Духовничество отца Кирилла
Начав свое служение духовника в пустыньке, о.Кирилл возрождает прежний ее дух, дух простоты и бедности, уединения и созерцания, который был присущ валаамским скитам, но в меньшей мере самому Валаамскому монастырю, где уже в пору пребывания в нем послушника Космы было много пышности и слишком много всяких удобств, которые вызывали справедливые сетования у некоторых монахов.
Формально задачей о.Кирилла как духовника было отправление монастырских служб, исповедь сестер и их духовное окормление. Но на самом деле новые условия существования Церкви требовали от него самых неопределенных форм служения миру.
В эти годы наиболее полно проявилось призвание о.Кирилла как старца. На него была возложена большая ответственность - помогать всякому человеку, жаждущему личного духовного возрождения, стать личностью пред живым и личным Богом. Святые врата пустыньки и сердце старца Кирилла были открыты всем, кто искал путь к Богу. Старец в Церкви есть лицо особенное. Сам Бог избирает и призывает на служение старца, Он же Сам ниспосылает ему дары Святого Духа. Народ Духом Святым узнает, открывает этого Божиего избранника и, когда откроет его, радуется, потому что через него в мир приходит Божественная Любовь, как жизнь, к которой можно реально приобщиться хотя бы на время, которую можно созерцать как духовную красоту. Та малая
человеческая любовь, которой живет мир, требует восполнения Божественной Любовью. Старец живет Ею, Она в его сердце, открытом каждому человеку. Он с большим дерзновением свидетельствует миру об этой Любви, свидетельствует своей жизнью. Любовь не любит слов, не учит, не морализирует, предпочитает свидетельство. Поэтому многие старцы были свидетелями, но не учителями. Ради народа дается Господом харизма старчества. Самым главным в своем служении старца о. Кирилл считал борьбу за человека, за то, чтобы каждый человек стал богоподобной личностью. Личный Бог должен встретиться с лицом, а не с личиной. Его келия в пустыньке стали местом, где люди освобождались от рабства греху. В страну несвободы они возвращались свободными, окрыленными, преображенными. Он хотел, чтобы все приходящие к нему люди общались с Богом лично, не отдавая этот драгоценный дар - возможность личного общения, кому-то другому. Он стремился привести человека к Богу, чтобы Бог стал ему настолько близким, что он мог бы сказать Ему, как псалмопевец Давид: «Боже! Ты Бог мой» (Пс. 62, 2). Когда старец встречал попытки нарушить это святое правило жизни - личного общения человека с Богом и с ближними, с самим собой, он вразумлял человека. Он пресекал магическое отношение к себе, к таинствам, которые он совершал, порою делал это с доброй шуткой... Однажды крестьяне пригласили его отслужить молебен в поле, а потом хотели покатать по ржи, чтобы она была высокой. Батюшка мудро уклонился: «Я маленький, у вас хлеб будет низкий. Вы ко мне лучше в пустыньку покатайтесь, и ваша рожь будет хорошая».
Он хотел, чтобы человек не надеялся всегда только на чужую молитву, не оставался на всю жизнь духовным младенцем, не умеющим общаться с Богом, но сам обрел живое общение с Ним. Он сам не требовал от человека, приходящего к нему, чрезмерных подвигов, а желал присутствия в нем благого произволения, доверия Богу.
Сам он всегда надеялся только на Бога и всегда хотел слышать только Его, никогда не препятствовал действию Духа Святого в себе, в ближнем, в событиях жизни. Он покорялся Ему полностью: «Душе Святый, Сам во мне живи, Сам говори, Сам действуй».
Он не надеялся на свой опыт, хотя опыт у него был богатый, на начитанность (она у него была скромная, батюшка был некнижный человек), а на Того, Кто всегда дает истинный совет, истинное вразумление.
Когда спрашивали у валаамских старцев совета, то не тотчас же получали ответ. Старец долго молчал, потом скромно отвечал: «Остановимся на таком решении» и тут же прибавлял: «Приемлемо или неприемлемо такое решение?» Человек чувствовал, что ему предлагается не арифметическая формула, безразличная к лицам, не совет от себя, а нечто другое, касающееся глубин сердца и совести.
«Подавая совет, - писал свт.Василий Великий, - не произноси решительного приговора, потому что не знаешь тайн Божиих».
Поэтому совет, полученный от Бога через батюшку, очень ценили, помнили всю жизнь. Он не был прописной истиной на все случаи жизни. Не видя того, кто перед ним стоит, порой рассерженный поведением своего чада, священник дает эпитимию: «Сто поклонов!». А перед ним находится разбитый болезнью пожилой человек, который разогнуться не может, и он, естественно, не понимает этого совета, не принимает его, ибо это не совет любви, а палка для битья. Самое главное для о.Кирилла было пробудить совесть человека, оживить сердце. Одна из его духовных дочерей вспоминает: «Он брал мои руки и говорил: «Евдокия, руки мой!». А я думаю: «Я их всегда мою». А это значило, что они у меня «длинные» были. Я работала в общепите поваром и брала чужое. Все брали и брали, а я что - хуже! Одна банку повидла украдет, другая - колбасу. И не думали, что воруем. Когда поняла это, поняла, что руки мои водой не отмоешь - нужно покаяние».
Красота образа Божия совсем не утрачивается человеком, но может быть повреждена. Видя это повреждение в тех, кто приходил к нему, старец с глубоким сочувствием и состраданием старался помочь восстановить красоту разрушенного образа.
Если в миру воспитатели и родители говорили своим подопечным: «Я сделаю из тебя человека», то старец видел свою задачу в том, чтобы помочь человеку вырасти в меру его личного призвания. Он руководил духовными чадами без указов, без поучительства, без командования. Ломать человека, делать его подобным себе - духовное преступление, попрание духовной свободы, дарованной каждому человеку.
