем путешествии ко мне, и это, в свою очередь, начинает и меня оживлять. Значит, план в основных чертах таков: Ларочка будет у Наты, Димик — у Мани, а Котю ты должна будешь взять с собой до Москвы и оставить у Лели, о чем нужно тебе с ней условиться. И мне кажется, без стесне­ний открыть этот план, и, я думаю, она полностью это одобрит и согласится. Время твоего путешест­вия определяю на конец июня или начало июля, когда у Коти окончатся экзамены.

 

Теперь весь вопрос о квартире. Твое предположение — закрыть ее на все запоры — очень опас­но. Постарайся придумать что-либо более надежное. Мало ли что может случиться в квартире (даже пожар...), и там никого нет?! Кроме того, ты будешь здесь нервничать и беспокойно вести себя, и это будет омрачать наше счастье.

 

С квартирой у меня пока все по-старому. Освободившуюся (в левом крыле дома) уже заняли (купили за 1500 руб.), а Ив.Гур., кстати, не отпуска­ют с работы, а если отпустят, то нашу квартиру он передаст соседу, а сосед (за стенкой) предоставит мне отдельную комнату, только придется сделать отдельную дверь, и у меня будет совершенно изолированная, с отдельным входом комната, кото­рая в настоящее время используется им в качестве чулана. Но все это вопрос будущего, и может быть, все это и вообще не понадобится...

 

Мой бывший жилец встречал меня два раза, со слезами на глазах просил прощения. Получил разрешение на выезд в Ухту, где будет пытаться устраиваться. Я благодушно его простил, но в деньгах отказал, не имея их сам. Мое житие по-прежнему серо и скучно. Обычно, с девяти утра и до пяти вечера я тружусь в больнице. С пяти до шести сплю, а далее, до часа-двух ночи, читаю 5-й том Соловьева «Исто­рия России» с большим интересом и увлечением.

 

Как идут занятия у Коти? Перейдет ли она в следующий класс или застрянет?

 

Крепко целую тебя и детей. Да хранит нас Господь от всех бед и скорбей по молитвам Богородицы, святителя Николая и всех святых!

 

Горячо любящий Николай