Старец приводил человека не к себе, а к Богу, не «делал» его, а взращивал, нежно и чутко, оберегая его душу от всяких соблазнов и внимательно следя за тем, как действует Дух Святой в человеке.
Пустынька и мир
Будучи монахом очень строгой жизни, молитвенником и постником, живя в тишине пустыни, о.Кирилл не был пустынножителем-анахоретом, который покинул мир, чтобы вести тихую, спокойную, созерцательную жизнь, спасая свою душу. У него не было желания скрыться в Боге и никому не показываться, потому что он был призван служить миру. Пустынька и батюшка были тесно связаны с миром, потому что мир, пораженный безверием, превратившийся в духовную пустыню, нуждался в их служении. Мир не только обступил пустыньку, но и проник в нее в образе беженцев войны, которых приютили сестры, в образе паломников, которые жаждали научиться жить с Богом.
Пустынницы по просьбе властей ездили работать в колхоз, поднимали его. «У нас некому работать, - говорили приглашавшие, - молодежь учится, на поле одна-две старухи ковыряются».
Сестры трудились в колхозе с восьми часов утра до пяти часов вечера. О.Кирилл со старшей сестрой мон.Евгенией провожал их, благословляя отъезжавшую машину, и встречал их.
Работа монахинь всем нравилась. «Когда вы начинаете первые сажать в парниках, - говорил председатель колхоза, - у нас все хорошо растет и чисто. Когда мы начинаем сажать первыми, у нас бывает много травы и всего нехорошего».
Он очень любил и уважал сестер, всегда звал их потрудиться.
Колхозники заботились о монахинях: привозили на работу и увозили домой, приносили на поле еду, давали свою молотилку, чтобы обмолотить монастырское зерно, вспахивали монастырские поля, делали для монастыря все, что монахиням было не под силу. Сложилась удивительная взаимопомощь и общение. Колхозники стали приходить на монастырские службы. «Жили как одна семья, - вспоминают сестры, - мирно жили. Они нам помогали, а мы - им. Никаких упреков не было, что я колхозник, а ты монах».
Работа для сестер в колхозе была не благотворительной службой, а служением любви, потому она принесла плод открытости и взаимной любви.
Когда власти хотели закрыть пустыньку, колхозники встали на защиту монастыря: «Монахини хорошо нам помогают. Не трогайте их». Гонители отступили.
Ради служения ближним, созидания Церкви, о.Кирилл нередко покидал свою маленькую пустыньку и бесстрашно удалялся в огромную пустыню жизни, где его ждали с жаждой духовного общения в городах и селах, тайных монастырях и скитах монахи, находящиеся в рассеянии, гонимые христиане. В обстановке преследования за веру он миссионерствовал тайно, прикровенно: для бдительных властей это были поездки по сборам на бедную пустыньку, разоренную войной.
О.Кирилл никому ничего не навязывал, люди сами просили его прийти к ним, приехать, и он с радостью отправлялся в ближние и дальние путешествия, а если сам не мог добраться до очень отдаленных мест, то посылал туда своих помощников. Так, некий юноша, Александр из Ташкента, был отправлен им с пакетом в Усть-Кут к трем старцам, жившим в доме с зеленой крышей... Эти старцы повезли его в какой-то тайный монастырь на севере.
Самым главным в этих поездках была христианизация людей, их воцерковление. О.Кирилл миссионерствовал в разной среде: беседовал с отдельными людьми в семьях, которые очень хорошо знал
в Елгаве, в Риге, в Белополье, в Москве, в Санкт-Петербурге, в Пензе, в общинах. В период гонений существовало немало христианских общин, не имеющих ни пастыря, ни храма. Одних несвобода сломила, другие жили не как запуганные христиане-одиночки, а духовной семьей, постоянно собираясь по домам на богослужения мирянским чином. Такая община была в Тверской области, в селе Жарки, в которую входило человек тридцать. Много раз община обращалась к местным властям с просьбой зарегистрировать ее и дать ей пастыря, но безрезультатно. Жарковцы, имея жажду евхаристического общения и духовного руководства, начиная с 1958 года приезжали за помощью в Ригу к старцу-священнику Иоанну Журавскому (1867-1964), но когда тот физически ослаб и не мог служить и принимать людей, передал своих чад о.Кириллу, будучи одного духа с ним. «Вас надо дальше вести, - сказал он им, - а меня скоро не будет». Жарковцы стали ездить в пустыньку, иногда всей общиной или поодиночке, начали помогать ей: посылали муку, воск - «Боженькин хлеб», как называл его о.Кирилл.
Эта община испытанных христиан жива, имеет построенный своими руками храм и пастыря.
Благодаря такому служению старца, приходы на месте оживали, увеличивались, в них появлялась закваска общинной жизни. Налаживалась духовная связь с пустынькой, с ее старцем. Ее поддерживали письма, которые батюшка писал всем, кто был близок ему сердцем. Многие из общавшихся со старцем стали познавать Церковь и церковность.
Тех, кто боялся крестить детей в храме, старец жалел. У него был помощник, который разузнавал о таких. О.Кирилл говорил ему: «Скажите им, что есть батюшка, который сам придет, окрестит без денег». И ездил после вечерней службы по домам, тщательно скрывая это от матушек. Однажды летом, возвращаясь после крестин, о.Кирилл почувствовал себя так плохо, что не мог выйти из машины; послушнику Ивану Андреевичу пришлось его незаметно лесом пронести на руках в келию.
Люди просили батюшку освящать дома, квартиры. Приглашали и партийные, которые потом привязывались к нему и тайно приходили в пустыньку на исповедь или побеседовать. В одной семье начали все болеть, призвали батюшку, его молитвы помогли.
